Шарль Эксбрайя - Ну и наломали вы дров, инспектор
Посетительница с первой минуты сразила Мортлока наповал, хотя ни в ее манере держаться, ни в туалете не было ничего, что могло бы вызвать не только восхищение, но даже просто интерес. Одета она была очень скромно, как и подобает учительнице. Лицо тоже не назовешь необыкновенным. Слишком правильные черты могли бы даже показаться банальными, но их освещали глаза, которые инспектор тотчас же счел самыми прекрасными, какие только ему доводилось видеть. Свет этих огромных глаз смягчали шелковистые ресницы. Когда миссис Гендерсон смотрела на вас, невольно возникало ощущение дружеской теплоты. Крис сразу утратил свою обычную жесткость. Женщина села на стул, указанный ей инспектором, положив на колени сумочку. Больше всего она сейчас походила на благонравную воспитанницу старого монастыря.
— Чем могу вам служить, миссис Гендерсон?
— Я боюсь, — скорее прошептала, чем сказала она.
Посетительница действительно казалась сильно напуганной. Несколько удивленный Мортлок едва не ответил резкостью, но эту женщину, сидевшую перед ним, по-видимому в самом деле терзала тревога, хотя она совсем не выглядела истеричкой.
— Вы в Скотленд-Ярде, миссис Гендерсон… и, поверьте, здесь вам ничто не угрожает.
— Я боюсь не за себя, сэр, а за своего мужа…
— А! Ну тогда давайте по порядку…
Он притянул к себе стопку бумаги и ручку.
— Кто ваш муж?
— Ларри Гендерсон… Представитель фирмы «Смит и Браун», садовый инвентарь.
— Сколько ему лет?
— Пятьдесят два.
— Со здоровьем все в порядке?
— Физически — да.
— Должен ли я понять, что душевно?..
— Во время войны Ларри был ранен, затем попал в плен. Обращались с ним чудовищно… С тех пор Ларри живет замкнуто, сторонится людей. О, не надо думать, будто он обрек меня на заточение! Вовсе нет! У нас есть друзья… Иногда мы приглашаем к себе на чашку чая… Бываем и в гостях… Но Ларри избегает любых споров… Он испытывает непреодолимый страх перед любой ответственностью. Я думаю, это последствия войны. Однажды в плену немцы приказали Ларри отобрать среди своих товарищей группу для опасной работы, и ни один человек из этой группы не выжил. С тех пор он уклоняется от всякого ответственного поста. У «Смита и Брауна», где Ларри очень ценят, он мог бы достичь высоких должностей. Но всегда отказывается от предложений такого рода, предпочитая место, где бы он работал один и никем не распоряжался.
— Представляю… Ну а дома?
Губы миссис Гендерсон искривила жалкая улыбка.
— В семейной жизни это самый покладистый человек, и, хотя у нас двадцать лет разницы в возрасте, именно я все решаю… Нет, отнюдь не потому, что люблю командовать, но надо же кому-то… правда?
— Очевидно. А вы никогда не пытались… вернуть его, в конце концов, к более здравому взгляду на жизнь?
— Еще бы! И не один год, но безуспешно. Ларри очень любит меня, у меня нет оснований в этом сомневаться. Да и я сама сильно привязана к нему. Но это скорее материнское чувство, нежели супружеское. Ларри работает. Прямой, честный, чистосердечный… он, однако, избегает всего, что могло бы его связать, возложить на него любую ответственность. И при этом очень упрям. Если он вбил что-то себе в голову, переубедить его невозможно.
— Прекрасный портрет, миссис Гендерсон… ну а как внешне выглядит ваш муж?
— Его очень трудно описать… Словно внутренняя безучастность сказалась на его внешности. Никто не замечает Ларри. В окружении людей он как будто исчезает, сливается с толпой. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Очень хорошо.
Мортлок едва не сказал посетительнице, что в этом отношении она напоминает своего мужа, если не считать глаз. Внешность миссис Гендерсон тоже не запоминалась.
— Я полагаю, вы пришли к нам не для того, чтобы описать душевный разлад мистера Гендерсона: мы в Скотленд-Ярде — не психиатры.
— Я боюсь, сэр… Я разрываюсь между желанием увидеть преступника наказанным и страхом за жизнь своего мужа.
Внезапно Крис заметил, что миссис Гендерсон плачет. Она не всхлипывала, не рыдала. Отчаяние было сдержанным, как и сама личность учительницы из Уотфорда. Сьюзан не приучила Мортлока к подобной кротости. Стоило закрыть глаза, чтобы вновь услышать ее крики, брань, угрозы. Женщины вроде миссис Гендерсон как будто излучают умиротворение. Перед этой возвышенной печалью инспектор совершенно растерялся. Может быть, ему следовало подняться и ласково похлопать миссис Гендерсон по плечу, выразив таким образом сочувствие, но он не посмел и ограничился словами:
— Ну же, миссис Гендерсон… полноте! Прошу вас, пожалуйста, миссис Гендерсон…
— Извините меня, сэр, — с видимым усилием заговорила учительница. — Это от смущения… Вообще такое — не в моих привычках. Но я дошла до крайности… и даже не сплю. Вот уже две ночи…
— Может быть, вы спокойно расскажете, что вас тревожит?
