Наталья Александрова - Человек без лица
А тот пошарил по карманам и вытащил мобильный телефон. Надежда вся превратилась в слух, еле вспомнив, что нужно сделать незаинтересованное лицо.
– Она здесь, – пробормотал мужчина, дождавшись, когда ему ответили. – Да, приехала на такси, ждет у входа.
«Ну, так и есть, – подумала Надежда, – он следит за этой, в красном пальто. И нанял его ревнивый муж. Но следит явно непрофессионально… Обычное дело, житейское…»
Мужчина, видно, почувствовал ее взгляд, потому что развернулся всем телом и зыркнул в ее сторону.
За долю секунды до того, как столкнуться с ним взглядом, Надежда успела опустить глаза в чашку.
Тут ее собственный телефон заиграл мелодию романса «Старый муж, грозный муж…» Эта музыка специально была у Надежды записана для звонка мужа, причем тот об этом не знал. А если бы знал, то очень рассердился бы.
Муж у Надежды был замечательный, относился к ней очень хорошо, любил и баловал, по мере возможностей конечно. В одном Сан Саныч был нетерпим: он очень сердился, когда Надежда влипала в разные криминальные истории. И кто бы на его месте не сердился, когда ясно, что дело это опасное и можно серьезно пострадать. Надежда в глубине души понимала, что муж прав, но ничего не могла с собой поделать, тянуло ее к расследованию как магнитом! Поэтому она приняла мудрое решение – ничего мужу не рассказывать, просто ни словечка. Потому что Сан Саныч – человек проницательный, если только хоть что-то заподозрит – мигом выведет Надежду на чистую воду.
Так что лучше молчать. Нигде не была, никуда не ходила, ничего не слышала, ничего не видела и ничего не знает. Так оно надежнее.
Такая тактика давала, несомненно, свои плоды. Но все же в паре-тройке случаев Сан Санычу удавалось докопаться до правды. Тогда в гневе он был страшен. И вот после одного такого памятного скандала Надежда из вредности и записала мелодию звонка.
«Старый муж, грозный муж, режь меня, жги меня! Я тверда, не боюсь ни ножа, ни огня!» – разрывался сейчас мобильник.
– Надя, – голос у мужа был очень виноватый и расстроенный, – ты понимаешь…
– С тобой все в порядке? – поинтересовалась Надежда.
– Да, конечно. Но такие пробки, что я… я, кажется, не успею к началу…
Тут Сан Саныч умолк, обреченно ожидая положенной порции криков и упреков. Не дождался и продолжал:
– Ты оставь мне билет на контроле, я минут на пятнадцать опоздаю. Если в зал не пустят, то хоть ко второму действию… Надя, я виноват, но такие пробки…
– Не переживай, – холодно сказала Надежда, – я ни минуты не сомневалась, что ты опоздаешь. Поэтому сказала, что спектакль начинается в девятнадцать часов. А на самом деле – в девятнадцать тридцать.
– Надя, так я успею? – муж так обрадовался, что даже не стал обижаться на обман.
– Будь осторожнее за рулем, – на этой привычной ноте Надежда отсоединилась.
Она огляделась по сторонам, призывая официанта, и заметила, что того типа за угловым столиком уже нет в кафе. Выглянув же в окно, она не увидела перед театром и красного пальто, очевидно, его владелица уже вошла внутрь.
Надежда заторопилась – нужно было еще расплатиться и накрасить губы.
Муж успел вовремя, Надежде не пришлось торчать у входа. Музыка была чудесная, голоса просто изумительные, муж держал Надежду за руку, и она чувствовала себя абсолютно счастливой.
В антракте она вспомнила про женщину в красном пальто и оглядела прогуливающихся людей в фойе. Надежде очень хотелось рассмотреть ее кавалера. Но никто из женщин не напоминал ей ту шикарную шатенку. Возможно, все дело было в пальто, которое дама, разумеется, оставила в гардеробе.
* * *Несколько дней Надежда была под впечатлением спектакля. И дала себе слово ходить на оперу как можно чаще. Если муж не захочет, то можно с приятельницей сходить.
Тут как раз позвонила Алка. Надежда с Алкой не просто приятельствовали, они дружили много лет, с первого класса. У Алки была большая семья – муж, двое здоровенных сыновей-студентов, собака, кошка, попугай и еще, кажется, аквариумные рыбки. Насчет последних Надежда не вполне уверена, поскольку кошка время от времени рыбок из аквариума аккуратно выедала.
После окончания педагогического института Алка работала в школе и дослужилась уже до завуча старших классов. За без малого тридцать лет работы Алка выработала у себя командный голос и твердую решительную походку. Это было нетрудно, поскольку Алка от природы была женщина рослая, крупная и ничего не боялась. Преподавала она русский язык и литературу.
