Виктор Попов - Песня
Сложил в чемодан вещички - и на попутную... Уже на вокзале наш завгар догнал. Михаил Родионович, фамилия у него приметная - Махно. Никак заметать начинает. - Василий вытянул шею, всматриваясь в освещенный "коридор".
Сергею приходилось слышать о степных буранах, которые, неожиданно начавшись, иногда свирепствуют по нескольку дней, до крыш заносят избы, валят телеграфные столбы. Представив, что начинается именно такой буран, Сергей поежился и тоже стал напряженно всматриваться. Снежный дым уже не стелился по земле. Он набегал волнами, перехлестывая через радиатор. Казалась, что машина движется в жидко разведенной извести.
- Не было печали. - Василий вполголоса выругался - Дороги почти не видно.
- А долго еще ехать? - спросил Сергей.
- Если по-хорошему, часа два. Вообще-то был бы я один, вернулся - Зачем же дело стало? - Сергей живо обернулся к шоферу.
- Нельзя, - убежденно сказал Василий. - К завтраму дороги переметет, не проедем А сейчас, может, проскочим.
- А если не проскочим? - спросил Сергей и испугался вопроса.
Шофер не ответил. По усилившемуся гулу Сергей понял, что машина пошла быстрей.
Вскоре ветер стих, и поземка прекратилась. От степи повеяло привычным добродушным покоем Среднерусской равнины И Сергей успокоился: не всякая поземка переходит в буран. Когда он высказал это предположение, Василий неопределенно дернул плечом и на секунду выключил свет. На машину упала темнота. Не сумеречная, когда окружающее угадывается по расплывчатым, неестественно большим силуэтам, а темень густая, непроглядная, до того тяжелая и плотная, что, кажется, ее можно резать ножом. Василий авторитетно пояснил:
- Облака к земле спустились. Они уже с полудня густеть начали. И потеплело. Буран будет.
Уловив недоверчивый взгляд Сергея, он обиделся.
- Верное дело. Мы всю метеорологику на практике прошли, когда еще в палатках жили. Скоро снег пойдет.
И, будто ожидавшая этих слов, на стекло опустилась снежинка. Вслед за ней другая, третья .. Мягкие и крупные, как тополевый пух, они прикасались к стеклу и тут же таяли. Сбоку налетел ветер. Снежинки рванулись закрутились в пляске. На стекла снег налипал плотно, словно приклеивался. "Дворник" с трудом проходил полукруг, оставляя за собой волнистые водяные дорожки.
Свет ударялся в пляшущую белую стену, падал рядом с машиной и, словно чувствуя себя виноватым, сжимался в комок. Машина, буксуя, пробивалась сквозь густое месиво. А метель все усиливалась По тому, как резко и часто шофер поворачивал баранку, Сергей понял, что с дороги они сбились. После особенно крутого поворота не выдержал, буркнул.
- Доездились как будто.
- Еще неизвестно.
- Чего там. . Полезли идиоты на рожон. Неизвестно...
Сергеи криво усмехнулся и достал папиросы.
Папироса была испытанным средством. Пока вьется запашистый дымок, а от крепких затяжек слегка кружится голова, не хочется ни думать, ни спорить. А сгорит папироса - смотришь, и злости нет. Так было и на этот раз. Затаптывая окурок, Сергей уже ругал себя за резкость. Ему казалось, будто Василии догадался, что он боится.
Василий, навалившись на руль грудью и почти касаясь лбом стекла, пытался различить дорогу. Но впереди была лишь белая трясущаяся стена, по которой ошалело метался комочек света. Все чаще буксовали в снежных заметях колеса. В такие моменты гул мотора переходил в рев, машина дрожала и дергалась, словно в припадке. Пожалуй, следовало остановиться и дожидаться утра. Если к тому времени буран не утихнет, то, во всяком случае, будет гораздо легче определиться. Но если остановиться, занесет так, что и не вылезешь.
И Василий упрямо давил на акселератор, изредка косясь на пассажира, который слишком уж часто начал курить.
"Черт с ним, пусть курит, только бы не ныл", - думал Василий. Неизвестно, от кого пошло, но в их совхозе не говорили хороший человек, плохой человек. Определяя людскую ненадежность, здесь заключали: с ним бы я на целину не поехал. Подходит этот киномеханик для целины или нет? Окончательного вывода Василий сделать так и не успел. Всматриваясь в дорогу, он совершенно забыл о доске приборов. И когда взглянул - у него похолодело внутри и тело на мгновение сделалось очень легким: стрелка уровня бензина подрагивала в левом углу экрана, приближаясь к нулю.
Всматриваясь в дорогу, он чувствовал, как покрывается испариной лоб. Тугой струной звенело: "Как же так...
как же так". Медленно перевел скорость в нейтральное положение и снял ногу с педали.
Сергей коротко спросил:
- Засели?
