Нина Васина - Красная Шапочка, черные чулочки
- Разрешаю...
Я продержалась на высоких каблуках еще минут десять, пока из джипа выгружали ящик шампанского и открывали бутылки; потом предчувствие обморока заставило взять в руки по туфле и бежать босиком - по разлившейся пене, по россыпям конфетти, по клочкам тополиного пуха - так долго, насколько хватило сил дышать.
- Когда ты встал с колен, на белых брюках проступили красные точки, - я выбираю самую большую виноградину и катаю ее по лицу, пока она не нагреется и не потеряет своей холодной нежности. - Ты исколол свои колени до крови.
- Да что там - пропал костюм! - соглашается мой жених, поглядывая на часы. - Когда ты сбежала, твоя подружка... эта, как ее?..
- Авоська?
- Да, она все выпытывала у меня - зачем я спрашивал о месячных.
- И что ты сказал?
- Сказал, что хочу иметь сразу же после свадьбы полноценный, ничем не сдерживаемый секс, дней на десять.
- О! - Я округлила рот и попробовала эротично протолкнуть в него нагретую виноградину.
- Знаешь, что мне сказала эта язва? Она, видишь ли, подумала, что меня беспокоит происхождение крови на брачной простыне. Вроде того, что я должен быть уверен - это кровь девственницы, а не кровь месячных. Ты обсуждала с подругой наш договор?
- Договор о моей девственности? Конечно, обсуждала. Сразу же после того, как ты выскочил на меня из леса. Попозже. Вечером. С бабушкой.
- Ты еще и бабушке это рассказала?
- Я должна была выяснить, что такое - девственница! Мне только что исполнилось десять - тебе не приходило в голову, что я просто могу этого не знать?!
- Десять!.. - Мой жених садится на ковер у моих ног, снимает туфельку и задумчиво проводит моей ступней по своей щеке. - Ты была так прекрасна, у меня сердце остановилось, так ты была прекрасна! Испуганная, как застывшая на секунду в луче солнца птичка...
- А ты был настоящий идиот! Весь в крови выскочил из кустов на ребенка и плотоядно зарычал: "Красная Шапочка, я тебя съем!" И бросился кусать мою коленку!
- Я не кусал! Я упал перед тобой, обхватил ножки, чтобы поцеловать. Согласен, с Красной Шапочкой получилось слишком напряженно, но я же сразу попросил прощения и еще попросил стать моей женой.
- Я чуть не умерла со страха!
- Да? Мне так не показалось. Ты потрепала меня ручкой по затылку и нежно так согласилась: "Хорошо-хорошо, только мне нужно закончить школу". Такой прагматизм меня привел в замешательство. Мне стало стыдно своего возбуждения.
- Ничего тебе не было стыдно. Взял меня на руки и с пристрастием стал допрашивать!
- Ничего я не допрашивал. Я спросил, целовалась ли ты в губы. Я же не просто так спросил, я хотел, чтобы ты разрешила мне показать тебе, как нужно правильно целоваться, раз уж мы с тобой пришли к такому важному соглашению стоило закрепить его поцелуем. - "Пять раз", - ответил мне ангелочек с запахом ванили и яблок. - "Наверное, тебе понравился этот мальчик, раз ты целовалась с ним пять раз?" - Я решил притупить укол ревности, да-да, настоящей ревности! И что же я слышу в ответ? - "Это были пять мальчиков", отвечает моя прекрасная птичка! Что я должен был подумать? Пять мальчиков! А я уже предложил этой ветренице руку и сердце?!
- Да ты весь затрясся, как больной, опустил меня на землю и потребовал обещания, что сохраню свою девственность для мужа. Что мне было делать? Я обещала, обещала, обещала... У тебя глаза плавали в полном безумии, руки и одежда в крови, лицо залито слезами!..
- Ладно, не вспоминай, у меня тот день был просто черным, пока я не встретил тебя. Проклятый день...
- А у меня тот день был решающим. Как будто я переступила границу света и тени. Я помню все до мелочей, все краски и запахи. Разве так бывает?
Мне было десять лет. Стояло яркое июньское утро, и все было бы прекрасно, если бы не ранняя пора этой яркости и легкого душистого ветра (тополя расклеились) - шесть утра! Мама растолкала меня и попросила испечь пирожки. Она не обращала внимания на мои глаза, вытаращенные в сторону тикающего будильника, на зевки во весь рот.
- Я сделала опару, а она не подходит! - восклицала мама в отчаянии. Сегодня седьмое июня, тебе уже десять лет, это очень важный день, очень! Опростоволоситься в такой день будет самым страшным ужасом моей жизни!
- А что у нас седьмого июня? - сочувственно поинтересовалась я.
- Это день бабушки.
- Бабушка умерла зимой, а родилась весной.
- Это другая бабушка! - Мама трясет меня за плечи и умоляет поторопиться: поезд в десять двадцать.