— Постараюсь… Мой муж давно работает у «Смита и Брауна» и может сам выбирать себе «охотничьи угодья» — так он называет районы, закрепляемые за торговыми агентами. Ларри родом из Лидса, поэтому и остановил свой выбор на Йоркшире и Ланкашире. Он отправляется каждый вторник утром и возвращается в пятницу или рано утром в субботу.
— Не очень веселая жизнь для вас?
Бледная улыбка промелькнула на ее губах.
— За десять лет, что мы женаты, я уже привыкла. Месяц, а может быть, недель пять назад, Ларри вернулся в субботу с большим опозданием. И его явно что-то глубоко потрясло. Обычно мы по субботам после полудня делаем покупки. На этот раз муж отказался сопровождать меня. И за время моего отсутствия выпил почти целую бутылку виски. А он практически никогда не пьет… Я ничего не стала говорить… Так уж устроен Ларри, он доверится вам, только если сам этого пожелает. Я просто ждала. Это был ужасный вечер. Как сейчас вижу Ларри в кресле с потухшей трубкой в руке. Ему то и дело приходилось ее вновь раскуривать. Несколько часов я ждала, но напрасно. Потеряв терпение, я встала, пожелала ему спокойной ночи, и тут муж взял меня за руку. Для него это не совсем обычный жест. Затем торопливо, будто спешил избавиться от тяжкого бремени, он признался, что знает, кто задавил женщину и ребенка в Харрогите.
Мортлок невольно вскрикнул. За все время службы ему еще не подворачивался такой счастливый случай. Учительница из Уотфорда давала инспектору редкий шанс отличиться.
— Это уже становится захватывающим, миссис Гендерсон, умоляю вас, продолжайте!
— В Харрогите Ларри обычно останавливается на ночлег в «Оловянной кружке». Он из тех, кто очень редко меняет привычки. Но в тот вечер мужа оставил у себя обедать один из старых клиентов, и он возвращался далеко за полночь. Недалеко от Харрогита Ларри на большой скорости обогнал «хиллмэн». Спустя несколько секунд он услыхал крик и визг тормозов. Почти тотчас вслед за этим Ларри подъехал к остановившемуся на дороге «хиллмэну». Он вышел из машины и, увидев на дороге два тела, бросился к ним, как вдруг владелец «хиллмэна» преградил дорогу. «Проклятое невезенье… — проворчал он. — Шляются ночью по шоссе с коляской и без света!» Мой муж хотел что-то сделать для этих несчастных, но мужчина удержал его за плечо, бросив: «Они мертвы, старина. Лучше садитесь в свою тачку и отправляйтесь спать, позабыв обо всем увиденном». Ларри пытался возражать, тогда этот тип вытащил револьвер: «Вы ведь не хотите умереть, не так ли? Тогда молчите… Этим двоим там… никто уже не в силах помочь. Просто несчастный случай. Тут ничего не попишешь, и точка. А теперь мотайте отсюда, мистер Гендерсон из Уотфорда…»
— Он знал вашего мужа?
— Нет, прочитал нашу фамилию и адрес на приборном щитке… Так как Ларри не хотел уходить, этот тип добавил: «Я собираюсь сматываться, приятель… Но если когда-нибудь узнаю, что ты позвонил, к примеру, в полицию, наживешь крупные, очень крупные неприятности… Усек?» Тогда Ларри сел в свою машину. Всю ночь напролет он боролся с собой — совесть не давала покоя, он корил себя за трусость, но в то же время не хотел вмешиваться в эту историю. Не думайте, сэр, мой муж не трус… Но достаточно хотя бы попытаться навязать ему мало-мальски решительное действие, и он сразу сопротивляется. В тот вечер мы поссорились. Я уговаривала Ларри заявить в полицию, но он отвечал, что будет все отрицать. Три дня мы не разговаривали. А потом, со временем, притворились, будто все забыто, но что-то в наших отношениях сломалось. Я совсем перестала верить в Ларри… и испытывала только жалость… безмерную жалость.
— Я понимаю вас… Но скажите, почему вы пришли сюда пять недель спустя?
— Позавчера Ларри увидел в газете фотографию человека из Харрогита.
— Того, что задавил?..
— Да.
— В газете? В какой рубрике?
— О бракосочетаниях.
— Кого же он видел? Миссис Гендерсон, вы должны мне это сказать!
Совсем недолго поколебавшись, она на одном дыхании произнесла:
— Мелвина Дэвиса.