Мэтью Кляйн - Афера
— Эй, вы что это там вытворяете?
Но говорит он это без особой решимости в голосе. Ясное дело, бар ему не принадлежит, парень просто подрабатывает здесь на полставки после занятий в университете Санта-Клары или в Стэнфорде. Бармену не хочется, чтобы во время его смены произошли беспорядки, но, с другой стороны, еще меньше ему хочется получить пулю в лоб. Будь у него выбор, пуле он бы предпочел беспорядки. Поэтому бармен поднимает руки, как будто угрожают ему, и предлагает:
— Давайте все успокоимся.
Чудесная мысль. Давайте все дружно успокоимся. А то ишь, разбуянился паренек в очках — лежит на барной стойке, задыхаясь и выпучив глаза. Если бы он успокоился и хрипел потише, все было бы просто замечательно.
Сейчас самое время мне вмешаться. Паренек совсем близко, и мне необязательно повышать голос.
— Хватит, — говорю я.
Вот в этом весь я: слишком долго выжидаю, а потом уже моих усилий недостаточно, помощь подоспевает слишком поздно. Селия — моя бывшая жена — сказала бы вам то же самое.
Громила оборачивается в мою сторону, не отпуская паренька и продолжая держать его на мушке. «Да что ты говоришь?» — читается у него на лице. Он поверить не может, что какой-то сорокадевятилетний седеющий мужик с пивным брюшком и усталыми глазами заговаривает с ним в саннивэйлском баре в тот самый момент, когда он собирается кое-кого пристрелить. Бросив на меня короткий взгляд, громила поворачивается обратно к пареньку.
— Я тебя проучу, — обещает он, взводя курок большим пальцем. Раздается щелчок.
Паренек цепляется слабыми пальцами за ручищу, обхватившую его горло. Но безуспешно. Кажется, он пытается что-то сказать, но ему нечем дышать, бедняга не может издать ни единого звука. Полагаю, в общем и целом смысл тех слов, которые он хочет произнести, сводится к «Простите, мне очень жаль».
Я встаю, чтобы громила наконец обратил на меня внимание.
— Да ладно тебе, он всего лишь мальчишка, — тихо и без злобы объясняю я ему. — Сглупил, бывает.
— Не лезь не в свое дело, — огрызается громила. Потом переводит взгляд на паренька и добавляет: — Он пытался меня обдурить.
— Ты и так его уже проучил. Слушай, он взял у тебя десять долларов. Я заплачу тебе двадцать, чтобы все уладить.
Я лезу в карман и достаю бумажник. Заглядываю в него с надеждой обнаружить двадцать баксов, но, к сожалению, там только десятка и шесть пожухших бумажек по доллару. Приехали.
— Вот, возьми все, — предлагаю я. — Здесь шестнадцать долларов. Но ты все равно в плюсе. А паренек и так понял, что с тобой лучше не связываться. Ты его хорошо проучил.
Громила поворачивается ко мне, отводя пистолет от лица паренька. Непонятно, собирается ли он взять деньги и уйти или сейчас просто пристрелит меня.
— А ты кто такой? — спрашивает он. — Ангел, блин, хранитель?
— Нет, просто человек, который лезет не в свое дело, а еще не умеет держать язык за зубами, — признаюсь я.
Я достаю деньги из бумажника и протягиваю ему. Он отпускает паренька, и тот сползает на пол. Громила забирает деньги, пересчитывает их и засовывает в карман брюк. Затем прячет пистолет в карман пальто и поворачивается к очкарику. Тот потирает шею, на которой у него осталось пять красноватых следов от измазанных в чесночном соусе пальцев.
— Ты был прав, тебе на самом деле сегодня повезло, — вспоминает громила фразу, которую парнишка сказал в самом начале их знакомства.
Он-то точно профи, поскольку знает правило, которым пренебрег очкарик: поживившись, сразу уходи. Он не собирается оставаться в баре в ожидании полиции, которая уже явно в пути. На самом деле мне это тоже ни к чему.
Громила улыбается пареньку, но по выражению его лица видно: ничего смешного в этом нет. Он кивает мне на прощание и выходит из бара. Паренек провожает его взглядом до выхода, после чего секунд десять не отрывает глаз от двери, желая убедиться, что громила не передумал и уже не вернется. Когда становится очевидно, что этого точно не произойдет, он переводит взгляд на меня и шепчет:
— Спасибо.
Я присаживаюсь на корточки. В глазах у парнишки слезы — то ли отдышаться не может, то ли перепуган до смерти. Сегодня он вряд ли пойдет гулять со своими друзьями. Меня подмывает дать ему пару советов, как нужно проворачивать аферы. Научить его исчезать до того, как жертва все поймет. Но потом я понимаю: его карьера афериста окончена, уже завтра он будет писать отчеты по эффективности работы персонала или обедать с венчурными инвесторами — словом, будет заниматься своим делом. А аферы — не его конек.
