Наталья Александрова - Дикая жара
– Ну что, ребята? – проговорил Трубников гнусавым простуженным голосом. – Ну и жара тут!
– А чего кондиционер не включили? – спросил Топтунов, протиснувшись в холл вслед за напарником.
Трубников переглянулся с Мехреньгиным и хмыкнул.
Ежу ясно, что, пока эксперт не закончит предварительный осмотр, на месте преступления ничего нельзя менять – нельзя открывать или закрывать окна, выключать или включать отопление и кондиционер, чтобы температурный режим был такой же, как в момент преступления.
– Ну, что ты можешь сказать? – поинтересовался Мехреньгин, обмахиваясь газетой.
– Пока окончательно говорить рано, – ответил осторожный Трубников и шумно высморкался. – Имеем огнестрельное ранение и открытую черепно-мозговую травму. И то и другое могло послужить причиной смерти, точно скажу только после вскрытия. Мне представляется, что сперва был выстрел, потерпевший упал, при этом ударился головой о стеклянный стол…
Мехреньгин проследил за взглядом эксперта.
Рядом с трупом пол был усыпан грудой прозрачных осколков, словно голубоватыми льдинками.
– Удар о стол вызвал черепно-мозговую травму, – закончил Трубников.
– А время смерти определить можешь?
– Опять-таки приблизительно. – Эксперт чихнул, извинился и продолжил: – При такой жаре все физиологические процессы идут очень быстро, так что я считаю, что смерть наступила примерно сорок-пятьдесят минут назад, максимум час…
– Значит, в четырнадцать двадцать – четырнадцать тридцать… – протянул Мехреньгин, взглянув на часы.
– Где-то так, – согласился эксперт.
Валентин задумчиво огляделся.
В этом холле, как и на участке, все было очень красиво, продуманно. Каждая вещь, каждая деталь обстановки подобрана со вкусом.
Пол выложен крупной черно-белой плиткой, как огромная шахматная доска, и на этой доске мертвый хозяин дома выглядел как поверженная шахматная фигура – король или ферзь.
В глубине холла, напротив входа, находился камин, отделанный грубым диким камнем. Перед ним стоял низкий кожаный диван, слева от камина – квадратная стеклянная ваза, полная свежих алых роз.
Мехреньгин задержался взглядом на этой вазе и слегка наморщил лоб.
Что-то его здесь не устраивало. Жека, внимательно наблюдавший за напарником, забеспокоился.
– Валентин, ты чего это? – тихонько спросил он.
Мехреньгин отмахнулся от него – не мешай, мол, дай подумать.
– Начинается! – вздохнул Жека.
Он имел большие основания для беспокойства, ибо все отделение знало, что капитан Мехреньгин любит разгадывать детективные загадки. Причем, прежде чем отгадать, капитан эти загадки любил загадывать. То есть искал неясности в делах по принципу «найдет свинья грязи». Нельзя сказать, что такое пристрастие находило у окружающих полное понимание. Начальство частенько поругивало Мехреньгина за то, что он любит все усложнять. Но капитан не успокаивался и все время выискивал подводные камни в самых простых на вид делах. Вот как сейчас.
– А где у них мусор? – спросил капитан Мехреньгин, повернувшись к Остроумову.
– Что?! – тот удивленно заморгал глазами. – Капитан, на кой черт тебе их мусор? Давай уже оформлять…
– Ты нашего Валентина не знаешь, – выдвинулся из-за плеча напарника Топтунов. – Он у нас до того настырный… Зря вы, ребята, на этот вызов приехали. Не получится у вас дело раскрыть по свежим следам…
Трудно было понять, чего больше было в Жекиных словах – уважения или насмешки.
– Так где мусор? – повторил Мехреньгин.
– А я откуда знаю? – Остроумов пожал плечами. – Кончай волынку тянуть, давай уже заканчивать здесь, жарко же!
– Скоро закончим, – пообещал Мехреньгин. – Давай так: мы только заглянем в мусорный бак, и если я там ничего не найду – будем оформлять протокол…
– А что ты там такое хочешь найти? – подозрительно спросил Остроумов.
– Белые розы, белые розы… – пропел Мехреньгин, безбожно фальшивя.
Остроумов переглянулся с Жекой – что, он у вас всегда такой?
Жека только пожал плечами и поднял глаза к потолку – надо, мол, терпеть, бог терпел и нам велел…
Мехреньгин вышел на крыльцо, огляделся и уверенно направился в дальний угол участка. Там, за кустами сирени, он действительно обнаружил зеленый мусорный бак.
Остроумов плелся за ним, что-то недовольно бормоча под нос, Жека завершал шествие.
Мехреньгин подошел к баку, откинул крышку и заглянул внутрь. Затем посторонился и повернулся к своим спутникам:
– Ну, что я говорил?
