Герт Нюгордсхауг - Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры
Хокторн отвел глаза в сторону.
На крыше сарая сидели уже три вороны.
— Все должно быть подчинено военной культуре, верно, майор?
Фредрик снова обратил свой взгляд на Андреа де Берг. Майор в военной форме, портрет, который он видел в доме де Бергов. Он знал, что встречал ее раньше, но в тот раз не мог припомнить — где именно. И вот она перед ним, воплощение ненависти. Смотрит прямо в глаза, на губах — все та же улыбка.
— Обманиха, иные собирают обманиху. Это ты под видом невинной любительницы брусники вышла из леса через несколько минут после того, как был убит Халльгрим. Вернулась с проверкой на место преступления и совсем не ожидала увидеть меня живым. Испугалась и побежала обратно. Вернулась на командный пункт. Представляю себе, как накалились линии связи, когда хяппи приступили к сборке Ашшурбанипала, и вы точно установили, у кого находится лазер. Вы действовали быстро. Вам было известно, что я выехал, чтобы навестить Халльгрима. Ты увидела висящую над мостом статуэтку Матери-Земли, припасенную хяппи. Опустила ее на два-три метра. Простейшая смертельная ловушка для Фредрика Дрюма, владельца звездного кристалла. Больше он не станет задавать никаких вопросов. Ты хладнокровная убийца, Андреа де Берг! Ты убила Дикке и Халльгрима. Хотела убить Дерека Хокторна, но он перехитрил тебя. Твоим парням было поручено убирать меня, Макса и Сандру. Они убрали Макса. Но Дрюма не берет никакая кислота. Ты убийца, верный последователь худших сторон военной культуры, которая четыре тысячи лет господствует на этой планете, разоряя ее. Пора положить этому конец!
Вороны взлетели над сараем.
Фредрик зажмурился, пытаясь уловить суть бытия, уловить свое «я», и увидел Анну и Тоба узором на бурых бревнах сарая.
Напряжение спало.
Но хватка когтей, сжимающих сердце, не ослабела, напротив, она усилилась. На всю сцену перед ним, на двор, на произнесенные слова, на собравшихся здесь людей словно легла зловещая тень. Он был не в силах ее прогнать.
Полицейские беспорядочно метались по двору. Никто из них не пытался задержать Андреа де Берг. Напротив она заставила одного из них связаться с управлением. Продиктовала, что надо сказать. У Андреа де Берг явно было не совсем обычное удостоверение.
Сжимая в руке звезду, Фредрик спустился с крыльца. Лекфинн Шолд посторонился, его глаза были полны ужаса.
Каан де Берг стоял, опираясь на свою «тойоту», и рыдал у всех на виду.
Англичанин поднял воротник пальто, пряча лицо от Фредрика.
Сандра Хауг протянула Фредрику руку, он сжал ее пальцы. Трое хяппи бережно положили руки ему на плечи. Он ощутил приятное тепло.
— Это твоя батарея, Фредрик. Не наша. Клади ее себе на грудь. — Голос Плутты сорвался.
Фредрик наклонился над безжизненным телом Наксиманна.
— Древние греки, — прошептал он. — Она и не моя, эта звезда. Когда-то она принадлежала народу майя. Я обменял свою копию на настоящую в Музее Человека в Париже. Теперь ты знаешь об этом, Наксиманн, но никому не говори.
Перышко в губе парня чуть вибрировало на ветру.
Фредрик направился к лесу.
Он стал невидимкой.
Невозможное делало невидимым возможное. Все просто Хиггс. Фредрик увидел мельком частицу Хиггса. Этого было довольно. И другого конца быть не могло.
Он дошел до опушки. Тело его стало совсем легким, и он не чувствовал никаких болей. Коготь в груди нажимал все сильней и сильней. Но Фредрик не чувствовал страха.
Ели закрыли солнце. В лесу царил чистый, крепкий запах. Он поднес звезду к глазу. Свет. Белый свет. Такого белого света он никогда еще не видел.
Звездный кристалл. Он нашел то, что было им потеряно.
Держа звезду перед глазом, он видел, как к нему приближается силуэт. Силуэт обрел форму и стал человеком, который подошел, прихрамывая, и остановился в двух метрах перед ним.
— Ты больше не хромаешь, Фредрик?
— Не хромаю.
— Ты совсем здоров?
— Да.
— Отлично.
Скарпхедин Ульсен вытащил пистолет и прицелился в Фредрика. Затем три раза спустил курок.
