Наталья Александрова - Китайская кукла
– Да тут и брать нечего, – бормотал Игорь. – Вот не пойму я людей. Если не нужно тебе, так вынеси на помойку аккуратно, зачем же мебель ломать? Может, кому-то еще пригодится. Тут ведь не иначе как топором кто-то орудовал.
Дворничиха при этих словах издала какой-то странный звук – не то свист, не то всхлип. Игорь, занятый раскопками, ничего не заметил, зато Надежда насторожилась.
– Что там случилось, в семнадцатой квартире? – спросила она вполголоса. И посмотрела на женщину пристально, так что та поняла – от Надежды ей так просто не отвязаться.
– Так ведь убили жилицу-то из семнадцатой квартиры, – нехотя сказала она.
– Уби-или? – протянула Надежда Николаевна, не сумев скрыть заинтересованности.
Это было не простое обывательское любопытство. Дело в том, что Надежда Николаевна Лебедева, приличная женщина, средних, скажем так, лет, имела необычное хобби. Она не вышивала крестиком, не делала искусственные цветы, не занималась медитативным бегом и не собирала пробки от бутылок. Надежда Николаевна обожала расследовать всевозможные криминальные истории. Причем чем круче был криминал, тем интереснее ей было.
Вначале Надежда занималась этим, стараясь помочь своим друзьям и знакомым. Хоть все они были приличные законопослушные люди, иногда попадали в криминальные ситуации. Не зря народная пословица гласит, что от сумы да от тюрьмы зарекаться не стоит.
Если же все было спокойно, то Надежда отважно пускалась в любую авантюру, вмешиваясь в дела незнакомых людей. Почти все расследования завершались удачно, хотя была и парочка досадных неудач. Одна из них случилась как раз в прошлом году, когда они с женой Игоря Галиной находились в небольшом городе далеко от Петербурга. Ну, так от неудач никто не застрахован.
Самое сложное заключалось в том, что все эти расследования приходилось проводить тайно, чтобы Надеждин муж Сан Саныч ничего не узнал.
Один раз, только один раз Надежда по глупости все честно ему рассказала. За что и получила по полной программе. Сан Саныч очень любил свою жену и беспокоился за нее, поэтому и запретил заниматься такими вещами, как расследования убийств. Этим должны заниматься профессионалы, утверждал он, это их работа, они рискуют жизнью, зная, на что идут. А вот Надежду до сих пор, конечно, кривая вывозила, но сколь веревочке ни виться, а конец близок. И так далее.
Надежда Николаевна была женщиной неглупой, то есть по определению относилась к тем людям, которые учатся на ошибках (как известно, ошибки-то делают все). И получив один раз полноценный семейный скандал, она взяла себе за правило не рассказывать о своих приключениях мужу. Как говорится, ложь во спасение. Спасение чего-то совершенно конкретного, а именно своей семейной жизни. Надежда тщательно следила, чтобы никто из знакомых не проболтался мужу.
Пару раз бывали, конечно, накладки, тогда ей приходилось нелегко, но в основном муж находился в неведении. Отказаться от своего хобби Надежда никак не могла, это было сильнее ее.
– Неужели убили? – спросила она. – А когда это было-то?
– Да когда… – дворничиха что-то посчитала на пальцах, – на прошлой неделе. Там, в семнадцатой квартире, жила женщина.
– Пожилая?
– Да не то чтобы сильно пожилая, но одинокая. Никто к ней не ходил, не было у нее ни родственников, ни подруг близких… С соседями опять же никакой дружбы – поздоровается, но в разговор не вступает. Жила тихо, никаких от нее неприятностей… Тут вдруг утром мету я возле подъезда, идет соседка, которая под ней живет… «Безобразие, говорит, такое, всю ночь в семнадцатой квартире шум был, мебель двигали среди ночи, топали, что-то роняли, посуду били. Я уж в батарею стучала, тогда только угомонились». Я еще удивилась – не может быть, там всегда тихо. Ну, вечером та соседка пошла в семнадцатую квартиру ругаться. А дверь не открывают. И на второй день тоже. А на третий опять ей неймется – там, говорит, так тихо, никогда так раньше не было. Все-таки слышно, как человек шагнет, уронит что-то, дверь скрипнет. А тут – как в гробу. И никто эту, из семнадцатой квартиры, три дня не видел. Ну, думаем, может, уехала куда, как раз ночью шумела, вещи собирала. Бывают же ночные самолеты. А тут собака у жильцов с пятого этажа стала возле семнадцатой квартиры выть. Вызвала я участкового – так, говорю и так. Он еще не хотел ничего делать, потому как заявления от родственников не поступало. А откуда ему взяться, если нет у нее родственников, говорю?
