Кирилл Шелестов - Побег
— Ясно, — вздохнул Храповицкий. — А у меня тут тоже одна фигня приключилась. В общем, похоже, меня утвердили.
Виктор надолго замолчал.
— Где утвердили? — недоверчиво уточнил он. — Там, что ли?
Он не решался спрашивать открыто, словно боялся спугнуть удачу неосторожным словом.
— Ну, да, — подтвердил Храповицкий. — Там.
И вопрос, и ответ были на редкость дурацкими. Но они поняли друг друга. Виктор затаил дыхание, потом с шумом выдохнул.
— Выходит, не зря мы столько бабок спалили!
— Не зря, — согласился Храповицкий.
— Вот область завтра вздрогнет!
— Еще как!
Оба торжествующе расхохотались.
— Ты где сейчас находишься? — спохватился Виктор. — Приезжай скорее, отметить же надо!
Храповицкому и самому уже не терпелось отпраздновать великое событие.
— Да еду, еду! Кстати, в четверг к нам Вихров лично прибывает, меня назначать. Представляешь? Обычно он замов присылает, но тут случай особый, — в следующую секунду Храповицкий уже устыдился этого приступа тщеславия и поспешил перевести разговор в другое русло: — Я к тому, что напиваться не надо. Нам еще целую неделю пьянствовать. Нужно рассчитать дистанцию.
— Само собой, — уверенно поддержал Виктор. — Когда же мы много пили?
2Рассчитать дистанцию, конечно же, не получилось.
Обмывать такое торжество вдвоем им показалось скучно; они послали за Васей, Плохишом и Пахомом Пахомычем, а сами расположились в комнате отдыха, примыкавшей к кабинету Храповицкого. Прибыв и услышав новость, соратники пришли в восторг, бросились обниматься и поздравлять друг друга.
Ближе к шести вечера секретарша Лена доложила, что приехал начальник областной ФСБ Зайцев. Высокий, худой, лет под шестьдесят, с выступающим острым кадыком, Зайцев косил в пол и двигался осторожно, словно боялся наступить на мину. Храповицкий поднялся ему навстречу.
— Я, собственно, на минуту, поздравить, — тихим голосом заговорил Зайцев, пожимая протянутую руку.
— Откуда же вы узнали? — простодушно удивился Пахом Пахомыч. — Вроде это еще секрет.
— А кто, по-твоему, наши телефонные разговоры слушает? — фамильярно и вместе с тем подобострастно ухмыльнулся Плохиш. Бандитское прошлое заставляло его испытывать неловкость в присутствии людей из органов.
Зайцев не ответил, поспешно пожелал Храповицкому успехов в новой работе, чокнулся с ним и стоя выпил. Минут через двадцать появился прокурор области, тоже с поздравлениями. Он, старчески кряхтя, троекратно обнялся с Храповицким, потерся мягким шишковатым носом о его жесткую щеку с проступившей щетиной и, бросая вызов своим годам, лихо хватил штрафную.
Не успел прокурор расположиться на диване, потеснив оробевшего Плохиша, как откуда-то возник прокурорский племянник, круглый, суетливый и глупый молодой человек, которого Храповицкий едва знал. Племянник привез в подарок картину, на которой обнаженная красотка млела в чешуйчатых лапах дракона. Сюжет был модным среди провинциальной деловой элиты, и подобные произведения искусства часто встречались в кабинетах бизнесменов. Позже их сменили портреты президента и иконы.
Прокурор картину не одобрил, а Зайцеву она, напротив, понравилась. Они немного поспорили, и все выпили за Храповицкого.
Между тем новость о назначении стремительно разлеталась по губернии, и карусель поздравлений набирала обороты. Несмотря на то что рабочий день уже закончился, телефон Храповицкого звонил, не умолкая, в его кабинете появлялись все новые и новые люди. Приехал Пономарь с каким-то банкиром из Петербурга, потом директор крупной строительной корпорации, начальник городской ГАИ, главный врач областной больницы и еще много кого. Мест уже не хватало, хотя охрана несколько раз приносила дополнительные стулья из приемной.
Часов в восемь вечера объявился председатель губернской думы Щетинский, веселый, разбитной, вечно пьяненький старичок.
— Ух ты, народу сколько к тебе набежало! — сетовал он, обнимаясь с Храповицким. — Я думал, один буду, а тут и без меня сажать некуда.
— Всех посадим, не бойся, — успокоил его прокурор. — Никого не обидим.
Все засмеялись этой расхожей прокурорской шутке, и Щетинский полез целоваться с гостями. Эти застолья были его стихией, он их обожал и не пропускал ни одного мероприятия. Взяв инициативу в свои руки, он вскоре сыпал анекдотами, порол всякую чушь и пил одну рюмку за другой, принуждая к этому и остальных.
