Валентина Панченко - Происшествие на ярмарке
Бледный поп попытался возразить Геннадию, но голос у него сорвался. Прямо на старика стекала ржавая вода, однако он не двигался с места, словно пришитый. Смешно дернул носом, провел рукой по лицу. Было похоже, что он вот-вот заплачет.
- Отче, допрыгался, - проговорил неторопливо Федор Связной - крепкий носатый парень с маленькими поросячьими глазками на скуластом лице. - А ведь тебе давно было говорено: не мути наших старых баб и дедов, убирайся по-хорошему восвояси. Теперь за все эти беззакония будешь нести ответ. Сам, собственной персоной. Но неужели и вправду обворовали? - усомнился он.
- Решетку ажурную с окна сорвали, - хрипло произнес поп.
- А помнишь, я тебе говорил, когда забор чинил: "Беда будет, нужно штыри цементом залить, все они расшатанные от времени". Ну теперь, значит, кто-то на христово имущество и позарился. Однако обидно, - с горечью заключил Федор. - И ты, Генка, здесь свои права не качай. И не путай редьку с яичницей. Грабеж есть грабеж!
- Я знаю, кто мог самолично это сделать! - под нарастающий шум дождя на весь амбар фальцетом закричал мужик со впалой грудью, реденькими рыжими волосиками и оттопыренными ушами на большой голове. Глаза его горели. Он быстро пробрался к краю сцены. - Я догадываюсь! Решили, значит, что при новой власти все можно. Вот он, - рыжий решительно ткнул пальцем в сторону Генки, - он и виноват. Кто ж, кроме него, на такое способен. На том крест кладу! - Он суетливо перекрестился и с широко открытыми глазами, не мигая, застыл.
Совершенно не ожидая такого поворота событий, Кривеньков даже присел от неожиданности. Мигом разъярившийся поп Алексей медленно пошел на него, угрожающе выдвинув вперед густую бороду. В амбаре заулюлюкали. Свист и топанье ног, крики "Ату его!", "Тащи в каталажку!", "Братцы, да что же это?", басистый смех, ругань, бабий визг и дробный перестук утихающего дождя - все это слилось в мощный гул, наполнявший сердце Виталия отчаяньем. "Генка украл! Не может быть! - пронеслось у него в голове. - Но почему же никто не встанет и не опровергнет это? Почему сам он молчит?" Для Виталия Кривеньков был примером во многом, он завидовал его решимости, энергичности.
Робкий, стеснительный парень среди своих сверстников слыл тюхой-матюхой. Вообще-то сам Виталик знал, что не такой уж он простой. Все-таки много читал и даже втайне сочинял стихи. Остро чувствовал чужую боль и радость. Когда Генка влюбился в соседскую Нину, то первому рассказал об этом Виталию. Тот искренне радовался за друга, старался смотреть на мир его глазами. Но не всегда это получалось. И невольно рождались строчки: "В жилах моих не кипит моя кровь, сердце мое не терзает забота. Неужели на свете бывает любовь? Мне, ей-богу, не верится что-то". Он зачеркнул "ей-богу" и поставил "ребята" - так, он считал, будет более убедительно. Виталий поэтически воспринимал окружающую действительность, смотрел на мир глазами мечтателя. И порой страдал от насмешек товарищей...
"Театр" по-прежнему бушевал, священник размахивал кулаками. На сцену поднялось еще несколько человек. Один лишь Федор Связной пытался защитить Генку. Отчетливо был слышен резкий голос рыжего.
- Я давно знал, что вся эта голытьба не за здорово живешь агитацию промеж нас ведет. Для них ничего святого нету, ради собственного благополучия они не только церковь ограбят - родную мать по свету пустят!..
- Да с чего ты взял, что это он! - крикнул Федор. - За ложные показания знаешь что бывает?
- Знаю, и ты меня не пугай. Я факты имею. Вот эта кепочка, ее все у нас знают, потому как добрый христианин такую полосатую гадость носить постесняется... - Он победно, словно флагом, замахал головным убором.
Все сразу узнали кепку. Геннадий носил ее не снимая почти круглый год, несмотря на мороз или жару. Прошлым летом гостил у родственника в Нижнем, и там ее подарил ему какой-то авиатор. Кривеньков ему большую услугу оказал. Была ветреная погода, но летчик, желая доказать, что его машине ветер не помеха, стал приглашать с собой в полет охотников из публики. Никто не решался, и тут вдруг вызвался Генка...
- Вот эту безобразию я подобрал утром возле церкви, как раз в том месте, где окно. Но я, конечно, и мысли не допустил, что при этом, значит, нечистое дело совершилось, и хотел ее преспокойненько вернуть хозяину. А получилось, что хозяин-то - преступник!
- Ай да Генка, ай да артист!
- Судить таких надобно!
- А еще грамотный.
- Чертово племя, ничего святого для них нет!
- За воровство руки обрубать надо!
- Бог все видит, себя в обиду не даст!..
