Стенли Эллин - Смерть идеалистки
Он познакомился с ней в универмаге “Прантан” на бульваре Осман, где она работала продавщицей. Как ее описать? Я думаю, лучше всего будет сказать, что она была истинной парижанкой. А каждой парижской женщине, из тех, что я знал, было присуще особое качество. Красивая или простушка, она всегда полна жизни, всегда подвижна. К тому же она еще и упряма, но ей всегда удается внушить мужчине, что это именно он делает ее такой.
И всю эту жизнерадостность, всю свою душу, всю нежность Николь с упорной самоотверженностью отдавала Полю. И не только это, а кое-что еще. Она разбиралась в искусстве и не боялась высказывать свое мнение о нем. Каждый художник, который честно ест свой хлеб, должен обладать фанатичной самоуверенностью. Но под этой уверенностью всегда кроется частичка сомнения, неверия в собственные силы, которая только и ждет случая, чтобы, подобно раковой опухоли, разрастись и уничтожить его.
Почему мои картины не продаются, удивляется он. Может быть, я выбрал неправильный путь. Может быть, лучше было бы следовать моде. И вот тогда он пропал: от чувства вины, если его картины распродаются, и от отчаяния – если нет.
И именно Николь, взяв на себя роль совести Поля, закрывала путь к отступлению от того, что он задумал. Каждый раз, когда он в отчаянии вскидывал руки, не зная, как быть дальше, между ними происходила страшная ссора, в которой всегда побеждала она, потому что, я думаю, он хотел, чтобы она побеждала, чтобы постоянные подтверждения ее веры в него не давали ему сбиться с избранного пути.
Как подобает примерной девушке из буржуазной семьи, Николь жила с папой и мамой, а поскольку они недоверчиво относились к этим молодым оборванцам – художникам-американцам, – то, когда Поль вошел в ее жизнь, ей пришлось нелегко. Но она упорно стояла на своем, и наконец в мэрии Восемнадцатого округа состоялась регистрация брака, за которой последовал банкет, где папа и мама, поглощая угощение, громко обсуждали безрадостные перспективы своей дочери. В тот же вечер, без денег, но с перспективой работы в Нью-Йорке, я попрощался с молодоженами в аэропорту Орли и отправился домой в Америку. В качестве свадебного подарка – единственного, который я мог себе позволить, – я оставил им свою часть комнаты на рю Распай, где мы обитали с Полем.
После этого я не видел их два года, но все это время мы регулярно переписывались. От них писала Николь, и, несмотря на свой школьный английский, ей удавалось выразить в этих письмах все свое обаяние и весь свой ум. Она все еще работала в универмаге и рассказывала много удивительных историй о посетителях. Еще она писала о своей семье и о старых университетских друзьях. Но ничего о Поле. Только отдельные фразы о том, как она счастлива с ним, как ее беспокоит то, что он так много работает, и о том, что, несомненно, его очень скоро признают великим художником. Конечно же, о Боге не пишут. Он существует, чтобы ему поклоняться, вот и все.
Затем следовали важные новости о миссис Голдсмит, занимавшие шесть страниц, исписанных размашистым почерком. Николь как-то разговорилась с этой американкой в магазине. Разговор зашел о Поле – так как в любом разговоре Николь всегда быстро переходила к этой теме, – и оказалось, что эта женщина и ее муж недавно открыли картинную галерею в Нью-Йорке и искали работы молодых художников. Естественно, она познакомила их с Полем, показала им его картины, которые им очень понравились. Когда они поедут в Нью-Йорк, то повезут с собой несколько его вещей. И сразу по приезде они позвонят мне.
Так я познакомился с Сидом и Элеонорой Голдсмит и получил признание. Я тогда смог показать им лишь несколько картин, гак как в то время я занимался дизайном для агентства на Мэдисон-авеню, но то, что я показал, им понравилось.
Голдсмиты были не новички в этом деле. Много лет они работали в галерее в центре города, а теперь скопили достаточно денег, чтобы открыть собственное дело. Учитывая их обширные знакомства среди коллекционеров, у них имелись преимущества перед многими, но им нужны были новые интересные работы, чтобы представить их для продажи. Мы с Полем оказались не первым их открытием, но на протяжении нескольких лет самым важным. Иногда я задумываюсь о том, что стало бы со мной, если бы Николь и Элеонора не встретились тогда в магазине, и эти мысли не из приятных.
