Джеймс Чейз - Том 24. В зыбкой тени. Итак, моя милая... Если вам дорога жизнь.
— Налей выпить и замолчи! И не тверди снова о том, как ты меня любишь. Мне это до смерти надоело. Сядешь ты когда-нибудь?!
Она послушалась, бедная овечка.
— Может быть, ты хочешь пообедать, Фрэнки? Ведь уже почти половина девятого.
— Да пусть хоть полночь, мне наплевать! Можешь ты спокойно посидеть и послушать? Я знаю наперед все твои вопросы, так что, будь добра, сделай над собой усилие и помолчи хотя бы пять минут!
Она смирно села, глядя на меня, как ребенок, которому надрали уши.
— Ты только что проявила известную сообразительность. Тот, кто дал это объявление, безусловно, негодяй, с этим я согласен. Но мне позарез нужны деньги. Много денег. И не так, чтобы сто фунтов — там, сто фунтов — здесь. Я могу указать тебе многих на Пиккадилли, которые торчат там днями и тем не менее богаты, как Крезы. Эти парни ловко провернули пару операций и использовали выгоду от них на все сто. Люди, для которых не существует таких понятий, как совесть. Но тем не менее их карманы всегда полны. Вот такого рода дела меня и интересуют.
— Но, Фрэнки…
— Молчи, я достаточно опытен, чтобы разбираться в ситуации. Половина всего того, что я зарабатывал, уходила на налоги, придуманные правительством, чтобы обирать таких простаков, как я. Из каждого фунта мне доставалось лишь девять шиллингов. Мне никогда не удавалось наполнить карманы — ну, разве что играя на бегах. Но я делаю это уже четыре года и больше проиграл, чем выиграл. И уж если этот трамплин не позволил мне кое-что заработать, значит, я еще недостаточно созрел для таких игр. Ты видишь это объявление? Фортуна дает мне возможность покачаться на своем колесе. Посмотри, этот парень живет на Парк-Лейн! Да он просто переполнен деньгами. Богач постоянно бегает по стране, опасаясь преследования таких же, как он, — парней, чей капитал составляет двести пятьдесят тысяч фунтов. Да, они ловкие ребята! Но почему я не могу быть одним из них? Почему не могу сорвать солидный куш? Неужели ты не способна читать между строк?
— Фрэнки, дорогой, выслушай меня все же. Ты и сам знаешь, что это ерунда. Неужели ты хочешь вступить в конфликт с полицией? Зачем тебе неприятности? Да, у тебя сейчас плохой период, но он скоро кончится, и все будет хорошо, так уже было много раз. Я знаю, ты получал жестокие удары, но случится ужасное, если ты очертя голову бросишься в это грязное дело. Гангстер может заработать бешеные деньги, но исход все равно предопределен — его задерживают, калечат, сажают в тюрьму. Фрэнки… пожалуйста…
— Но почему же эти ребята процветают. Неужели ты думаешь, они семи пядей во лбу?! О’кей, предположим, мне придется удирать. Что ты имеешь против Тель-Авива? Или Нью-Йорка, или Парижа, или Москвы? Что ты имеешь против любого места, если у меня в кармане будет двести пятьдесят тысяч фунтов? Ответь! И знаешь, бэби, мне так хочется заполучить такие деньги, что я ни перед чем не отступлю. Слышишь? Ни перед чем! Даже если мне придется… кого-нибудь убить.
Эта мысль родилась в глубине сознания уже довольно давно. И вот теперь я выразил ее словами.
Глава 2
Три дня спустя я получил то, чего ожидал.
Часов в девять Нетта принесла мне завтрак. Около поджаренных тостов лежали три письма. Нетта поставила поднос на прикроватный столик и начала изучать рекламный проспект, пытаясь скрыть пожиравшее ее любопытство.
В двух конвертах содержались счета к оплате, а на третьем была наклеена марка стоимостью в два с половиной пенни. На моей обычной корреспонденции пестрели марки лишь в один пенни. Так я догадался, что, скорее всего, это и есть ответ на мое предложение стать телохранителем.
Нетта старательно делала вид, что не интересуется письмами. И я не торопился вскрыть тот конверт.
Я изучил счета: три фунта за бензин, три фунта, четыре и восемь — за джин. Я показал последний Нетте.
— Джин, разумеется, хороший напиток, но это уж слишком для работающей женщины. Две бутылки джина за неделю!
— Но, дорогой, ты пьешь гораздо больше, чем я.
— Я пью? Да, когда мне хочется пить, я пью. И не такими дозами, как ты.
— Ну вот опять! Что я такого плохого сказала?
Я мог бы продолжить перебранку, но все же благоразумно допил кофе и взялся за конверт. Опуда выпал листок плохой бумаги с напечатанным на машинке текстом и неразборчивой подписью, почти как у банковского клерка.