Федор выхватил у обличителя кепку и стал пристально ее рассматривать.
- Это еще не доказательство, - неуверенно проговорил он, стараясь оттянуть время.
- А нам они не требуются, - раздувая ноздри, гаркнул прямо ему в лицо Матвей Митрофанович, всего несколько минут назад участвовавший в инсценировке. - Я только об одном жалею - что этот паршивец втянул меня в свои занятия. Грех меня попутал. С жуликом связался. - И, ни на кого не глядя, тяжелой походкой направился к выходу.
- Дядя Матвей, да не верь ты им! - закричала ему вслед Нина. Она закрыла лицо руками и громко, навзрыд заплакала, Матвей Митрофанович на минуту остановился. Лицо его выражало безразличие и разочарование. Он устало махнул рукой и снова пошел к двери. Но покинуть амбар не успел. На пороге стоял Егор Иванович Тупиков - участковый милиционер. Он энергично забрался на сцену.
- Отпустите его, - приказал Тупиков двум рослым парням, державшим Кривенькова за руки.
Собравшиеся заинтересованно молчали, приготовившись ловить каждое слово сотрудника милиции. Но тот молча увел Геннадия. Неожиданно вперед выбрался взлохмаченный парнишка. Он озорно блеснул глазами и громко объявил в зал:
- Концерт продолжается! Песня "Мурка". Слова народные.
И тут же получил подзатыльник кого-то из взрослых.
...Судно качнуло, звякнула посуда. Из открытого окна послышались отрывистые команды. Виталий пристально всматривался в ночную мглу, пытаясь определить, какая пристань за бортом.
- Васильсурск! - раздалось из темноты.
- Завтра к обеду в Нижнем будем, - сказал Евгений Николаевич.
Они вышли на палубу. Свежий ветер приятно холодил лицо. Виталий всматривался в ночь, стараясь различить прибрежные постройки, но ничего, кроме темных пятен, не было видно. Его спутник достал пачку папирос, долго шарил в ней пальцами, потом резко смял и выбросил за борт.
- Кончились, - огорченно проговорил он. - Сбегай-ка в каюту, там на столе должно быть курево.
В голове Виталика еще шумело от выпитого. Он шел не спеша, испытывая какое-то радостное чувство. Тускло расцвеченный неяркими огнями пароход, на котором он так неожиданно очутился, проплывающие крутые берега - все это волновало. Он давно мечтал о таком путешествии.
На столе было пусто. Внимательно осмотрев каюту, Виталий решил заглянуть в чемодан дяди - возвращаться с пустыми руками не хотелось.
Он аккуратно поставил чемодан на кровать и, открыв замки, легко приподнял крышку. Сразу же увидел два больших подсвечника, перевязанных носовым платком. Они лежали на полотенце, из-под которого виднелся край иконы. Внутри у парня похолодело. Оцепенение прошло быстро. Он все понял, но как быть дальше - не знал. Наконец увидел папиросы. Взяв одну пачку, плотно закрыл чемодан и поставил на прежнее место. Вот так дядя! Выходит, это он обчистил церковь! "Что же делать, как быть, что предпринять?" Мысли лихорадочно путались, опережая друг друга. Виталий почувствовал, как по спине прокатилась струйка пота.
- Тебя только за смертью посылать, - услышал он за спиной недовольный голос Евгения Николаевича. - Что с тобой? - Дядя молча вгляделся в лицо "племянника". - Не можешь пить - не берись. Похмелье выходит. Давай-ка спать...
Тонкий луч солнца упал на Виталия. Он проснулся. Полумрак каюты, казалось, дрожал в такт работающим поршням машины, увлекающей пароход по серым волнам реки. Рядом, широко раскинув руки, тяжело сопел Евгений Николаевич. Виталий перевернулся на живот, сгреб подушку, удобно подложил ее под грудь и стал смотреть в окно, за которым проплывал берег, сплошь заросший кустарником. Короткий сон немного снял напряжение минувшей ночи, но в голове все еще стоял какой-то звон. Молодой человек не испытывал страха. Но никак не мог смириться с мыслью, что этот человек не тот, за кого выдает себя.
- Не спишь? - "дядя" грузно перевернулся на бок и потянулся за папиросой.
Его голос вернул Виталия к действительности. Как же себя вести? Признаваться, конечно, нельзя.
- Чего смотришь? Или не узнаешь? Не дрейфь, набирайся сил - ты мне еще пригодишься. В Нижнем нас ждут великие дела...
Голос опасного спутника, казалось, звучал откуда-то издалека. Парень попытался было улыбнуться, но внезапно понял истинный смысл этих слов и весь сжался.
Огромный двухведерный самовар, блестя начищенными боками, попыхивал струйками пара. Его разлапистые ножки плотно приросли к массивному столу, покрытому свежевыстиранной скатертью. Молодой буфетчик ловко орудовал заварным чайником, одновременно наполняя стаканы и чашки крутым кипятком.
