Сергей Волгин - Лейтенант милиции Вязов. Книга первая
— Сказал — запоздает. Пока гостей не развезет…
— С собой он ничего не брал?
— Нет.
— Денег у него было много?
— Тридцать рублей.
— Выпивши он не был?
— Нет.
Вязов задавал вопросы быстро, а она так же быстро отвечала. Участковый посматривал на них с таким видом, словно боялся, что между ними вот-вот вспыхнет ссора.
— Скажите, на этих днях ваш муж ни с кем не ругался, никто ему не угрожал? — опять спросил Вязов.
— Не ругался. Да что вы меня мучаете, что случилось?! — вдруг закричала хозяйка и резко встала. Вязов тоже поднялся.
— С вашим мужем произошло несчастье.
— Авария?! — вскрикнула женщина.
— Нет, нападение…
— Ох! — Хозяйка снова опустилась на стул и обеими руками ухватилась за край стола. Лицо ее побледнело, углы губ опустились, глаза застыли, как слюдяные.
Наступило молчание. Женщина смотрела куда-то перед собой, будто пыталась что-то вспомнить. Вязов и участковый стояли рядом, не зная что делать.
— У вас есть дети? — спросил Вязов только для того, чтобы вывести ее из оцепенения.
— Да, — прошептала она одними губами.
— Я заеду за вами рано утром.
Хозяйка молчала.
Глава 2
Первомайская демонстрация подходила к концу. На улицах города было тесно: группы горожан, физкультурники со знаменами, пионеры с транспарантами на плечах — все веселые, возбужденные, возвращались с Красной площади. На улицах царствовал тот беспорядок, который всегда бывает после шумного веселья большого количества людей. По тротуарам бегали малыши с красными, зелеными и синими шарами, возле лотков с мороженым теснились женщины с детьми. На асфальте белели, как неожиданно выпавший снег, конфетные обертки.
Город был залит янтарными лучами солнца; в прозрачное небо уплывали пущенные детишками шары; густая зелень деревьев запятнала тенями тротуары. Всюду звенели песни: из репродукторов, из открытых окон, издалека доносились звуки марша запоздавшего духового оркестра.
Участковый Петр Трусов шагал по тенистой улице, пытался хмурить белесые брови, строго поглядывая на подвыпивших мужчин. Хорошо отутюженный белый китель сидел на нем ладно, и Трусов шел чеканным шагом, как ходят военные, будто беспокойная ночь не оставила в нем усталости. Озабоченность не вязалась с его нежным румяным лицом, ласковыми синими глазами. Люди не замечали его озабоченности, они не знали, что Петр Трусов только несколько дней назад стал участковым и что на его именно участке произошло несчастье.
На тротуаре стояло несколько лотков с конфетами, бутербродами и папиросами, продавцы в белых халатах с улыбкой смотрели на человека в парусиновой фуражке, который, прислонясь спиной к тополю, медленно пел: «Калинка, калинка, калинка моя, в саду ягода малинка моя…» Трусов глянул в сторону поющего, но ничего не сказал и прошел мимо. Он думал о том, что в такой веселый праздник на каждом углу граждан подстерегают соблазны: бутылки с красивыми этикетками и бочки с пенистым пивом; а есть горячие головы, широкие натуры, которые не признают нормы и, наклюкавшись предостаточно, начинают выкомаривать, шуметь, портят настроение окружающим. Дойдя до угла, Трусов услышал крики, доносившиеся из пивной, расположенной в ближнем переулке, и заспешил туда. Еще издали он увидел группу молодых людей и побежал не особенно быстро, чтобы не уронить своего достоинства в глазах прохожих. Но драчуны оказались не из храбрых. Завидев участкового, они вмиг разбежались, на месте остался лишь один паренек лет шестнадцати в синей косоворотке, парусиновых брюках, рыжий, с нахальным лицом. Трусов подошел к нему.
— Вы почему нарушаете спокойствие?
— А тебе какое дело? — с усмешкой спросил паренек, лихо засовывая руки в карманы. — Никто не нарушает.
Незнакомых людей надо называть на вы, молодой человек, — наставительно проговорил Трусов.
Подумаешь! — опять усмехнулся паренек. — Учитель. Какое у тебя образование?
— Пойдем со мной, — сердито пригласил Трусов. — Разберемся, какое у кого образование.
— Пойдем! — согласился паренек беспечно.
Шли они молча. Участковый озабоченно смотрел перед собой, а паренек весело здоровался со знакомыми, и никто, должно быть, не думал, что участковый ведет его в отделение; скорее можно было предположить, что это встретились хорошие друзья.
