Лоуренс Блочмэн - Бокал шамбертена
Весла вонзались в коричневую воду, вспенивая поток. Судно, покачиваясь, шло вверх по течению. Сампан проскользнул между низко растущими манговыми деревьями и пальмами, за которыми виднелись горы зелени, спутанные клубки из пальм и ползучих растений, разрезанные широкими и длинными листами свеже-зеленого подорожника.
Через несколько минут Верниер обратил внимание Корта на другой сампан, не отстававший от них ни на шаг.
— Это ваш багаж, — сказал Корт. — Я послал его в другом сампане, так как этот перегружен.
— Но мне не нужен багаж, — возмутился Верниер. — Я не собираюсь оставаться на плантации. Я захвачу этого типа и вернусь к вам, если вы не возражаете.
— Почту за честь. Но боюсь, что вам придется задержаться там подольше. Я знаю тех троих американцев. Ни один из них не подходит под ваше описание. Вам придется познакомиться с ними поближе. Генерал-губернатор просил меня помочь вам, поэтому я предупреждаю вас, что вы должны высказать пожелание задержаться на несколько дней, дабы посмотреть, как делается каучук.
На круглом лице детектива появились ямочки.
— Этого не понадобится. Я защелкну наручники на его руках. Если я сочту нужным остаться, чтобы завершить опознание, я скажу им об этом прямо. Убийца не сможет скрыться отсюда. Открытая борьба интеллектов облегчит мою задачу.
— Нет, нет! — воскликнул управляющий. — Только не это. Я уже сказал, что вы акционер, и поэтому хотите побывать на плантации.
— Ну хорошо, попробуем, — поразмыслив, согласился Верниер.
Небольшой шаткий пирс, два крытых жестью навеса и прогалина в зарослях отмечали место, где каучуковая плантация Кота-Бару вплотную подходила к реке. От реки до большого бунгало на сваях, служившего пристанищем для белых плантаторов, было пять минут ходьбы.
Управляющий оказался прав. У этих бесцеремонных американцев — Прейла, Вилмердинга и Дорана — не было ничего привнесенного культурой, и все они оказались светловолосыми. Прейл был вкрадчивым, рыжеватым парнем со вздернутым носом и нахальной наружностью. Вилмердинг — блондином. Доран, неспокойный, с проницательным взглядом, имел шевелюру светло-рыжую. Кто из них троих был черноволосым Джеромом Стиксом? «Никто!» — ответил бы Верниер, если бы не знал точно, что убийца здесь. Один из них должен быть Стиксом.
— Надеюсь, вы не возражаете против «Ристаффель», — сказал Доран, когда они вошли в темноватую комнату. — Это все, что наш повар дает нам на ленч.
— То блюдо, которое я ел на Яве, — сказал Верниер, — не так уж плохо.
— А по-моему, — возразил Вилмердинг, — «Ристаффель» достаточно, чтобы расстроить желудки у стада бизонов.
Какой бы ни была реакция бизонов на национальное блюдо голландской колонии, сам Вилмердинг, по-видимому, не боялся расстройства. Он наложил себе полную тарелку риса и принялся украшать ее тем, что слуги принесли к столу: яйца-кэрри[2], жареные бананы, лук, чатни[3], дробленый кокосовый орех, сушеная крошечная рыбешка, перец и приправленные различными специями овощи и мясо. Верниер смотрел, как Вилмердинг смешивает все это на манер голландских колонистов Ост-Индии.
— «Ристаффель» не так уж плохо со стаканом холодного пива, — предположил Верниер.
— У нас здесь никогда нет настоящего холодного пива, — пожаловался Вилмердинг. — Нет льда. А теплое пиво отвратительно.
Какое-то мгновение Верниер изучал Вилмердинга. Он набросился на свой «Ристаффель» с таким же удовольствием, как и двое других, но на мгновение Верниеру показалось, что он заметил профессиональное движение в том, как тот поднимал вилку. Возможно, это и не так, принимая во внимание то, что Вилмердинг вытер рот тыльной стороной руки после того, как глотнул пива. Но все же…
— Я случайно наткнулся на довольно хорошее вино в Батавии и Сурабаи. Почему вы не спросите, чтобы вам его прислали? — спросил Верниер.
— Так и не пристрастился к вину, — сказал Вилмердинг. — У нас плебейские вкусы — только пиво и немного джина или виски вечером. Прейл тут много говорит о вине, которое он пил, но если вы спросите меня о его вкусах, то я скажу, что он с большим удовольствием выпьет соловой со льдом. Да и мы все, я думаю.
Он запустил руки в свои светлые волосы, глотнув пива, затем с новым энтузиазмом набросился на рис.