Надежда с Алкой виделись достаточно редко, зато перезванивались по телефону, причем разговор начинали всегда сразу, как будто и не расставались на месяц или два.
– Ой, Алка, где я была! – тут же заорала Надежда. – В Михайловском премьера, «Трубадур» – что-то потрясающее! Бросай все, и идите с Петей.
Петей звали Алкиного мужа, и хотя на работе его называли Петром Николаевичем, потому что был он крупный ученый-химик, близкие друзья все без исключения звали Петюнчиком. Петюнчик был ниже Алки на голову, лысый, с большими оттопыренными ушами. Зато очень умный, с прекрасным характером. Надежда считала, что Алке с мужем несказанно повезло. Алка тоже так считала, но никому в этом не признавалась, даже Надежде.
– Надька, тут такая история случилась… – заговорила Алка, пропустив мимо ушей все про оперу, – прямо не знаю, как начать…
Такое неуверенное вступление было настолько нехарактерно для Алки, что Надежда всерьез забеспокоилась.
– Алка, что такое? Все здоровы у тебя, как Петюнчик, парни как?
– Да все здоровы, – отмахнулась Алка, – муж в Женеве на конгрессе, Сашка к девушке своей переехал, Пашка где-то тут, Дик твой обожаемый на ковре валяется…
Немецкую овчарку Дика пристроила Алке в свое время сама Надежда, когда пес остался без хозяина[1], с тех пор она считала пса своим крестником и всячески его опекала.
– Дома все в порядке, на работе у меня неприятности… – продолжала Алка, – то есть не у меня… то есть у меня тоже…
– Алка, говори толком! – взмолилась Надежда.
Уж что-что, а мысли свои выразить ясно и отчетливо подруга умела как никто другой – не зря почти тридцать лет она учила детей писать сочинения. Сейчас, слыша от Алки меканье и беканье, Надежда уверилась, что случай и правда особый, что-то случилось в школе из ряда вон выходящее.
– У нас учительницу одну убили! – бухнула Алка.
– Да что ты? – ахнула Надежда. – Прямо в школе, на уроке? Господи, что у вас творится!
– Да нет же… – досадливо вздохнула Алка, – ты будешь слушать или перебивать?
– Так рассказывай по порядку!
Далее выяснилось следующее.
Работала у Алки в школе учительницей английского языка Алина Михайловна Цыплакова. Молодая, одинокая, внешность неприметная, в общем, ничего особенного. А тут в понедельник не вышла на работу. И не позвонила. Алка распорядилась найти ей замену, а где не получалось, то другие уроки поставить. Короче, как-то разобрались.
На следующий день, во вторник, у Цыплаковой по расписанию уроков не было. А день выдался суматошный – Алку с утра прессовали в РОНО, потом явилась методист с внеплановой проверкой, а вечером еще родительское собрание в десятом «Б». Про отсутствие Цыплаковой она благополучно забыла. Секретарь, конечно, ей звонила пару раз, но мобильный был выключен, а в квартире никто не брал трубку.
А в среду, когда ученики с утра пораньше явились на урок английского, выяснилось, что учительницы опять нет и никто про нее ничего не знает. Тут уж Алка опомнилась, взгрела секретаря (я себе представляю, подумала Надежда с легким содроганием), сама провела урок внеклассного чтения, затем быстро распределила оставшиеся уроки, а на переменах названивала Алине Михайловне, но безрезультатно.
– И вот сидим мы после уроков в учительской и думаем, кого бы послать к ней, чтобы узнать, в чем дело. Может, человеку плохо или в больницу она попала, а мы ни сном ни духом, – рассказывала Алка. – Проверили адрес – может, кто близко от нее живет, зайдет, хоть соседей поспрашивает. Никого нет на примете. А тут Маша Зуброва из одиннадцатого «А» классный журнал принесла, услышала наш разговор и говорит, что этот дом знает, как раз сегодня ей туда надо, так она может заодно к Алине Михайловне зайти и все узнать. Ну, девочка хорошая, ответственная, почти круглая отличница, я и согласилась. Дали ей адрес. Да знаю, говорит, как туда ехать, бываю там, и пошла себе.
Алка тяжело вздохнула и ненадолго прервалась, чтобы налить себе водички, – было слышно, как она шумно глотает, затем продолжила рассказ.
Неизвестно, каким образом Маша Зуброва попала в подъезд, поскольку он был оборудован домофоном. Может, кто-то, выходя или входя, ее впустил, об этом история умалчивает. Известно только, что подойдя к квартире номер шестнадцать, Маша позвонила. Никто ей не ответил, тогда она позвонила еще раз и еще. Прислушалась и оперлась на ручку двери. Тут ручка повернулась, и Маша ввалилась в квартиру. Оказалось, что дверь была не заперта, просто плотно закрыта.