- Поезд? Какая-то бабушка приедет к нам на поезде?
- Да нет же! - Она толкает меня к раковине и даже делает довольно неумелую попытку обмыть холодной водой лицо, как маленькой. - Это ты поедешь на поезде!
- Здорово! - От такого сообщения я моментально проснулась. - Одна?
- Одна - до Мещерской, а там тебя будут ждать и отвезут в Загниваловку на телеге!
- Куда меня отвезут?
- В Загниваловку, к бабушке. Ты ее не помнишь, это моя свекровь - мама твоего отца. Ну, шевелись же, я тебя прошу!
Осмотрев совершенно бесчувственное сероватое месиво в миске, я укоризненно вздохнула:
- Дрожжи разводила молоком?
- Молоком! - стонет мама.
- Нагрела как следует, да?
- В книжке написано, что разводят теплым молоком!
- А ты, как всегда, чтобы побыстрей было, решила, что чем горячее, тем лучше, так? - провожу я доследование, обряжаясь в фартук. - Ничего с этой опарой не выйдет, ты сварила все дрожжевые споры.
- Чего я сварила?
- Много-много крошечных розовых зародышей будущего чревоугодия. Понюхай, их окоченевшие трупики уже попахивают тухлой кислятиной!
Мама шарахается от поднесенной к ее лицу миски.
- Что же делать? - Она в отчаянии.
- Купим этой бабушке десяток эклеров в булочной на углу. Подумаешь, проблема!
- Ты не понимаешь, у нас уговор, и я должна была его выполнить день в день! Я проснулась ровно в полночь, с потолка свисал тяжелой паутиной страшный космический мрак, и я вспомнила, что обещала своей свекрови девять лет назад, клялась, можно сказать, на крови!
- Сядь, - предложила я на всякий случай табуретку. Мама была не только бледная, она была еще и потная! С виска стекала капля пота, и это убедило меня в важности происходящего.
- Твой отец не хотел разводиться, хотя уже сожительствовал с другой женщиной! - вдруг громко воскликнула мама.
- А это тут при чем? - я обеспокоилась, не тронулась ли мама мозгами от запаренных горячим молоком дрожжей.
- А свекровь сказала, что поможет избавиться от этого бабника и заставит его платить деньги на содержание ребенка, но при одном условии! В первое воскресенье июня месяца, когда тебе исполнится десять лет, ты должна приехать к ней в гости!
- Интересная мысль. - Я тоже присела рядышком, наклонилась и положила голову маме на колени. - Десять лет - это странно, тебе не кажется? Она что, боится маленьких детей?
- Нет. - Мама замялась. - Как бы это сказать... Она не была уверена, что я смогу тебя вырастить до этого возраста и не угробить, понимаешь?
Это я как раз отлично понимаю. Мама дважды забывала меня в младенческом возрасте в коляске у магазинов и четыре раза в песочнице у дома, когда я уже начала ходить.. Но дело, конечно, не в этом. Дело в Службе спасения. Был такой кошмарный год, когда я вызывала эту службу шесть раз. У мамы при протира-нии пыли дважды застревала рука в батарее, она провалилась ступней в сток унитаза и не смогла ее вытащить, постирала котенка в стиральной машине вместе со своим шелковым бельем (деликатная стирка), свалилась с балкона, вешая простыни, и повисла на оборванном шнуре, обмотавшем ее запястье, а уговорив меня, шестилетнюю, покататься на санках, села показать, как правильно рулить на льду пруда, и дорулила как раз до проруби. Сердобольные диспетчеры в Службе спасения, уже узнающие мой голос по телефону, во время успокаивающих разговоров советовали мне (шестилетней!) пройти курсы оказания первой медицинской помощи, побыстрей научиться плавать, готовить, стирать и убирать квартиру. Что я и делала в перерывах между учебой и балетной школой.
- Ладно, - сказала я маме. - Десять лет наступило в прошлом месяце, я выжила. Что дальше?
- А дальше свекровь сказала, что сама разберется с укреплением твоей жизнеспособности.
- Да я ее не помню!
- Это неважно, - отмахнулась мама. - Пирожки, вот проблема!
- А пирожки зачем?
- Она сказала, чтобы в первое воскресенье июня твоего одиннадцатого года жизни я испекла пирожки, - вспоминает мама, - приготовила ее любимое... О боже! - Она вскочила и забегала по кухне. - Ее любимое селедочное масло! Нет мне прощения!
- Еще и масло, - только и смогла посетовать я, уроненная ею на пол при вскакивании.
- Масло - это просто, - утешает себя мама, - это ерунда совсем, нужно из селедки вытащить все кости, перекрутить ее через мясорубку и смешать со сливочным маслом в какой-то простой пропорции. Это просто, но вот пирожки!..
- Давай выпотрошим и вымоем холодильник, - предложила я.
