Марина Серова - Печали веселой семейки
Апрель встретил меня во всей своей красе. Солнце уже начинало пригревать, снег медленно, но верно превращался в хлюпающую слякоть и обнажал то, что было скрыто под ним всю зиму. Вдоль тротуаров бежали ручейки талого снега, украсившиеся радужными, самых веселых расцветок, разводами бензина. Словом, «весна, весна, пора любви»! Обычная весна в городе.
Моя бежевая «девяточка» по-дружески подмигнула мне фарами, когда я отключила автосигнализацию. Я завела мотор, вырулила с моего места на стоянке и, с трудом пробираясь в нескончаемом потоке машин, поехала на место моего нового расследования. Я включила маленькую магнитолку, и тут же хриплые радиоголоса проорали: «Welcome to the Gorky park!» Решительно, можно подумать, что весь Тарасов знает, куда я еду. Кстати, почему в городах необъятной матушки-России парки культуры сплошь и рядом носят имя буревестника революции? И даже известная рок-группа, работавшая «на экспорт», чью песню я сейчас слушала?
* * *Это был большой особняк из красного кирпича с черепичной крышей. Наверное, хозяин хотел соригинальничать, придав своему «скромному» жилищу вид средневекового замка. Во всяком случае, такого количества круглых башенок, флюгеров, овальных «венецианских» окон и витражей я не видела еще нигде и никогда. В замке, по всем правилам рыцарского романа, должна жить прекрасная дама. Надо признать, особняк смотрелся достаточно живописно, однако половина всего этого великолепия была скрыта от моего взгляда, так как перед «замком» возвышалась глухая ограда высотой этак метра в три. Небольшая идеально ровная подъездная дорожка вела к воротам с сигнализацией. Я нажала кнопку видеодомофона и назвала себя — ворота бесшумно открылись, пропустив меня и мою «девятку», и так же бесшумно закрылись за мной.
Вот теперь я могла рассмотреть полностью и особняк, и газон, впрочем, достаточно унылый и пустой в это время года, и гараж на две машины. Увидев машины, я, мягко говоря, испытала легкий укол зависти: роскошный черный «Порш» гордо красовался рядом с белоснежным «Линкольном», от которого просто глаз невозможно было отвести. Над «Линкольном», рядом с которым на резиновом коврике был выложен целый арсенал губок, щеток, бутылочек и тюбиков, колдовал молодой парень в поношенных джинсах, такой же поношенной джинсовой куртке и лихо повернутой козырьком набок бейсболке, наводя на великолепную машину немыслимую красоту. Ну почему одним все, а другим ничего! Почему кто-то разъезжает на шикарном «Линкольне», а у меня всего лишь «девяточка»? Хотя ладно, лучше не буду завидовать: пусть у меня нет ни особняка, ни крутой тачки, зато меня еще никто и никогда не грабил. Нет причины. Так что преимущество все-таки за мной!
Я нажала кнопку дверного звонка, и где-то в глубине дома раздалась мелодичная трель. Я узнала в ней отрывок из какой-то оперной арии, но, поскольку не сильна в классической музыке, определить точнее не смогла.
Против ожидания, дверь открыла сама хозяйка, хотя я ожидала увидеть какого-нибудь дворецкого в элегантном черном костюме или прехорошенькую горничную в ажурном фартучке символических размеров и белой кружевной наколке на голове. Вместо дворецкого или горничной передо мной стояла немолодая дамочка, изо всех сил старающаяся выглядеть лет на десять моложе. Тщетные усилия при морщинах на шее, выдававших ее возраст, как годовые кольца на срезе дерева. Дамочка весьма отдаленно напоминала своим видом какую-то престарелую голливудскую актрису, имя которой выветрилось у меня из памяти. Но, если честно, еще больше, чем на актрису, она походила на тощую воблу, по ошибке наряженную вместо чешуи в бордовый костюм.
Ногти Эммы Эдуардовны, покрытые черным лаком, вызывали неприятные ассоциации, связанные с загробным миром, ноги, по форме напоминавшие бутылки, были упакованы в чулки и втиснуты в туфли на таких высоких каблуках, что, на мой взгляд, у нее должна была кружиться голова. Мысленно прикинув высоту каблуков в сантиметрах, я элементарным методом вычитания вычислила, что настоящий рост моей клиентки немногим превышал метр пятьдесят со шляпой. На шее дамочки висело несколько — порядка десяти — золотых цепочек, каждая толщиной с мой мизинец, в уши были вдеты огромные дорогущие, но безобразные серьги из того же металла. Так это и есть домашний костюмчик супруги бизнесмена? Тогда я, пожалуй, предпочла бы уютный халат и домашние тапочки!
