Антон Леонтьев - Профессия – первая леди
Внезапно раздался звонок – и декорации, как в театре, стали стремительно меняться. Король исчез, но кто-то продолжал упорно кусать и колоть меня иголками. Исчезли и диплом, и медаль, и старинный зал, я судорожно всхлипнула…
…И приоткрыла глаза. Я находилась в своей кровати, в своей спальне, в своем доме! Не было никакого награждения нобелевских лауреатов. Все это мне приснилось! Дурной сон! Да какой!
Телефон разрывался. Уголок подушки был мокрый – похоже, я пыталась жевать его! А на груди у меня распластался Васисуалий Лоханкин, который утробно урчал, запуская в меня когти и покусывая. Сцена напоминала знаменитую картину швейцарского художника Фюссли «Ночной кошмар»: девица в обморочном сне на кровати, а на груди у несчастной то ли тролль, то ли домовой: тяжелый, лохматый и злобный…
Вот, оказывается, кто стал причиной моего сладостного сновидения! Еще бы, когда на тебя взгромоздится кошачья туша весом в десять килограммов, то и не такое узришь! Васисуалий Лоханкин (он же по совместительству Василиск) обладал ужасной привычкой залазить на спящего, топтаться у него на груди, пускать коготки и нежно кусать.
Я с трудом оттолкнула Васисуалия, тому это явно не понравилось. В серой мгле августовской ночи сверкнули его изумрудные глаза, котище зашипел.
– Васисуалий, Василиск! – прикрикнула я на него.
Когда шесть лет назад я нашла его на улице, он был крошечным, облезлым, тощим котенком с головой, покрытой коростой лишаев, и крючковатым крысиным хвостом. Теперь же он превратился в роскошного дымчато-черного монстра, который питается только мясом с рынка, свежей сметаной и сливками, его тошнит от кошачьих консервов, он приносит мне в кровать полудохлых мышей и крыс и топчется на моей груди, провоцируя кошмарные сновидения!
Вы только подумайте – Нобелевская премия была почти у меня в руках! Какая, к лешему, Нобелевская премия по литературе в августе! В прошлом году ее получила странная австрийская писательница, любительница садомазохистских сцен и шизоидных героев. Ей – дали! Мне – нет!
Васисуалий, едва я спихнула его с груди, попытался снова занять свое законное, как он считал, место. Пришлось вести с котом неравную борьбу, которая завершилась полным моим поражением. Василиск взгромоздился мне на живот, я же тянулась к тумбочке, на которой разрывался неугомонный телефон.
Как только я прикоснулась к трубке, аппарат замолк. Светло-красные цифры электронных часов показывали 3:27. И кому это приспичило звонить полчетвертого ночи?
Телефон снова ожил, я сорвала трубку и злобно гаркнула:
– Ну что стряслось?
– Мама, это я! – услышала я голос своего единственного сына.
Ну конечно, это мое чадо из Америки! У них там тоже ночь (или уже день – я никогда не могла уяснить, какая разница между Западным побережьем США и Экарестом).
– Ты спишь? – спросил мой драгоценный.
Я всегда ненавидела подобные вопросы. Какой прок звонить кому-то посреди ночи, а затем невинно интересоваться, спит ли несчастная жертва. Мой третий муж, уже давно бывший, обожал этот вопрос. И Артем, несмотря на то, что не был его ребенком, унаследовал привычку отчима!
– Благодаря тебе, Тема, нет, – сказала я, чувствуя, что Васисуалий начинает танец живота, вернее, танец на моем животе.
– Извини, – заметил сын таким тоном, что мне стало стыдно за свое замечание. – Я не хотел ждать до вашего утра! Беверли родила!
Беверли – это, используя политкорректные штатовские термины, афроамериканская супруга моего Артема. Об их бракосочетании я узнала постфактум. Мой сын живет и работает в Калифорнии, он – великолепный программист.
Эту самую Беверли я имела счастье лицезреть прошедшей весной. Я преподаю герцословацкую литературу и литературное творчество в Cornell University в штате Нью-Йорк, живу полгода в Америке. Поэтому и смогла навестить сына и невестку в вотчине губернатора-терминатора Арнольда Шварценеггера.
Беверли мне не понравилась. О, я не расистка, если мой сын пылает страстью к девушкам с шоколадной кожей, то я не имею ничего против! Он может жениться хоть на китаянке или аборигенке острова Тасмания, главное – был бы счастлив!
Его избранница – бывшая модель, ставшая голливудской актрисой. Слава Николь Кидман и гонорары Рене Зельвегер ей не грозят, она подвизается в идиотских комедийных и полицейских сериалах на ролях бессердечных сексапильных злодеек или развратных простушек, преследуемых злодеями. Один из таких шедевров идет по молодежному каналу у нас в Герцословакию. Я, конечно же, его не смотрю!
В общем, те пять дней, которые я гостила у Темы с Беверли, показались мне самыми страшными в моей жизни. Моя сестрица Вероника, профессор, всемирно известный сексопатолог, объяснила популярно, что такая ревность вполне понятна.
