Анатолий Ромов - Человек в пустой квартире
— Перестаньте. Неужели мы будем подсовывать фальшивку, если речь пойдет о коллекции? Вам жизни не хватит, чтобы вывезти все монеты.
— Хорошо. Сколько?
— Сейчас — десять тысяч. Как аванс. Остальные со следующей монетой. Если все будет хорошо.
— Сколько всего?
— Тридцать тысяч.
— Ого. Дороговато.
— Дороговато — отдайте монету, и расходимся.
Пайментс достал бумажник, аккуратно вложил в него монету, сунул бумажник во внутренний карман. Помедлив, из другого достал две увесистые пачки банкнот, положил на скамейку между собой и бородачом.
Надорвав склейки, бородач принялся перелистывать зеленые бумажки, не поднимая пачки со скамейки. Этим он занимался довольно долго, наконец, вытянув из-за спины висящую на ремне кожаную сумку, положил обе пачки, застегнул молнию.
— Порядок. Осталось договориться о следующей встрече.
— Все просто. В следующий круиз — или открытка из Клайпеды, или звонок. Место встречи прежнее. Могу быть не я. Но условные фразы те же.
Дождавшись, пока бородач уедет с первой же электричкой, Пайментс пошел к шоссе. Остановился у обочины, осмотрелся: вокруг никого не было, только за деревьями проходили машины. У самого шоссе кустилась пышная акация с молоденькими, еще свежими листочками. Пайментс незаметно вошел в густую купу, присел на корточки, достал зеркальце. Около пяти минут он занимался тем, что пытался приладить зеркальце среди веток. Наконец ему это удалось: укрепив маленький прямоугольник, он чуть пригнул голову, разглядывая исподлобья собственную шевелюру. Досадливо кхекнув, ощупал голову — стрижка была идеально ровной, но Пайментс все же наметил двумя пальцами то, что ему было нужно. Взялся за темные с сединой волоски, потянул, раздался легкий треск — и над левым ухом обнажился белый квадратик, кусочек гладко выбритого черепа. Морщась, Пайментс поднес к глазам отделившуюся от идеальной прически накладку. Перевернул — на коже с остатками клея виднелась аккуратно выдавленная ниша-кружок. Все так же морщась, Пайментс достал бумажник, вынул монету. Примерил — монета поместилась, даже остался зазор. Достал платок, два тюбика, один со смывкой, другой с клеем, и приступил к операции, которая заняла около сорока минут. Сначала осторожно смазал кожу вокруг ниши и выбритый кусочек черепа клеем. Затем тщательно смыл частичку клея с пальцев. Затем долго примерялся — то поднося накладку к выбритому месту, то отводя. Наконец плотно прижал фальшивый кусок шевелюры к черепу. Около десяти минут всматривался, трогал и разглаживал пальцами отдельные волоски. В конце концов удовлетворенно скривился. Спрятал зеркальце, бумажник, тюбики, клей, прислушался. Выбрался из кустарника, оглянулся — вокруг было так же пустынно. Выждав интервал в движении машин, перешел на другую сторону шоссе и взял такси.
6
На вид Ядвиге Михайловне Станкевич около шестидесяти: лицо, состоящее из множества округлостей и припухлостей и очень живое, выдает женщину разговорчивую.
— Я убирала и вдруг услышала шум на площадке. Потом кто-то стал кричать.
— В котором часу это было?
— Примерно около одиннадцати. У нас подъезд тихий, и вдруг такой шум. Конечно, я подошла к двери и посмотрела в глазок.
— Что увидели?
— Увидела молодого человека у двери Лещенко.
— Вы уверены, что это был именно молодой человек?
Станкевич смотрит недоуменно, я поясняю:
— Изображение в дверном глазке выглядит искаженно.
— Конечно, в глазок не очень разглядишь… Но я видела совершенно точно: это был молодой человек. Я имею в виду — мужчина. Лет тридцати — тридцати пяти, высокий… И голос у него был соответственный, уверенный такой.
— Вы могли бы описать внешность этого человека?
— Такой… Без усов и бороды.
— Этого мало, Ядвига Михайловна. Попробуйте описать его волосы, глаза, нос, рот, подбородок.
— Волосы короткие.
— Светлые? Темные?
— Да нет, такие — средние. Глаза не разглядела… И остального не разглядела, глазок не увеличивает… Знаете, как в зеркале смеха, лицо искривленное… Но мне показалось, это был… да, довольно интересный молодой человек. Одет он был в такую куртку… Да, в спортивной такой курточке, светлой, и в брюках, тоже спортивных, синих, вроде джинсов. Лещенко сначала не открывал, потом, когда тот снова стал стучать, спросил из-за двери, что ему нужно. А молодой человек как заорет: «Оставьте в покое Елизавету! Она у вас, пустите меня!»