Разговор блуждал от бейсбола в Америке и привычного спора о москитах или цитронелле до любовных интрижек работающих по контракту яванских рабочих и слухов об экспедиции дайаков за скальпами в соседнем районе. Но только после уничтожения горы риса Верниер смог для себя наметить того, кто из этих троих мог бы быть образованным убийцей. Детектив навострил уши, когда Вилмердинг предложил Дорану включить какую-нибудь музыку.
— Музыку? — откликнулся Верниер.
— Да. У Дорана есть плохонький проигрыватель, — сказал Прейл.
— У меня есть граммофон, — откликнулся Доран. — Мистер Верниер хотел бы что-нибудь послушать? Чертовски трудно иметь привычный репертуар здесь, в Борнео, пластинки приходится доставлять пароходом, и половина из них прибывает разбитыми.
— Разрешите взглянуть?
Верниер посмотрел пластинки одну за другой, надеясь найти записи опер, симфоний и другой серьезной музыки — преимущественно французских композиторов. Он нашел только джаз, старомодные сентиментальные баллады Ирвинга Берлина, танцевальную музыку догершвинового периода. В этой коллекции явно не было утонченного космополитического вкуса.
— Поставьте что-нибудь, — сказал он.
Граммофон взвизгнул, запел и затренькал. Вилмердинг сидел вместе с герром Кортом, покуривая трубку. Прейл прошелся по веранде и стал смотреть сквозь москитную сетку на реку. Доран перебирал свои драгоценные записи. Верниер медленно оглядел комнату единственным глазом. Он остановился перед книжным шкафом и начал читать названия.
— Хелло, — сказал он, — чьи это французские книги?
— Они были здесь, когда мы приехали, — отозвался Вилмердинг. — Здесь в поместье до нас был французский плантатор. Это он оставил их.
— Кто-нибудь читает их? — спросил Верниер, вытаскивая том в белой обложке.
— Прейл практически заново изобрел французский язык, — сказал Доран. — Вы только спросите его.
Верниер держал книгу близко к лицу, медленно переворачивая страницы.
— Я изучал французский, — сказал детектив как бы самому себе. Затем он проговорил по-французски, будто бы читая. — «В этом доме находится убийца».
Однако эта уловка не удалась. Верниер был разочарован. Прейл тупо глядел перед собой, в то время как остальные добродушно посмеивались над ним.
— О чем это, Прейл? — спросил Вилмердинг.
— Переведи нам, — потребовал Доран.
— Ну, это что-то о домах, — сказал Прейл. — Maison по-французски дом.
Когда смех затих, управляющий Корт поднялся и вытер свое румяное лицо.
— Извините меня, мне нужно вернуться к себе в резиденцию по важному официальному делу, — сказал он с такой невозмутимостью, словно присутствующие не знали, что это важное дело было его послеобеденным отдыхом. — А вы, мистер Верниер? Вы по-прежнему собираетесь на несколько дней остаться в этом поместье?
— Если я не помешаю, — ответил Верниер.
— У нас много места, — развел руками Вилмердинг.
— Даже если бы и не было, мы бы его отыскали, отправив Дорана спать наружу вместе с москитами, — сказал Прейл.
— Что избавило бы меня от необходимости слушать остроты Прейла, — парировал Доран.
— Я предупреждаю вас, парни, — Верниер помолчал и взглянул на Корта, — что я вас все время буду мучить, задавая вопросы, как женщина во время игры в мяч. Я очень любопытен от природы.
В последующем он действительно задавал вопросы в любое время. На туманном рассвете он с Прейлом обходил поместье, слушая его корявые фразы, наполовину по-английски, наполовину на ломаном малайском, адресованные работникам, делавшим небольшие косые надрезы на стволах хевеа-деревьев, чтобы латекс[4] тек в канавки, а затем по крану в крошечные фарфоровые чашки. Верниер совершал прогулки с Вилмердингом, наблюдая за яванскими женщинами в серых саронгах: они сливали латекс в баки, стоявшие на повозках, запряженных буйволами. Иногда он стоял у хижины с химикатами, где Доран принимал латекс, выливая его в ванны, чтобы потом он сгустился в каучук.
Но за эти три дня расследование нисколько не продвинулось. Верниер все еще верил, что один из плантаторов был Джером Стикс. И он все еще не знал, был ли это Прейл, Доран или Вилмердинг. Одно он знал наверняка: за последние восемнадцать месяцев цвет волос Стикса изменился. Темноволосый убийца из Сан-Франциско стал блондином, использовав перекись водорода или какое-либо другое отбеливающее средство, причем использовав неоднократно, так как три дня Верниер внимательно вглядывался, безуспешно стараясь отыскать волосы, корни которых были бы темными. Напрасно. Отросшие волосы становились белыми, едва появлялись.