Надежда незаметно огляделась. Игорь копался с другой стороны, девочка активно ему помогала. Дворничиха перехватила ее взгляд и понизила голос:
– Как вошли мы, так и остолбенели. Я вам честно скажу – страшное дело. Она-то сама в спальне была, меня туда не пустили, не положено. Только участковый говорил – вся изрубленная, кровищи – ужас! А запах я, конечно, чувствовала. И что творилось в другой комнате – это ужас. Вся мебель топором разрублена в щепки, занавески на ленточки порваны, посуда у нее была старинная – все в черепки! Как будто смерч по дому прошел!
– А что полиция-то говорит, кто это ее так?
– Да что говорит? – Дворничиха пожала плечами. – Мы люди маленькие, нам не докладывают. Тут приехала сестра ее двоюродная из-под Вологды. Спрашивают ее – что было у потерпевшей ценного? А она и знать не знает, говорит, что с сестрой давно не общалась, у той, мол, характер был сложный, она родню не любила. В общем, полиция считает, что случай странный. Дверь вроде не взломана, не то она сама открыла, не то отмычкой. Соседке этой досталось, которая снизу живет. Если бы вы, говорят, сразу патруль вызвали, то убийцу бы на месте застали. А вы вместо этого по батарее стучали целый час. Ага, говорит, вас вызовешь, а если там ничего такого, так мне же еще и попало бы…
– Ну, надо же… – протянула Надежда.
Из подъезда показался солидный мужчина с папочкой под мышкой и грозно позвал дворничиху. Та подхватила девочку за руку и поспешила на зов.
– Ты еще долго? – спросила Надежда Игоря. – А то я пойду уж, у меня дела…
– Подожди, я тебя подвезу, у меня машина за углом, – ответил он. – А вот что-то поцелее, – он показал ей дверцу от шкафчика, на ней сохранились красивые бронзовые петли.
– А вот еще какая-то красивая дощечка. – Надежда подняла с земли толстую красноватую доску с ярким рисунком текстуры, протянула ее приятелю.
– Нет, это не годится. – Игорь повернул доску к свету. – Видишь, здесь она расколота, с ней больше возни будет, чем толку.
– Ой, правда! – Надежда повертела доску так и этак. – А я и не заметила… Подожди-ка, по-моему, это вовсе не трещина, это она так раздвигается…
Надежда осторожно подцепила край доски ногтем, легонько нажала – и часть доски плавно сдвинулась в сторону, как крышка старого школьного пенала.
– Ой, как интересно! – оживилась Надежда. – Тут тайник! Потайной ящичек!
– Да что ты говоришь? – Игорь заинтересовался, подошел ближе. – В старой мебели часто бывают тайники, правда, обычно в них нет ничего интересного – какой-нибудь засох-ший цветок или локон… А здесь, смотри-ка, открытка!
Действительно, из потайного ящичка выпала старинная, пожелтевшая от времени открытка.
Надежда Николаевна наклонилась, подняла ее, рассмотрела лицевую сторону. На открытке была изображена красивая старинная кукла – китаянка с прелестным фарфоровым личиком, в платье из темно-синей парчи. Одной рукой она придерживала край платья, как будто собиралась перешагнуть лужу, в другой держала изящный зонтик.
Надежда перевернула открытку. На обратной стороне стоял адрес: Санкт-Петербург, Вознесенская часть, Фонарный переулок, ЕПМГ Елизавете Васильевне Перовской, собственный дом.
Ниже было всего несколько слов, выведенных аккуратным старательным почерком, с сильным наклоном и изящными завитушками в конце каждого слова:
«Лизонька, вспомни, как мы с тобой играли в Ната Пинкертона. Твоя Маша».
И все – больше никаких пояснений.
Фиолетовые чернила выцвели от времени, но надпись читалась отчетливо.
– Надо же, как интересно… – проговорила Надежда, задумчиво разглядывая открытку. – Какая-то Маша послала эту открытку своей подруге лет сто назад, явно с каким-то намеком. На свете давно уже нет ни Маши, ни Лизы, один Бог знает, какую тяжелую жизнь они прожили, сколько несчастий выпало на их долю – революции, войны, блокада, и только эта открытка сохранила воспоминание о них, о том, как в детстве они играли в сыщиков!
– Красивая открытка, – проговорил Игорь. – Редкая, наверное. Хочешь, возьми ее себе.
– А что – и возьму! – ответила Надежда Николаевна, неожиданно для себя самой.
Конечно, это было для нее совершенно нехарактерно – тащить в дом какое-то старье с помойки. Но дело в том, что она внезапно почувствовала покалывание в корнях волос – а это бывало с ней в тех случаях, когда она сталкивалась с какой-то детективной загадкой. Впрочем, какая загадка могла таиться в открытке столетней давности?
