Юрий Михайлик - При странных обстоятельствах
А все прочие обстоятельства взлома категорически не совпадали с приморскими. Взломщики забрались на чердак колхозной конторы досидели там до ночи, затем спустились внутрь через чердачный люк, оглушили и связали сторожа, открыли входную дверь и впустили сообщника с автогенным аппаратом. Затем вскрыли сейф, забрали деньги и исчезли. А сторож — девятнадцатилетний парень, оглушенный и связанный, умер от асфиксии — задохнулся.
Тут уж дело взяла на контроль прокуратура, а областное управление милиции забрало его у шиловских товарищей. Присовокупили материалы из Октябрьского райотдела, создали оперативно следственную группу и поставили во главе Малинина.
История с двойным взломом и смертным случаем, конечно, дошла до высоких инстанций, времени на раскачку никто не даст, ошибок, неизбежных в спешке, тоже прощать не будут. А концов пока никаких. И Василькова нет, и Макса тоже нет. Чумаков хороший парень, а опыта мало Пронько из Шиловского райотдела старательный, дотошный, Малинин его помнил по стажировке, которую Пронько проходил в управлении, но не шибко грамотный, кругозора маловато. Коля Осецкий — тот весь в движении, в на поре, ему бы бежать да хватать, а тут нужна методичность, въедчивость, терпение. А Кравец вообще непонятно что. По опыту Малинин знал, что ценных работников райотделы откомандировывают очень неохотно, стараются дать что поплоше. А главное, фактов, фактов нет! Нет приличных, внушающих доверие фактов. Все как мылом смазано — скользко и пенится.
За окном вдалеке виднелся краешек моря. Еще час назад он был густым, синим, а теперь тоже поблек, слился с небом, отличить черту горизонта можно было только по силуэтам теплоходов — за самыми дальними и начиналось море. И все это качалось дрожало в зыбкой знойной пелене.
2
Игорь босиком прошлепал в ванную и только под душем открыл глаза как следует. Потом вытер лужицы на кафеле — если бы не вытер, получил бы вечером по первое число. Марина — чистюля, маленькая их однокомнатная квартира вся сверкала и сияла, она была предметом постоянных Марининых забот и столь же постоянной ее гордости.
Марина уехала к тете Агате еще в четверг вечером. Отдежурила на работе, получила сутки свободные, на вторые договорилась о замене — хлопот с именинами хватало. Игорь же вчера предупредил хозяев квартиры, где они сейчас шабашили, что и в субботу работать не будут. Те конечно, не обрадовались, но возражать не посмели: обидишь мастеров, сам потом раскаешься. Так что и у Игоря эти два дня были свободны полностью.
Съел яичницу, выпил чаю, начал собираться. Сбор гостей назначен был на четыре, когда жара немного спадет, но он обещал приехать пораньше.
В темных очках, в белых джинсах — курточка на руке, в цветной, приятно облегающей рубахе сбежал Игорь по лестнице, вышел на жаркую улицу. Курточка по такой погоде вовсе ни к чему, но не разбивать же костюм.
Все в это утро шло легко и радостно, все получалось само. И такси подкатило. Шофер быт какой то сердитый, но Игорь внимания не обратил, сказал весело:
— За цветочками, шеф!
Выбрал два букета роз, яркие и чуть побледнев, заплатил сколько сказали, а сказали крепко, в другой день он бы ответил, а тут не стал, вернулся в машину, устроился с розами поудобнее, назвал адрес.
— Давай, товарищ командир, на всю катушку. Мы народ простой, нам хорошо, и всем неплохо!
С этим текстом шлепнул он шоферу на колено десяточку. Тот хмыкнул, но десяточку прибрал и придавил так, что домчал до дачи по воздуху, а край неближний…
— Ах, какие розы! — только и сказала тетя Агата. Игорь вручил ей те, что поярче, а что побледнее — Марине. Обе еще были по-домашнему, но стол уже сиял на веранде, набирал силу.
Игорь по-родственному чмокнул тетю, крепко обнял жену, вытащил коробочку с “сейкой”.
— Ах, какая красота! — тетя Агата была в восторге. Часы Марине пришлись точно по руке — не зря Игорь возился тайком, пока спала Марина, запястье измерял, потом звено целое из браслета вынимал, не хотел ей ничем портить радость. Марина ответила на подарок поцелуем. Знает — не часы бы ей подарил сегодня. Знает — и ценит.
— Марш в садик на гамак, тут нам еще работы и работы! — скомандовала Марина.
На гамак Игорь устраиваться не стал — не хотел мять джинсы, сел на скамеечке в тени, рубашку расстегнул на груди, полузакрытыми глазами глядел на то, что Марина назвала “садиком”. Участочек у дяди Сережи был маленький, даже на садик не тянул. Чистенько, ухожено, никаких грядок, клумбочка небольшая, пять фруктовых деревьев — вот и все. Дорожка асфальтирована, деревца побелены. Скромная дачка — две комнаты и веранда под шифером.