Фредрик увидел на груди дождевика три коричневые круглые дырочки. Падая, ощутил, что сердце наконец отпустило.
12
По коридору одного из этажей Управления криминальной полиции раскатился оглушительный крик.
— Я убил его! Расправился наконец с Фредриком Дрюмом!
Дверь кабинета старшего следователя Ульсена была приоткрыта, так что крик этот могли слышать все, кто в этот час находились на службе. Он был услышан и этажом выше, где сам начальник управления сидел за своим столом, мрачно листая первоочередные дела.
Начальник поднял брови и отложил в сторону несколько папок. Он не ослышался? Кажется в голосе Ульсена появились давно забытые нотки? Более светлые, покладистые… Он избавился от угнетающего его бремени? Хорошо бы. Как раз сейчас им нужен Скарпхедин Ульсен, каким он был прежде. Дел накопилось — целая куча, и среди них два-три таких, что привычные дедуктивные тут не годятся. Типичные ульсеновские дела, говорил себе начальник управления.
Он подошел к шкафу, достал одну папку, расчистил для нее место на столе. Надпись на папке гласила: «Выздоровление старшего следователя Ульсена». Начальник лично заботился о том, чтобы эта особая папка пополнялась свежими данными, в ней содержались справки врачей и психологов, докладные записки коллег, протоколы собраний, а также его собственные, сугубо личные заключения.
Он пробежал глазами первый лист:
«Скарпхедин Ульсен, род. 22.III.1941. Закончил школу с английским языком, военное училище, специализация в области средства связи, компьютеров, дешифровки, языков. Экзамен на право занятия должности в юридических органах, кроме того, экзамен по нескольким классическим языкам. Полицейское училище. Увлечения: спортивное рыболовство, археология, хорошие вина и хорошая кухня, охота на куропаток и охрана среды. Женат, есть дочь. Поступил в управление в 1974 году, вел ряд важных дел.
26 мая с. г. в 04.35 отбывающий наказание за убийство Рикардо Бенедикт Хюс врывается в квартиру Ульсена, совершив побег из тюрьмы. Зверски убивает жену и семилетнюю дочь Ульсена. Сам Ульсен ранен в бедро, однако ему удается схватить преступника. Мотив убийства — месть со стороны осужденного.
Ульсену предоставляют отпуск, однако он отказывается покидать место службы. По совету психолога за ним сохраняют его кабинет, куда он и является ежедневно, однако он неадекватно воспринимает действительность и пребывает в состоянии психологической защиты (см. докладную записку психолога)».
Этот текст был написан, датирован и подписан самим начальником управления и сопровождался коротким резюме. Перевернув несколько листов, он остановился на последней докладной записке психолога, представленной две недели назад:
«Ульсен, Скарпхедин, род. 22.03.41. Состояние без перемен. По-прежнему аккуратно является службу, утверждая, что занят «делами» особой важности. «Дела» эти все так же носят весьма экзотический характер, основной персонаж носит имя его дела, и весь антураж заимствован из областей, которыми Ульсен всю жизнь особенно интересовался. Теперь в «деле» речь идет о похищении древней скульптуры из Национальной галереи, которому сопутствуют убийства и другие акты насилия. Правда, Ульсен дает понять, что это «дело» — последнее, но намерен «расправиться» с придуманными им персонажами.
Среда, которую изображает травмированный Ульсен, отличается жуткой жизненностью, и в его сочинениях наблюдается последовательная тенденция, позволяющая заключить, что рано или поздно он вернется к реальности.
Режим. Прежний, сохранение за ним его кабинета, не мешать ему в расследовании его «дел», поощрять успешное их завершение. Опыт общения с подобными пациентами показывает, что, обретя выход для своих навязчивых состояний, они преодолевают психическую травму и постепенно, а иногда и вдруг возвращаются к нормальной жизни.
Лекарства. Трилофон. Пролонгатум, Перфеназин, 4 плюс 4 мг».
Начальник управления еще посидел, перебирая листы дела, потом вернул папку на место в шкафу. Только успел сесть, как услышал шаги за дверью. Кто-то энергично постучался.
Вошел Скарпхедин Ульсен.
— Кого я вижу — Ульсен, это ты? Давненько не заходил. Как твоя нога?
Изрядно удивленный начальник предложил Ульсену сесть на диван. Протянул ему ящичек с сигарами, он взял одну, понюхал, кивнул, откусил кончик и задымил.
— Нога? — Ульсен прищурился и посмотрел на потолок, наклонив голову набок. — Нога почти зажила. Разве ты не заметил, что я перестал хромать?