Когда Щетинский провозглашал очередной тост, Вася вдруг сосредоточенно икнул, подался вперед и боком упал под стол. Все слегка растерялись, а Щетинский почему-то обрадовался.
— Вот это номер! — заливался он мелким смехом. — Гляди, как его развезло! Теперь до утра не очухается.
— Измена! — стукнул кулаком по столу Виктор. — Вася дезертировал с боевого поста!
— Наказать штрафной! — огласил вердикт Храповицкий. — Ввести через клизму.
— Может, его хоть на диван в приемную перенести? — сочувственно предложил прокурорский племянник. — А то пиджак жалко. Испачкается весь. Хороший же пиджак, сразу видать.
— Нельзя, — сурово остудил его Виктор. — Он всегда на полу спит. Десантник. Морпех.
Племянник не понял, шутит ли Виктор или говорит правду, но возражать не стал. После этого эпизода веселье приняло беспорядочный характер. Голоса становились все громче, гости кричали наперебой, пили уже не только за Храповицкого, но за его детей, родителей и даже его женщин. Пили и за крепкую мужскую дружбу, и за Россию.
Хотя Храповицкий был изрядно пьян, его ухо, не утратившее чувствительности, различало новые нотки, звучавшие в поздравлениях и панегириках. Особенно заметно поменялась интонация чиновников. И прокурор области, и начальник ФСБ, и другие федеральные руководители теперь держались с ним подчеркнуто почтительно. Он уже был не просто самым богатым человеком в губернии, он сам стал высокопоставленным чиновником. К деньгам он добавил власть, приумножив свои возможности.
Ближе к одиннадцати зазвучали призывы спеть, и Зайцев засобирался домой. Храповицкий и Виктор вышли его провожать, за ними увязался Щетинский в обнимку с шатавшимся Пахомом Пахомычем. Зайцев замедлил шаг и наклонился к Храповицкому.
— Я, собственно, насчет Лихачева хотел предупредить, — отрывисто проговорил он. — По моим сведениям, он что-то такое затевает. Какой-то сюрприз неприятный.
Храповицкий недобро усмехнулся.
— Поздно он спохватился, — враждебно ответил он. — Теперь моя очередь ему сюрпризы готовить.
Пьяный Пахом Пахомыч поймал обрывок их разговора.
— Он — садист! — вдруг с ожесточением выкрикнул он. Но этого определения ему показалось мало. — Садюга! Садюга самый настоящий. Я на него теперь жаловаться буду! Раньше боялся, а теперь — буду!
Озадаченные внезапной вспышкой, все посмотрели на Пахома Пахомыча.
— Да тише, тише, — успокаивал его Щетинский, прижимая к себе. — Забудь ты о нем.
— Я ему ничего не забуду! — распалялся Пахом Пахомыч, вырываясь из его объятий. — Я ему всю жизнь мстить буду! Он мне пистолет бандитский подбросил и в камеру посадил к уголовникам. Запугивал меня!
— Работа у него такая, — пробормотал Зайцев. Лихачев был выходцем из того же ведомства, что и Зайцев, и открыто ругать его Зайцеву представлялось некорректным. — Хоть я, конечно, его нынешних методов не одобряю.
— Работа тут ни при чем! — уперся Пахом Пахомыч. Он был красный, как рак, разгоряченный и злой. — Он этот — приговорщик! — от волнения он перевирал слова.
— Какой еще приговорщик? — уцепился Виктор, которого забавляла ярость Пахом Пахомыча. — Что-то я тебя не пойму.
— Который приговоры выносит! То есть не выносит, а выполняет! — захлебывался Пахом Пахомыч.
— Да палач же, дурья башка! — вмешался Храповицкий. — Ты, наверное, палача в виду имеешь.
— Ему людей мучить нравится! Унижать! Он на мою девушку клеветал, что она с Вовой живет за моей спиной! Чтоб я на Вову показания подписал!
— Но ведь ты же не подписал? — спросил его Храповицкий и посмотрел на него в упор.
Пахом Пахомыч враз осекся.
— Я? Нет! Я ничего не подписал! — выпалил он. — Я ему в лицо плюнул.
— Ну, в лицо ты ему, положим, не плевал, — рассудительно возразил Храповицкий. — Это ты сейчас расхрабрился.
— Да и бумажки-то, может, подмахнул, — вкрадчиво предположил Виктор.
Пахом Пахомыч был оскорблен до глубины души.
— Дурак ты! — бросил он Виктору. — Тебя бы самого в тюрьму арестовали. И Лихачева к тебе в придачу, — он чуть не плакал от обиды.
— Да он дразнит, шутит, — добродушно уговаривал Щетинский, похлопывая его по спине. — Не обращай внимания.
— А насчет Лихачева вы все-таки имейте в виду, — напоследок шепнул Зайцев Храповицкому.
