Сергей Горяинов - Слуги Ареса
- Какого еще Армена?
- Миша, Миша, - покачал головой Питон. - Я мясником быть не хочу, но ты уже начинаешь меня утомлять!
- Слушай, Питон! - сказал Степанов серьезно и спокойно. - Я действительно не знаю никакого Армена. Здесь какая-то ошибка!
- Он не знает! Он не знает, а?! Ты, супермен х..в, ухлопал двоих лучших людей Назаряна и вдобавок голубаря этого, Фреда, и теперь - он не знает! Это кто тебе давал?
Вышедший из себя Питон швырнул на стол никелированный револьвер.
- А ты уверен, что ты мне этот ствол давал? - насмешливо спросил Степанов. - Доказать сможешь?
Но несмотря на бодрый тон, ему стало не по себе - он начинал понимать смысл происходящего.
- А мне доказывать нечего. И некому. Я здесь сам и судья, и прокурор, и эксперт. В одном лице. Так будешь говорить?
- Пошел ты...
Питон на этот раз не обиделся. Задумчиво посмотрел он на капитана.
- Ты что, действительно не знал, что Сурен - человек Назаряна?
- Нет.
- За что же ты тогда их грохнул? Постой-ка, а на Дмитровке не ты ли, случаем, пошалил?
От такого предположения Степанов аж подпрыгнул в кресле и издал нервный смешок. Склонив к плечу плешивую голову, Питон с некоторым недоумением наблюдал за реакцией капитана.
- Значит, эти ребята были не из бригады Сильвера? - спросил Степанов.
- Ах вот как... - протянул Питон. - Ошибочка, значит, вышла? Что ж ты так... Миш, сейчас я на коне, а ты в заднице. Согласен?
- Согласен.
- А коли согласен - давай рассказывай все по порядку. Ты же знаешь - я закон свято соблюдаю и до сих пор мы с тобой ладили неплохо.
Степанов кивнул. Что верно, то верно - Питон был джентльменом, в той степени, конечно, в которой это понятие может быть применено к уголовному авторитету. Капитану вдруг стало почти весело - ситуация из тональности трагической явно трансформировалась в какой-то гротеск.
"Водевиль, ей-богу! - подумал капитан, с кривой ухмылкой рассматривая своего гориллоподобного собеседника. - Этакий благородный разбойник. Визитку и котелок ему - обхохочешься".
- Исповедоваться тебе, значит...
- Во, во! Расскажи, Миш, а то я от любопытства места себе не нахожу.
Степанов в двух словах поведал о своих приключениях. Детали он опустил, но логику событий передал точно. Когда он закончил рассказ, лицо Питона приобрело крайне мрачное выражение.
- Да, Миш, заварил ты кашу! Самое правильное теперь - сдать тебя Армену, как полагаешь?
- Шуму будет много.
- Шуму и так уже по самую... - Питон выразительно провел ребром ладони по горлу. - А мне лицо потерять нельзя! Эх, Миша, Миша, что ж ты сразу-то не пришел? Я бы тебе помог.
- Постеснялся, наверное...
Питон встал, прошелся по комнате, остановился за спиной капитана. Степанов невольно вздрогнул, ощутив на плечах тяжелые ладони.
- Вот что, Миша! Сделаем мы с тобой так. Я человечка того, что твоего другана ухлопал, тебе отдам.
И Армену про твои подвиги ничего не скажу. Видишь, какой я добрый? Полный оправдательный приговор тебе выношу. А взамен ты одну работенку для меня сделаешь, пустячок один. Нужно мне коекакие вещички за кордон перебросить, пару-тройку тонн. Да и кордон-то одно название. В Латвию, в Ригу. И оттуда кое-что забрать. Посодействуешь, и все - грехов на тебе нету, чист, как херувим. Понял?
- Смогу ли?
- Сможешь, Миша, сможешь. Выше головы прыгать будешь от усердия, а сможешь. Иначе с Арменом тебе придется познакомиться, а тут сам понимаешь - будь ты хоть депутат, хоть космонавт...
- А гарантии?
- Гарантии тебе? Может, страховку еще попросишь? Перебьешься...
Питон подошел к столу, взял револьвер, повертел в руках.
- Хм... Вот и гарантия. Через три дня будь добр меня навестить. А сейчас тихо сиди, как мышка.
Того, кто на Дмитровке стрелял, я найду. Сказал - ты меня знаешь. Сам не лезь, а то опять наворотишь... Ну как, Паленый? Отпустило чуток? Давай двигать. Отдыхай, Миш, досыпай. Три дня, понял?
Питон поднес к лицу капитана огромную растопыренную пятерню и медленно загнул большой палец и мизинец.
- Видишь, Миш, какие руки? Я большевикам сильно верил, программу партии наизусть знал - тот раздел, где все бесплатно обещали. Ждал, ждал, руки вот отрастил. Ан нет, не получается бесплатно. А для тебя - почти даром.