Все это бордово-золотое великолепие никак не вязалось с поросячьими глазками, скошенными к самым вискам явно в результате многочисленных подтяжек кожи, выщипанными тонкой ниточкой бровками и ртом, размером и формой больше всего напоминающим щель почтового ящика. Интересно, что, несмотря на шок, полученный Эммой Эдуардовной от ограбления, и несмотря на страх перед мужем, она успела тщательнейшим образом нанести на лицо толстый слой декоративной косметики. Это слегка насторожило меня.
Замечу, что в облике почтенной дамы настоящей красотой поражали только пышные волосы цвета пожара в Африке и ровные зубы безупречной белизны, из чего сам собой напрашивался вывод, что и то, и другое реально не является неотъемлемой частью ее организма. Словом, на прекрасную даму, ради которой какой-нибудь благородный рыцарь решился бы на подвиги, несмотря на все свои ухищрения, Эмма Эдуардовна никак не тянула.
— Боже! Вы пришли! Наконец-то! — патетически воскликнула она, довольно беззастенчиво рассматривая меня. Судя по кислому виду, который немедленно приняла ее физиономия, ей не понравилось то, что я молода и красива. А, не будем скромничать, приходилось признать, что ухоженная супруга бизнесмена рядом со мной не выдерживала никакой критики. Но Эмма Эдуардовна тут же оживилась и прямо-таки расцвела, когда заметила мое сравнительно недорогое, хотя и хорошо сшитое пальто, полное отсутствие на мне украшений, мой деловой костюмчик, безусловно, элегантный, из хорошего бутика, но явно не от Версаче, и, наконец, мою «девятку» на подъездной аллейке. Ох как я возненавидела эту Воблу!
— Итак, — начала я, — где сейф?
Она повела меня бесконечными коридорами и коридорчиками, комнатами и комнатками, уставленными старинной мебелью, увешанными картинами и устланными пушистыми коврами, в которых утопали ноги. Создавалось впечатление, будто я иду не по коврам, а по болоту. Наконец мы оказались в просторном кабинете Каминского. Кстати, в кабинете, как, впрочем, и в фамилии бизнесмена, присутствовал камин. К делу это, пожалуй, не относилось, но сей глуповатый каламбур так и вертелся у меня на языке. С большим трудом я подавила в себе желание передать его дражайшей половине вышеупомянутой персоны — вряд ли она осталась бы моей шутке довольной. Подойдя к вделанному в стену кабинета сейфу, я удивленно уставилась на него.
— Кажется, вы сказали, что сейф взломан? — проговорила я с легким недоумением, поскольку никаких следов взлома видно не было.
— А что, разве не так? — поспешно отозвалась Эмма Эдуардовна, удивленно приподняв выщипанные бровки.
— Сейф просто открыли, — уверенно сказала я, поскольку никаких сомнений по этому поводу у меня не возникало.
Я попробовала снять отпечатки пальцев. А вот и нетушки! Неужели преступник, который сумел вычислить код сейфа и аккуратненько его вскрыть, оставит за собой такую важную улику? Никаких отпечатков пальцев я не обнаружила. Странным было другое: их не оставил даже хозяин сейфа… Сейф что, каждый день моют, что ли?
— Простите, а в кабинете вчера или сегодня убирали? — поинтересовалась я. Вопросы следовало формулировать осторожно: как знать, кто окажется причастным к преступлению? Вдруг она сама — Вобла то есть — ограбление подстроила?
— Взломан или не взломан, — истерически частила тем временем Эмма Эдуардовна, — какая разница? Я ничего в этом не понимаю. И вообще, техника, по-моему, не женское дело, милочка. Я сама кода не знаю и знать не хочу. Так спокойнее живется, знаете ли. Муж мне код не говорил, а я его не спрашивала. Что? Убирали ли в кабинете? Нет, здесь не убирали. Не понимаю, почему вы задаете мне подобные вопросы! Ну, вы уже знаете, где деньги?
Она что, думает, что я сейчас же предъявлю ей пропавшие деньги? Вытащу их, как фокусник из шляпы? Но я же частный детектив, а не Дэвид Копперфилд!
В голосе хозяйки наряду со слащавыми интонациями звучала неподдельная нервозность, но, по-моему, было в нем и еще что-то — то ли беспокойство, никак с кражей денег не связанное, то ли предвкушение чего-то. Нет, наверное, мне это просто показалось, хотя как знать…
— Видите ли, осмотр места происшествия мало что дает, — призналась я. — Я не вижу здесь никаких зацепок, которые могли бы помочь. Но, если хотите, я продолжу расследование и дня через три, максимум через четыре, смогу вернуть вам пропавшие деньги. Кстати, о деньгах, — мне не терпелось поговорить о материальном стимуле моей умственной деятельности. — Давайте договоримся об оплате. Я беру двести долларов в день.