Все правильно.
Конечно, по-хорошему не так бы отпраздновал Игорь Маринино тридцатилетие. Он хотел сперва снять зал в ресторане, оркестр, гостей назвать человек сто пятьдесят, стол накрыть по первому классу, чтоб у всех глаза лопались и слюнки текли. Но сам понял — не теперь. И предложил жене скромнее — не зал, а зальчик, не ресторан, а кафе тихое такое, гостей — человек сорок, и чтобы все было прилично, как у людей.
Марина вроде и не спорила. И привычки у нее такой не было — спорить. Она слушала, кивала, вставляла какие-то слова, а потом само собой оказывалось, что все вы обдумали, все решили совсем не так, как раньше, а как раз так, как Марина считала правильным. И про кафе она была со всем согласна, это сам Игорь уже думал, что там и жарко, и тесно, и готовят плохо, и украдут много…
Дома справлять именины не хотелось. Однокомнатная квартира, а в такой тесноте что-нибудь обязательно сломают или испортят. Марина домой гостей звала редко и неохотно.
И как-то само собой вышло, что праздновать удобнее всего у тети Агаты на даче и что с ними примерно уже договорено, они не возражают, наоборот, только рады, и тетя Агата поможет накрыть и убрать, да и не так жарко, море рядом.
Игорь только улыбнулся. Марина была великий дипломат, это уж ясно — ее не переспоришь. Умеет жить с людьми, умеет на своем поставить без крика, без скандала. И себя может поставить. И тоже без крика. Ну, вот кто она была для той же тети Агаты, для дяди Сережи? Ноль без палочки, двоюродная племянница, пришей кобыле хвост, домработница приходящая — за харчи да из милости. Уже и медучилище кончала, а все еще с Машкой возилась, все еще покрикивали на нее — принеси, убери. А Игорь? Когда они семь лет назад поженились, он же ясно читал в глазах тети Агаты: вот так парочка, работяга несчастный да дурочка деревенская. Наплодят детей и одалживай им всю жизнь — от аванса до получки. А вот поднялись за семь лет! Кто они теперь для дяди Сережи и тети Агаты? Самые родные люди, самые близкие. И ровня во всем. Вот так. И все правильно.
Смешно сказать — семь лет назад вот эта дачка казалась Игорю чудом из чудес, богатством, символом процветания. А потом стал думать — ерунда, дачка у дяди Сережи хиловатая, люди совсем по-другому живут. И снова свою глупость показывал. Только теперь и понимает Игорь. Не богатство эта дача, не бедность, а признак разума. Дача в самый раз, никакую другую умный человек в кооперативе заводить и не должен, тут забора нет, чужих глаз полно. А так все скромно и достойно. Мудрый мужик дядя Сережа.
Для себя Игорь планировал иначе. Надо купить не дачу, а частный дом в дачном районе. И там уже оборудовать все по высшему классу. Даже сауну. Все можно, были бы деньги да желание. Но пару лет придется, конечно, обождать, тут Марина права.
С внезапным раздражением вспомнил Игорь про Степу. Степа — и тут Марина тоже оказалась права — становился проблемой. Никаких доводов не слушал, злился, пил, а спьяну мог нагородить такого — не расхлебаешь…
Что делать со Степой, Игорь не знал, зато знал, что машину надо брать уже сейчас. Без тачки — как без рук. Хотя покупать надо тонко, одолжить немного. Хоть у дяди Сережи взять пару тысяч на всякий случай.
— Не скучаешь?
Аж присвистнул от удивления: в черных блестящих брючках “диско” — и когда только купила, ничего про них не знал, — в красной американской кофте, в черных “лодочках” лакированных, косынку сняла — прическа люкс, не зря Юлик столько дерет, знает свое дело. Вышла жена — экстраультрасупершик! Игорь улыбался молча, и она ему улыбалась, довольная. Конечно, не в “фирме” дело и не в том даже, что все у нее на месте, все как надо, не в том дело, что в тридцать ей редко кто двадцать пять даст, а дело все в том, что это жена — г на все времена. Мариша, женуля, роднуля, кореш, умница…
Первые годы буквально тряслись над каждой копейкой — ничего себе не позволяли. Но без скупости. На хорошие вещи Марина денег не жалела. Бережливая, но не жадная. И что главное — по характеру она домашняя, прямо кошка, дом для нее — все. Когда квартирку эту выменяли, она ее по плиточке кафельной, по парке-тинке вылизывала. Но знает — жить все равно с людьми. Помнит про это. И в поликлинике ею не нахвалятся, что ни праздник — премия, и все Марина Петровна, Марина Петровна.