— Ты помнишь, — сказал я Нетте небрежно, — как-то вечером я показывал тебе объявление? Какому-то парню требовался телохранитель.
Как будто она не переставала изводить себя этим каждый час.
— Да. И ты ответил на объявление? — спросила Нетта осторожно.
— Не притворяйся. Ты хорошо знаешь, что я ответил. Когда ты, обругав меня, отправилась спать, я сочинил шедевральное письмо и в тот же вечер отправил по указанному адресу. А это ответ. Должен признать, он меня немного разочаровал. Я уже не чувствую запаха больших денег. Письмо не на фирменном бланке. Но, с другой стороны, этот парень сразу берет быка за рога. Я должен явиться к нему сегодня в полдень, имея при себе соответствующие рекомендации.
— И они у тебя имеются, дорогой?
— Что имеется?
— Рекомендации.
— Нет. И даже ты не дашь их мне. Ты всегда говоришь, что я грубый и невоспитанный; так что, даже если я буду водить твою руку, ты вряд ли напишешь что-нибудь оригинальное.
— И все же я надеюсь, мой Фрэнки останется дома.
— Разумеется нет. Это, может быть, самый большой шанс за всю мою жизнь. Здесь подписано — «современный предприниматель», а я тоже современен и предприимчив, и никак иначе.
— Фрэнки…
— Что еще?
— Ты же ведь понимаешь, что делаешь безрассудный шаг! Остановись!
— Я ужасно безрассуден и именно этим утром!
— Но ты говорил ужасные и невероятные вещи. Надеюсь, ты шутил?
— Тебе-то что? Даже если я несколько перегнул палку, то чем-то мне надо зарабатывать на жизнь. Я помню, отец часто повторял, что люди должны быть осторожны, если хотят завести ребенка, и прежде всего подумать о его будущем. А ведь ты хочешь завести ребенка, Нетта, не так ли?
Лицо Нетты немного прояснилось.
— Будь там очень осторожен, Фрэнки. О, дорогой, я так беспокоюсь! Ты говорил об убийстве. У меня от твоих слов до сих пор холод…
— Возьми поднос и унеси на кухню. Может быть, это поднимет твою температуру.
«Современный предприниматель» работал на четвертом этаже довольно запущенного здания на Вардур-стрит. Лифта не было, холл больше смахивал на курятник, лестница с выщербленными ступенями выглядела так, словно ее не убирали со времен Римской империи.
Я взбежал на четвертый этаж и обнаружил искомый офис в конце коридора, провонявшего табачным дымом.
Я начинал сердиться. Мои радужные планы развеивались, как легкие облачка. Чем выше я поднимался, тем дальше отодвигались от меня перспективы сорвать солидный куш. Я уже начинал думать, а не разыграли ли меня, я дал себе слово оставить свой след на челюсти этого доморощенного шутника.
Не постучав, я повернул ручку двери и вошел. А войдя, не увидел ничего такого, способного убедить меня, что речь не идет о глупом розыгрыше.
Комнатка была маленькая, грязная и убогая. Около окна, без намеков на шторы, располагался металлический стеллаж, на полу лежал вытертый коврик, под окном чернел электрический камин, а посредине стоял древний письменный стол. Все.
За столом сидела женщина: толстое безобразное чудовище, которому с равным успехом можно было дать и двадцать и сорок лет, такая же сексуальная, как осьминог, и привлекательная, как гора грязной посуды в раковине.
Она была облачена в закрытое до горла черное сатиновое платье. Глаза за толстыми стеклами очков походили на неспелые ягоды крыжовника.
Мои подозрения усиливались. Наверняка эта женщина коварна, хитра, изворотлива и остра на язык, как бритва. Разница между ней и Неттой была такая же, как между тигрицей и кошкой. Видимо, и босс ничем не лучше этой мегеры. Скорее всего, он был за дверью — там, за спиной секретарши.
Я бросил письмо на стол.
— Сейчас полдень. И я здесь.
Она держала письмо на расстоянии шести дюймов от своего куцего носа и делала вид, что никогда раньше его не видела. Затем перевела взгляд на меня и толстым грязным пальцем указала на стул. Я успел заметить сверкнувший на пальце перстень с бриллиантом.
— Садитесь. Я посмотрю, сможет ли мистер Зерек принять вас.
Я был поражен, так как рассчитывал услышать акцент жителя промышленных районов. А это был безупречный английский выговор дамы высшего света.
Я уселся.
Она не торопилась сообщать о моем прибытии. Сначала просмотрела колонки цифр в толстом гроссбухе, который находился здесь явно для солидности. Потом еще раз перечитала письмо, которое я ей дал, и еще раз взглянула на меня. Такое ощущение, что она сосчитала мелкие монеты в моем кармане и даже количество волосков на моей груди. Это был тот еще взгляд!