- Что?
- Жизнь.
Питон бросил Степанову на колени ключ от наручников, подхватил под руку Паленого и направился к выходу. Хлопнула дверь, щелкнул замок. Капитан сбросил браслеты, провел ладонями по лицу.
Посмотрел на стол. За окном стало уже совсем светло, никелированная сталь револьвера поблескивала весело и безобидно.
"Пальчики-то теперь чьи на рукоятке? Гарантия...
на три дня".
XIV. ТРЕТИЙ ФРАГМЕНТ
Совещание совета директоров финансовой группы "Бридж" в штаб-квартире этой организации на Ордынке началось с получасовым опозданием. Виновником задержки оказался Василий Николаевич Гущин - любимый "вольво" подвел отставного генерала в самый неподходящий момент, и он вынужден был прибегнуть к услугам общественного транспорта. Справившись с помощью двух стаканов тоника с одышкой, генерал приступил к докладу.
Вопрос касался финансирования производства опытной партии боевых вертолетов типа К-50 "Черная акула" и программ модернизации тактического штурмовика СУ-25 и многоцелевого истребителябомбардировщика СУ-27. Гущин был исполнительным директором этих проектов и одновременно возглавлял отдел, осуществляющий взаимодействие группы "Бридж" с крупнейшим государственным монополистом - компанией "Национальное оружие".
С модернизацией самолетов дело обстояло более или менее успешно - КБ Сухого уже получило первые полтора миллиона долларов, и сроки НИРа "Вертикаль" и ОКРов по обеим машинам выдерживались в полном соответствии с графиком. Позиции "Национального оружия" на мировом рынке в этих классах летательных аппаратов также были весьма прочны - протоколы о намерениях на приобретение модернизированных образцов уже были подписаны представителями ряда стран Юго-Восточной Азии и двух арабских государств.
Зато с "Акулой" все было из рук вон плохо. Вертолет, полностью доведенный и с блеском прошедший государственные испытания, так и не был принят на вооружение. По своим тактико-техническим характеристикам машина не имела равных в своем классе. На недавно прошедшем авиасалоне в Фарнборо К-50 продемонстрировал такой спектр возможностей и в пилотировании, и в боевом применении, что американцы не решились на демонстрацию последней версии своего "Апача" - просто сняли с программы под каким-то благовидным предлогом.
Гущин завершил свое сообщение так:
- Если мы не сумеем добиться решения правительства на широкомасштабное финансирование производства К-50 в течение ближайших трех-четырех месяцев, то армия не получит этой машины уже никогда, и что самое главное - рынок будет потерян безвозвратно. Как вам хорошо известно, все предприятия нашего оборонно-промышленного комплекса являются в настоящее время абсолютно прозрачными для иностранных разведок. Мы полагаем, что четыре месяца - как раз тот срок, за который наиболее интересные технические решения, заложенные в конструкцию К-50, станут достоянием конкурентов, а уж они позаботятся о массовом производстве. Продавать эту машину - значит продавать гарантии, продавать обслуживание, продавать перспективу модернизации. Мы же сейчас можем сделать пятьшесть образцов на коленке - и все! Почему так обстоят дела и кто должен нести за это ответственность, я полагаю, нет нужды вам объяснять.
Последнюю фразу Василий Николаевич мог бы и не произносить - здесь собрались одни единомышленники. Многие из присутствующих могли вспомнить не одно заседание в бозе почившей Военнопромышленной комиссии ЦК КПСС, советы Главных конструкторов, коллегии министерств "большой девятки". Те, кто помоложе, из новых банковских структур, такими воспоминаниями похвастаться не могли, но общую идею разделяли вполне.
Обсуждение доклада было недолгим, но бурным, и несколько матерных фраз в адрес высших руководителей государства все же прозвучали.
"И об этом кто-нибудь когда-нибудь напишет говенную книжонку, - хмуро размышлял Гущин, слушая выступавших в прениях. - И получит деньги или славу. Или пулю, если немного ошибется во времени, как этот... Они не любят этой страны, те, кто пишет такие книжки. Вот в чем дело. Они большие умники, многое понимают верно и иногда глубоко копают. Но одного они не поймут никогда. Любовь к этой стране, величие этой страны и страх перед ней - это одно и то же. И никогда по-другому не было. Никогда! Если убрать страх, остается одна грязь. Грязь можно назвать демократией, можно общечеловеческими ценностями, как угодно можно ее назвать. Но это будет всего лишь грязь. Вот такая это страна. Она становится великой и сильной, когда ею управляют те, кто любит оружие, кто по-настоящему знает, как его делать и как применять. Те, кто понимает силу и справедливость страха. И теперь страна превращается в грязь, поскольку наверху другие люди. Этот писака каким-то образом сумел узнать, как и почему это произошло, но он наверняка не понял, что же он на самом деле написал. Потому что если бы понял, то никогда не стал бы публиковать..."