– Фимочка, ты не хочешь делить Темку с другой женщиной! Но тебе придется привыкать к тому, что он не только твой сын, но и муж Беверли!
– Ну, ты еще эдипов комплекс припомни, – разозлилась я тогда на сестрицу.
Веронику именуют «Фрейд в юбке», что, в принципе, лишь отчасти соответствует действительности – она предпочитает эксклюзивные брючные костюмы. Ника считается одним из столпов современной международной сексопатологии, разъезжает по заграницам, публикуется по всему миру.
Я все еще свыкалась с мыслью о том, что длинноногая Беверли украла моего Тему, и вдруг мне сообщили: в октябре я стану бабушкой. Теперь же Артем звонит и говорит, что Беверли родила! Октябрь уж наступил, и роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей? Да нет же, сегодня какое-то там августа…
– Роды прошли благополучно, – продолжал вещать сын из Калифорнии. – Почти на два месяца раньше положенного срока, но у ребенка все в порядке, мама! Беверли великолепно перенесла кесарево. Знаешь, сейчас очень модно рожать посредством кесарева сечения!
– Не знаю! – огрызнулась я. – Дело в том, дражайший сыночек, что я не рожала последние двадцать семь лет, если память меня не подводит! А я мучилась и на свет тебя производила самостоятельно в течение тринадцати часов!
Отчего я такая злая? Из-за глупого сна с Нобелевской премией? Или из-за того, что единственный сын звонит среди ночи и сообщает, что нелюбимая невестка сделала меня бабкой?
– Мы назвали ее Алисой, – продолжил Тема.
Мой сын обладает удивительно покладистым характером. Кажется, он не заметил моего едкого сарказма и обиды.
– Кааак-к-к-к? – Я оторопела.
Васисуалий Лоханкин вонзил мне в живот острющие когти, и я вскрикнула.
– Мама, с тобой все в порядке? – осведомился мой отпрыск.
Все ли в порядке? Я столкнула с себя Василиска, поднялась и трагическим тоном произнесла:
– Как вы назвали ее?
– Алисой, – миролюбиво повторил Артем. – Кстати, это девочка.
– Ах, не может быть, Тема, а я думала, что Алисами называют в наше время сексуальной вседозволенности еще и мальчиков, – взъерепенилась я, чувствуя, что готова разрыдаться. – Что это за имя? Вы же сказали, что назовете ребенка в честь деда или бабки!
– Мы и назвали, – ответил сын. – Мать Беверли зовут Алисой.
Я уселась на кровать, и Лоханкин снова шмякнулся мне на колени. Вот оно что! Значит, Беверли указывает моему сыночку, как назвать первую и, может быть, последнюю мою внучку! А спросить меня никто не удосужился! Ах, эта мерзавка Беверли! Я в который раз пожалела, что не являюсь активным членом ку-клукс-клана.
– Значит, Алиса, – угрожающе спокойным тоном протянула я. – Чего ж постеснялись, нарекли бы ребенка сразу Индирой Ганди или Кондолизой Райс!
– Мама! – произнес шокированно Артем. – Мама!
– А фамилию бы дали – индекс Доу-Джонса, – продолжала зверствовать я.
– Мама! – перебил меня сыночек. – Пойми, Алиса будет жить здесь, в Америке, и тут это вполне нормальное имя. Не называть же нам ее в честь тебя Серафимой или в честь бабушки Нинель!
Так и есть: мне будет отказано не только в том, чтобы выбирать имя для чада, но и в том, чтобы воспитывать его и привить девочке великий и могучий герцословацкий язык. Она станет стопроцентной американкой, более того, калифорнийкой и начнет приветствовать меня на ломаном герцословацком тем единственным словом, которое будет знать на языке отца: «Спасибоу!»
– Ага, Алиса… в честь мамаши Беверли… Или это твоя тайная страсть к детской фантастике русского писателя Кира Булычева? – уколола я сына.
Когда-то он в упоении смотрел «Тайну Третьей планеты»: в нашей Герцословакии, стране – сателлите Советского Союза, раньше постоянно крутили «ихние» фильмы и мультяшки.
– Или, может быть, Алиса – это долг памяти незабвенному Буратино и его хвостатой герл-фрэндше по выращиванию на поле чудес саженцев с золотыми вместо листьев?
– В честь Алисы Льюиса Кэрролла, – уверил меня сын. – Беверли в восторге от «Алисы в стране чудес» и «Алисы в Зазеркалье»!
Я утробно расхохоталась:
– О, в честь Алисы Льюиса Кэрролла? Дорогой мой Тема, а известно ли тебе, что этот самый математик Чарльз Доджсон, по совместительству писатель Льюис Кэрролл, обожал маленьких девочек, лет эдак десяти-одиннадцати. Причем весьма даже неплатонически обожал! Кстати, именно Льюис Кэрролл стал для Набокова прообразом его игривого старого развратника Гумберта Гумберта из бессмертной «Лолиты»!