- Горючее кончается. - Василий расслабленно откинулся на спинку сиденья. Почувствовал, как сильно устал за последние час-полтора. Грудь болела, руки и спина затекли. Он ждал, что пассажир начнет ругаться.
И будет прав. Во всем виноват он, Василий. Знал, что горючего полбака, и поленился заправиться в райцентре. А потом не захотел вернуться. Кого удивил... Во время бурана остановиться в степи. Да за это не только ругать надо.
Мотор тихо гудел, и машина мелко дрожала. В степи тонко и противно выл ветер. По кабине сухо барабанили снежинки. Казалось, что кто-то стучит костяшками пальцев. Сергей курил и молчал. Потом, очень тщательно потушив окурок, скорее с любопытством, чем с беспокойством, спросил:
- Делать-то что будем?
Василий пожал плечами. Несколько секунд опять молчали. Вдруг Василий вполголоса запел:
Едем мы, друзья, В дальние края...
- Слушай, друг, ты мне эту чертовщину брось!
- Чего, песню?
- Это, по-твоему, песня...
- Мне, например, нравится. Когда мы в палатках жили...
- Что ты палатками козыряешь. Я бы тоже жил, если бы послали. В общем, ты ее не заводи. Не переношу. Чем ее петь, лучше "ура" кричать не переставая.
- Я под эту песню из дома уезжал.
- И я под нее. Из-под каждой подворотни горланили. Давай-ка вот лучше решим, что делать будем.
- Придется утра ждать.
- До утра загнемся десять раз.
- Главное не загнуться первый, остальные девять пустяки.
Василию тоже было не по себе. Но Сергей не хотел и не мог с этим считаться. Его возбуждала мысль, что этот парень, совсем еще мальчуган, имеет перед ним неоспоримые преимущества. Он знает палатки - он жил в них, было ему трудно, и однажды он сплоховал. Но и для того, чтобы сплоховать, у него был повод. А вот у Сергея ничего не было. Ехал на целину, а приехал в райцентр киномехаником. И ему порой было трудно, по-обычному, как всем, и никогда не приходилось выбирать - уйти или остаться. Он знал, что то неприятное, что с ним случалось, случалось ненадолго и скоро все образуется. А поэтому надо только немного потерпеть.
У Сергея никогда не возникало чувства острой разницы между собой и другими, теми, о которых писали в газетах, на которых звали равняться. Иногда появлялась мысль, что он сделал что-то не так, как должен был сделать. Но он тут же убеждал себя, что ни в чем не виноват. Когда по Смоленской области стали собираться отряды добровольцев, уже заранее именовавших себя целинниками, он тоже подал заявление и, как все остальные, получил комсомольскую путевку. Вместе со всеми сел в поезд, проехал половину страны. И все время, пока от него зависело, он делал, как все. Потом - разговор с секретарем райкома, который убеждал, что на Сергея не зря тратили деньги, обучая киномехаником. Нельзя же его послать учиться на тракториста, а вместо него учить нового киномеханика. Это на самом деле было нельзя, и с этим Сергей тогда согласился.
Впрочем, соглашался он и после, когда сомневался в том, правильно ли поступил. А соглашаться было тем легче, что никто его, собственно, и не обвинял. На своем месте он делал свое дело, такое же обязательное, как и все остальные дела. Так что оправдываться ему нужно было только перед собой и убеждать только себя. А в таких случаях компромиссное решение, как известно, приходит особенно легко.
В райцентре оставили некоторых приезжих. Из них Сергей особенно подружился с земляками-смоленцами:
электриком Колькой Стаховым и пимокатом Гришкой Черновым. Однажды Гришка сказал, что им не повезло:
"Ни сказок про нас не расскажут, ни песен про нас не споют". Колька возразил, что не так страшен черт, как его малюют. Об этих новоселах много шумят, а в жизни все обстоит гораздо проще и легче. Смотри-ка ты, даже и песню сложили: "Едем мы, друзья..." Оттого, что они не имели на нее права, и оттого, что на душе все-таки было нескладно и мутно, друзья дружно стали ругать песню. И вот сейчас, в самых неуместных обстоятельствах, - она.
Василий завозился и, неловко двинувшись, задел локтем Сергея. "За папиросами полез", - подумал Сергей. И в самом деле, через несколько секунд Василий щелкнул портсигаром, предложил:
- Закуривай.
Сергей нашарил в темноте папиросу. Прикуривали каждый от своей спички. На минуту в кабине стало светло. В оранжевом свете Сергею показалось, что у Василия дрожит подбородок. Это неожиданно развеселило его, и он удовлетворенно усмехнулся. Некоторое время в темноте подрагивали огоньки папирос. Чудилось, что они качаются в воздухе, самостоятельно совершая равномерные движения вниз - вверх, вниз - вверх.
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28259/28259.jpg)
![Жюль Верн - Миссис Брэникен [Миссис Бреникен]](/uploads/posts/books/28288/28288.jpg)