В общем, я решаю воздержаться от советов. Но у меня и без этого есть что ему сказать. Я говорю тихо, чтобы кроме него меня никто не услышал. Увидев, что я собираюсь ему что-то сказать, парнишка поворачивается ко мне, готовый проникнуться моей жизненной мудростью. Но я думаю лишь о том, что у меня в бумажнике пусто, ведь последние шестнадцать долларов я отдал тому бандиту.
— Слушай, — говорю я очкарику. — Может, вернешь мне шестнадцать баксов?
Из бара я выхожу с сорока долларами в бумажнике. Больше у паренька просто не было, хотя он был готов отдать мне все что угодно. Он даже хотел выписать чек. «У меня на счете достаточно денег», — заверил меня он. Кто бы сомневался! Но от чека я все же отказался. Во-первых, я честный человек, а во-вторых, моему имени незачем светиться в официальных документах.
Вам, наверное, интересно, помог ли я пареньку, соблазнившись перспективой на этом заработать. Да, я вошел в бар с двадцатью баксами (четыре отдал за пиво), а вышел из него с сорока. Но я урезонил человека, размахивавшего пистолетом. А с оружием он был явно на «ты» — видимо, практики хватало. В общем, подумайте сами: а вы бы рискнули подойти к мужику с пистолетом и попробовать предотвратить подобное за сорок баксов? Только отчаянный человек решился бы. За сорок-то баксов. Так кто я, по-вашему?
Ну, ладно, ладно. Признаюсь, вообще-то мысль о наживе у меня тогда возникла. Промелькнула такая мысль.
Я ухожу из бара. Пора домой. Сейчас шесть вечера, и я попадаю аккурат в самый час пик. Чтобы проехать семнадцать километров до своей квартиры в Пало-Альто, мне придется час просидеть в пробках. Уехал бы из Саннивэйла часом раньше, добрался бы вдвое быстрее. Но такие решения принимаются исходя из здравого смысла, а именно здравомыслия мне и не хватает.
Я подхожу к машине и нажимаю на кнопку сигнализации. Моя «хонда» пикает в ответ. Я слышу шаги за спиной. Даже не поворачиваясь, понимаю, что это женщина на каблуках.
Оборачиваюсь. Она идет в мою сторону, едва не сбиваясь на бег. Я видел ее в баре. Она сидела в глубине зала, и в темноте ее было почти не видно. Я обратил на нее внимание только из-за огромных солнцезащитных очков в стиле восьмидесятых. Обычно в баре, где и так света мало, темные очки не надевают.
Блондинка лет двадцати четырех с осиной талией и большой грудью — скорее всего, силиконовой. На ней полосатая кофточка и клетчатые темные брюки, плотно облегающие бедра и расклешенные книзу. Она явно хотела одеться неприметно, но не вышло — такую роскошную женщину, как она, не приметить просто невозможно.
— Вы очень благородно поступили, — обращается ко мне незнакомка.
Наверное, она не видела, как я взял у паренька сорок баксов. Или видела, но не столь требовательна к людям.
— Спасибо, — благодарю я ее.
— Вы так быстро ушли. Чуть вас не упустила.
Я улыбаюсь в ответ. Вежливо, но без особой заинтересованности.
— Можно вас угостить? — спрашивает незнакомка.
Вот вам, друзья мои, еще один урок. Никогда еще за всю историю человечества женщина не предлагала мужчине выпивку просто так. Ей всегда обязательно что-то нужно. Не льстите себе. Вы не настолько хорошо выглядите, не настолько богаты, не настолько забавны — дело совсем не в ваших достоинствах. Если женщина хочет угостить вас выпивкой, знайте: вы для нее лишь простофиля, которого можно обвести вокруг пальца.
— Ладно, — соглашаюсь я.
Ничего не могу с собой поделать. Она симпатичная. Пожалуй, слишком молода для меня, но, с другой стороны, какие у меня еще на сегодня перспективы? Торчать в пробках? Пить дома в одиночестве?
— Только не в этом баре, — добавляю я.
— Давайте пойдем в другой.
— Пошли.
* * *Первым попавшимся нам заведением оказался ирландский паб Макмёрфи. Правда, ничего ирландского, кроме приставки «Мак», в нем не было. Да и она доверия не вызывала, приписанная краской другого цвета к фамилии — наверное, владельца в последний момент осенило, что на другом конце города есть еще один Мёрфи и он тоже держит бар. В пабе полно молодых ребят, забежавших сюда после работы. Одеты они черт знает как: джинсы да футболки. Мы находимся в сердце Интернет-вселенной, а на Интернете сейчас помешаны все, и эти ребята, наверное, программисты. Причем сто́ят они больше, чем я в лучшие свои дни, когда все были помешаны на проектах Кипа Ларго. Не помните такого момента? Это был славный, но краткий период в жизни Кипа Ларго — то есть в моей жизни — до того, как я попал в тюрьму. Тогда мое состояние оценивалось где-то в двадцать миллионов долларов. Теперь уже нет. Хотите все узнать? Погодите немного, я вам скоро расскажу.