Получилось, что вскоре после знакомства с Голдсмитами я впервые удачно продал несколько картин и ушел из агентства, чтобы снова заняться исключительно живописью. А еще я женился на одной из самых хорошеньких секретарш агентства. Очень скоро после того, как я встретил в конторе Джанет, меня стали посещать видения, как где-то в далеком будущем мы обмениваемся обручальными кольцами. Когда я ей об этом сказал, объяснив, что нам придется подождать, потому что я не могу позволить, чтобы моя жена работала, помогая мне платить за квартиру, она улыбнулась улыбкой Моны Лизы, и, к моему удивлению, сразу же после этого я оказался женат.
Так что, когда Поль и Николь дождливым вечером прибыли в аэропорт Кеннеди, мы встречали их вчетвером. Их появление в Нью-Йорке не было неожиданностью. Николь написала мне о такой возможности в одном из своих писем, стараясь, чтобы это звучало как можно непринужденнее, хотя это ей и не очень удалось, а потом и Поль написал Голдсмитам, жалуясь, что ему страшно надоело жить за границей, и спрашивая, не могут ли они найти для него какую-нибудь работу, например преподавателя живописи. Это не будет для него труднее, чем пытаться прожить на те деньги, что Николь зарабатывает в магазине, и на то, что он получил за свои немногие проданные работы.
Оказалось, что на учителей живописи спроса нет, зато в шикарных магазинах на Пятой авеню есть большой спрос на продавщиц – как раз таких, как Николь. Так что, уйдя из “Прантан”, она устроилась на работу в один из самых фешенебельных из них, а Поль продолжал по восемь часов в день простаивать у мольберта. Я нашел им дешевую квартиру в доме без лифта в Гринич-Виллидж, где жили мы с Джанет, и, так же как и мы, одну из комнат они оборудовали под студию Поля.
Служа искусству, человек работает усерднее, чем для достижения любой другой цели. В то время это можно было сказать обо мне, но еще в большей степени это относилось к Полю. Именно потому, что пришло наше время, и еще потому, что Голдсмиты были для нас скорее ангелами-хранителями, чем деловыми партнерами, мы и добились успеха.
Существует резкая граница между просто художником и художником, имеющим успех. В первом случае это только тяжелая работа. Во втором это та же тяжелая работа плюс коллекционеры, посещающие ваши выставки, рецензии в прессе, участие в воскресных телешоу. А еще – это деньги, все больше и больше денег, и вы можете потрогать их руками, чтобы убедиться, что они настоящие. Это резкая граница. И бывает, что, переступив эту границу, человек сильно меняется. До того самого времени, как мы с Полем ее переступили, он с фанатичной преданностью был погружен в свою работу. И он постоянно опирался на Николь, которая его поддерживала и вдохновляла, и был благодарен ей за деньги, которые она раз в неделю приносила домой, за ее работу по хозяйству, за роль жены, матери и любовницы, которую она так преданно исполняла. А еще она была для него подходящей моделью, и то, что Николь после тяжелого рабочего дня в магазине до поздней ночи позировала Полю, до тех пор, пока не свалится от усталости, приводило в ярость Джанет.
Однако сама Николь редко жаловалась, всякий раз лишь посмеиваясь над собой. Она часто говорила, что иметь в качестве соперницы Искусство не так уж и плохо для жены. Бывают куда более опасные соперницы – бессовестные двуногие особы, которые охотятся за красивыми мужчинами.
Было ли это предчувствием? Или лишь выражением страха, обычного для женщины, когда ее молодость уходит, особенно если муж увез ее так далеко от дома, от семьи, и потому она еще больше зависит от него? Но чем бы это ни было, когда с успехом Поля многое переменилось, стало ясно, что слова ее были пророческими.
Поначалу перемены были незначительными. Николь оставила работу, что уже давно сделала Джанет, чтобы полностью заняться хозяйством. Поль снял двухэтажную квартиру на улице, идущей от Шеридан-сквер. Перед домом стояла шикарная новая машина. Каждый уикенд в доме бывали вечеринки с хорошей и обильной выпивкой для поднятия настроения общества.
И были женщины. На этих вечеринках всегда были женщины, но откуда они появлялись и куда уходили, когда вечер заканчивался, оставалось для меня загадкой. Я не говорю о женах и подругах. Речь вдет о тех, никем не сопровождаемых юных чаровницах, которые возникали из ничего и садились у ваших ног с бокалом в руках, трогательно глядя на вас снизу вверх. Их было так много, удивительно похожих друг на друга своей пустой миловидностью и, вероятно, доступных любому мужчине, который только пожелает. Разумеется, они были доступны и Полю. А то, что его жена находится в том же доме и смотрит на них с ненавистью, казалось, их только забавляло.