Остроумов шагнул вперед и тоже заглянул в бак.
На куче мусора, на самом верху, лежали свежие, ослепительно-белые розы. Не меньше десятка, а может, и дюжина.
– Значит, далеко не все так ясно, как кажется! – нарушил Мехреньгин тишину.
Впрочем, эта тишина и без того была недолгой – снова завыла по соседству дисковая пила.
– Не понял… – Остроумов наморщил лоб. – Я думал, ты шутишь насчет белых роз…
– Какие уж тут шутки, – возразил Мехреньгин. – У нас убийство на руках нераскрытое, нам не до шуток…
– Почему это нераскрытое? – заволновался Остроумов. – Мы же его буквально на месте преступления взяли! Буквально за руку схватили! С поличным!
– Буквально… – протянул Мехреньгин каким-то странным тоном. – А как же розы?
– Да при чем тут розы?! – застонал Остроумов. – На кой черт тебе сдались эти розы?
– Вот неинтересно с тобой, Валентин! – вступил в разговор Жека. – Все ты знаешь заранее. Сказал, что в баке будут белые розы, – так оно и оказалось… все-таки трудно с тобой!
– Я к зубному врачу ходил на той неделе, – невпопад ответил приятелю Мехреньгин.
– Да при чем тут зубной врач? – взвыл Остроумов. – У тебя что, зубы болят и поэтому настроение плохое? Надо и другим его испортить, да?
– Нет, зубы у меня не болят, – ответил Мехреньгин и опять направился к дому.
Когда они вошли в холл, Трубников распрямился, вытер со лба испарину и сообщил:
– Ну, все, что можно, я сделал. Можно его увозить…
– Сейчас, фотограф приедет, наснимает что нужно, и увезем! – пообещал Мехреньгин и подошел к стеллажу с книгами и музыкальными дисками.
– Ну что, сейчас-то хоть можно кондиционер включить? – спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, Жека Топтунов.
– Сейчас можно, – смилостивился эксперт. – У них кондиционер общий, включается вон там, на кухне… – он махнул рукой в сторону арки, соединявшей холл с кухней и столовой.
Жека отправился на кухню, и оттуда донесся характерный звук – лязгнула дверца холодильника.
– Жека, ты там чего хозяйничаешь? – окликнул напарника Мехреньгин.
– Да ладно тебе, колы баночку возьму, не обеднеют они… – отозвался Жека и тут же разочарованно протянул: – Ну, это надо! Теплая!
– Кто теплая? – Мехреньгин насторожился, отошел от книжного стеллажа.
– Да кола у них в холодильнике теплая! И пиво, и спрайт – все теплое!
– Вот как? – Мехреньгин прошел на кухню.
Жека выглядывал из огромного холодильника, как из пещеры Али-Бабы. В обеих руках у него были жестяные банки, на лице – глубокое разочарование.
– И даже джин-тоник теплый! – проговорил он таким тоном, как будто окончательно убедился в несовершенстве мира.
– Правда теплый… – Мехреньгин потрогал банки, потом заглянул внутрь холодильника, повозился там, как фокстерьер в лисьей норе, и проговорил, выбираясь наружу: – Вот оно, значит, как… все в холодильнике теплое, а он, между прочим, включен…
– У нас на даче прошлым летом электричество отключилось, – сообщил Жека, открывая банку. – Так тоже в холодильнике все растаяло. Мясо вообще испортилось. Будешь теплую колу?
– Нет, – Мехреньгин закрыл холодильник. – Электричество, говоришь, отключилось? Надо будет проверить!
– Да при чем тут электричество? – не выдержал Жека. – Что ты, Валентин, выкаблучиваешься? Такая жара! И пила эта еще воет, сил нет! Неужели тебе охота этой ерундой заниматься?
– Это не ерунда, – возразил Мехреньгин, выглядывая в окно. – Это наша работа. Смотри-ка, какой забор высокий!
– Ну да, работа, – согласился Жека. – Да только эту нашу работу уже ребята сделали, преступника задержали…
– Не преступника, а подозреваемого! – уточнил Мехреньгин. – Пока суд не установил его вину, он подозреваемый!
– А ты – зануда! – в сердцах ответил Жека. Он отпил из банки тепловатую колу и поморщился. – Ну что, Валя, наигрался в Шерлока Холмса? Давай уж, завязывай!
– Сейчас, только на второй этаж поднимусь…
– А это еще зачем?
Мехреньгин ничего не ответил напарнику. Он вышел в холл и по широкой подвесной лестнице поднялся на второй этаж.
Там он вышел на балкон.
Это был не просто балкон, а огромная терраса, нависавшая над участком. На террасе стоял низкий стол и несколько плетеных кресел, и отсюда открывался вид на весь коттеджный поселок Васильки.