— Елизавету?
— Да, Елизавету… — В глазах Станкевич мелькает сомнение, она повторяет: — По-моему, Елизавету.
— По-вашему или точно?
— Или — Екатерину. Точно не помню, честное слово… Женское имя, но точно не помню. И все-таки, скорей, Елизавета…
— Что было дальше?
— Лещенко что-то ответил, кажется, сказал, что у него нет никакой Елизаветы и он ее не знает. Тогда молодой человек снова заорал: «Она у вас! У вас!» И забарабанил в дверь. После этого дверь открылась. На цепочке, конечно. Арвид Петрович всегда ставил дверь на цепочку, даже если соседи стучались. Открыл дверь, и опять: что вам нужно? А тот: хочу видеть Елизавету, она у вас… Я еще подумала: ну и Арвид Петрович… В таком возрасте, недаром говорят: в тихом омуте… Они так препирались, препирались… Правда, уже тише, я почти ничего не слышала. И в это время позвонил телефон. В квартире Лещенко, он у него громкий, я иногда даже у себя слышу… Лещенко сказал: «Подождите», прикрыл дверь и ушел.
— Ушел, чтобы переговорить по телефону?
— Не знаю, не слышала. Наверное, переговорить, почти сразу после того, как он ушел, звонки прекратились. Потом Лещенко впустил молодого человека в квартиру, дверь закрылась, и все стало тихо. Я продолжила уборку, ну а потом… — Станкевич всхлипнула, закрыла глаза, выдавила: — Потом… этот кошмар… Господи, я такого никогда не видела. Вы не представляете… Живешь с человеком, здороваешься, видишь много лет — и вот… Когда Сурков позвонил, я даже не представляла, что такое может случиться. Ведь они потом говорили очень мирно… Если бы я знала? Если бы я только знала! — Провела рукой по лбу. — Сурков позвонил, я открыла, смотрю, он весь бледный, что, думаю, с ним, на него вроде не похоже… Тут же стоит Галя, моя соседка, Галина Николаевна… — Кивок в сторону круглой, похожей на колобок женщины, с которой разговаривает Гуров. — А дверь в пятьдесят первую открыта, у меня прямо как молния… Сразу же екнуло, знаете: что-то с Арвидом Петровичем… И тишина, тишина, знаете… А Сурков — с Лещенко, говорит, несчастье, милицию надо вызывать, убили… Я даже не поняла, как убили, я же только что слышала, как он разговаривал… Вошли в квартиру, смотрю — Арвид Петрович… — Станкевич закрыла глаза, побледнела. — Нет, я не могу. Простите, Юлия Сергеевна…
— Ядвига Михайловна, вы сказали, у Лещенко не было знакомых женщин? Я вас правильно поняла?
— Какие там женщины? Он же вообще отшельник. К нему только домработница приходила, старушка, два раза в неделю. Зовут Анна Юрьевна.
7
Вернувшись в Ленинград на такси и подойдя в агентстве «Интурист» к окошечку, Пайментс вздохнул:
— Я должен срочно вылететь в Лондон.
Кассирша улыбнулась:
— На ваше счастье, есть один билет. Будьте добры, ваш паспорт, туристскую карту.
— Пожалуйста. — Пайментс протянул документы, кассирша внимательно изучила их. Подняла брови:
— Вы в морском круизе? Простите, это формальность, но я должна связаться с морагентством и согласовать продажу авиабилета с ними. Вы позволите?
— Пожалуйста. Я подожду?
— Подождите, я скоро.
Подойдя минут через пять, Пайментс спросил:
— Как?
— Все согласовано. — Кассирша оформила билет, протянула. — Улетаете в семнадцать сорок пять по московскому времени. В аэропорту должны быть за два часа до вылета, оформив предварительную визу. Предупреждаю, в случае возврата билета с вас будет удержано двадцать пять процентов.
8
Продолжая осмотр квартиры Лещенко, я попросила Гурова:
— Надо срочно выяснить адрес и телефон некой Анны Юрьевны, она приходила к Лещенко убирать квартиру. Затем установить личность женщины, которая, возможно, была как-то связана с этим молодым человеком В джинсах и с Лещенко. Может быть, и с нумизматикой. Зовут эту женщину предположительно Елизавета, возможно также, Екатерина или похожее имя. Судя по всему, у Лещенко было немного знакомых женщин, так что работа несложная.
— Хорошо, будем устанавливать всех женщин, связанных с Лещенко. Совсем забыл сказать, сейчас подойдет наш внештатный консультант, Уваров. Он знал Лещенко гораздо лучше. Насколько я понял, они дружили.
— Уваров?
— Уваров Константин Кириллович, внештатный консультант Эрмитажа, его мы и предлагаем в качестве эксперта. Как только я узнал о несчастье, я ему сообщил. По телефону.