Дежурный по отделению старший лейтенант Поклонов сидел за столом и писал, простуженно покашливая, облизывая бледные в трещинах губы. Он не взглянул на вошедших, только сдвинул брови и сильнее стал нажимать на перо.
— Товарищ старший лейтенант, в пивной была драка, — доложил Трусов, прикладывая руку к козырьку. — Я привел одного участника.
Из окна на стол падали солнечные лучи, и мраморный письменный прибор светился золотыми искорками. Пальцы дежурного, покрытые длинными волосами, шевелились, как гусеницы. Поклонов написал: «поэтому прошу выдать мне единовременное пособие»-и поднял голову.
— О, Виктор Терентьевич! С праздничком! — воскликнул Поклонов и протянул через стол руку.
Паренек ехидно взглянул на участкового и поздоровался с дежурным:
— Здравствуйте, Филипп Степанович!
— Садись, дорогой, садись. Рассказывай, как празднуешь. Здоров ли? Как идет учеба? Или в праздник об учебе не говорят? Много ли выпил вчера? — расспрашивал Поклонов, проявляя такую радость, будто он встретил родного брата после долгой разлуки.
— Я привел его… — осмелился было продолжить доклад Трусов, но Поклонов строго перебил его:
— Товарищ Трусов, знаете ли, кого вы привели?. Сына Терентия Федоровича!
Трусов покраснел и неловко опустил руку: откуда же он мог знать, что этот нахальный мальчишка — сын Терентия Федоровича, начальника отделения? Молодой участковый представил себе, как его вызовет майор Копытов и станет расспрашивать о сыне. Надо же было ему притащить в участок этого паренька!
С первых же дней работы преподнести такую не-приятность начальнику — серьезное переживание для молодого человека. А Петр Трусов к тому же обладал характером мягким, легко смущался, краснел, и непредвиденные обстоятельства, которые, как известно, случаются в жизни часто, ввергали его в полное замешательство. Надо было уйти от дежурного, но он так растерялся, что и не знал уже, как покинуть эту душную комнату.
А старший лейтенант и сын начальника отделения продолжали весело переговариваться, не обращая внимания на участкового. Они сидели рядом и рассуждали о шелковых летних костюмах, о коньяках и винах различных марок.
Надо было положить конец этому глупому положению, и Трусов повернулся, чтобы выйти из кабинета, но дверь отворилась, и вошел лейтенант Вязов. Вот кому Петр завидовал! Вязов ходил по отделению, как по своему дому, шутил с сотрудниками, вышучивал их за нечищенные пуговицы, скосившиеся каблуки. Женщины, работающие в паспортном столе, называла его Мишей. Стройный, кудрявый, несмотря на двадцать семь лет холостой, он не одну девушку заставлял вздыхать по себе, а сам, кажется, никем не увлекался. Вязова все хвалили, им были довольны и майор Копытов, и заместитель по политической части капитан Стоичев.
— Кого я вижу?! — удивился Вязов, остановившись у двери и оглядывая присутствующих. — Витя Копытов осчастливил нас своим появлением, да еще в праздник! Привет, привет! — И лейтенант протянул обе руки.
— Здравствуйте, Михаил Анисимович! — поднимаясь не особенно поспешно, сказал Виктор.
— Какими путями тебя занесло сюда? Или потребовалось пожаловаться на строптивых девушек?
— Я не сам пришел, меня вон привел рьяный товарищ, — показал глазами на участкового Виктор.
— О! Труднейшее положение! Стыд и срам! — Вязов хитро взглянул на Трусова, уже догадываясь о том, как встретил участкового старший лейтенант Поклонов. II непонятно было, к кому относились эти слова — к сыну начальника, участковому или дежурному. — Бывают в жизни шутки, говорил один мой дружок. Веселая жизнь, одним словом! — продолжал лейтенант, пожимая руку молодого Копытова. — Не так ли, товарищ старшин лейтенант Поклонов?
— Тебя что-то не поймешь, — сердито буркнул Поклонов.
— Мы друг друга давно не понимаем, как девушка п молодой человек, до смерти влюбленные, но не смеющие признаться в своих страстных чувствах. Но настанет время — поверьте, друзья, — влюбленные выскажутся, выложат накипевшие в груди чувства и в их маленьком мире настанут спокойствие и благоденствие. Нет ничего застойного на нашей грешной земле, все течет, все движется.
— Ну, пошел теперь… — ворчливо прервал его старший лейтенант.
— Пошел, пошел, товарищ Поклонов. Идемте, старина! — Вязов, усмехаясь, взял под руку Трусова и повел его к двери. — Нас ждут на улице пьянчужки и драчуны, ждут не дождутся великих избавителей от их недуга, а мы здесь упражняемся в красноречии…
