Анастасия Валеева - Семейный подряд
Яна возвратилась в кресло и развернулась лицом к экрану телевизора, на котором уже двигались первые кадры. Это была довольно качественная съемка, может быть, даже профессиональная, в этом Яна не слишком-то хорошо разбиралась, но само действие было явно не постановочным. Двое – крупный, слегка дрябловатый мужчина, на вид лет тридцати пяти, с мощной волосатой грудью и молодая симпатичная блондинка с тонкой талией и длиннющими ногами – лежали на широкой кровати, совершенно голые и не просто лежали, само собой, а еще и совершали различные приятные друг для друга телодвижения. Проще говоря, занимались любовью.
Посмотрев это занимательное зрелище пару минут, Милославская повернулась к лейтенанту.
– Долго еще?
– Минут двадцать, – Руденко не отрывал глаз от экрана телевизора.
Яна щелкнула пультом и изображение исчезло.
– Ну и что? – она положила пульт на стол и закурила.
– Как то есть что? – вытаращил на нее глаза лейтенант. – Это же Санталов и Парамонова.
– Разве это новость, – пожала плечами Милославская, – что Санталов пользовался ее услугами?
– Нет, – с горячностью возразил Три Семерки, – как же ты не понимаешь?! То, что Парамонова проститутка, и Санталов, вероятно, частенько проводил с ней время, это понятно. Но я ведь, кажется, сказал тебе, что кассету эту мы нашли в сумочке у Парамоновой. Зачем ей делать такие съемки? Это ведь доказывает, что она шантажировала Санталова, а может, кстати, и не его одного. Санталов не захотел ей платить, пригрозил ей, и она его за это убила. Все ведь ясно как божий день. Или ты так не думаешь?
Руденко уставился на Милославскую, ожидая подтверждения своей теории. Но она только слегка повела плечами.
– Это совершенно ничего не доказывает, Сеня, – мягко произнесла она, – а только ставит дополнительные вопросы.
– Какие еще вопросы? – горячности Руденко поубавилось.
– Ну, например, – Яна откинулась на спинку кресла и словно размышляла вслух, – зачем ей нужно было шантажировать Санталова, ведь она и так получала от него деньги? К тому же Настина мать сомневается, что она знала Санталова, как человека, причинившего ее родителям столько зла.
– Да мало ли что она говорит! – пренебрежительно махнул рукой Руденко.
– Настя, повторюсь, и так зарабатывала с помощью Санталова. Зачем ей так рисковать? Ведь шантаж – всегда риск…
– Чтобы получить еще больше, – уверенно заявил лейтенант.
– Хорошо, предположим, – согласилась Милославская, – но кому она могла показать эту кассету, в случае отказа Санталова платить?
– Жене, Оксане.
– И что бы та сделала, увидев кассету?
– Устроила бы Санталову скандал, ушла бы от него, – предположил Руденко.
– Насколько я понимаю, Сеня, – спокойно сказала Милославская, – жена Санталова материально полностью зависела от мужа, так что уйти от него было бы для нее равносильно уходу от богатой жизни к прозябанию. Я знаю таких женщин. Поверь мне, никуда бы она от него не делась, пока бы он сам ей не дал под зад коленом, если, конечно, у них не было брачного договора, составленного в ее пользу. Только не думаю, что такой жук, как Санталов, мог допустить это. Значит, вариант с женой отпадает. Юрий Николаевич, как я понимаю, не государственный служащий, поэтому его нельзя скомпрометировать и потерей служебного места. Вот если бы он баллотировался в Думу или на пост губернатора, тогда кассета для него могла бы означать крах всей его карьеры, а так… В общем, Семен Семенович, получается, что кассета эта для Насти Парамоновой в плане шантажа Санталова была совершенно бесполезной и на твоем месте я бы задумалась, как она вообще к ней попала? Еще бы я задала себе такой вопрос: кто убил Парамонову? Возможно, тот же, кто убил и Санталова, ранил его жену и Дмитрия Гулько. Ведь если следовать твоей теории, то Парамоновой не нужно было убивать его жену, а тем более Гулько, а тот кто прикончил Юрия Николаевича, собирался убить и остальных участников вечеринки. Мне кажется, что Настя просто оказалась невольной свидетельницей трагедии и ее решили убрать. Конечно, может быть, она была знакома с преступником или преступниками. Ведь убили-то ее в деревне, а туда нужно было еще доехать. Кстати, на ее теле не обнаружили следов насилия?
– Так, небольшие синяки на запятстьях, – со вздохом ответил Руденко.
– Вот видишь, выходит, что она сопротивлялась.
– Черт, Яна, – в сердцах произнес лейтенант, – какая же ты противная женщина – развалить такую стройную теорию.
– Я не противная, Сеня, – с улыбкой возразила ему Милославская, – я умная. Ты, кстати, тоже не дурак.
– Спасибо, – с сарказмом поблагодарил ее лейтенант.
– Не за что, Сеня. Просто ты почему-то вбил себе в голову, что Парамонова виновна в гибели Санталова и пытаешься подогнать факты под свою теорию.
– Да ничего я не пытаюсь, – огрызнулся Руденко, и тут же воскликнул: – Значит, это Оксана его укокошила, чтобы завладеть имуществом!
– Ага, – кивнула Яна, – а заодно выстрелила в себя.
– Она могла нанять кого-то, – не сдавался Три Семерки, – а киллер попал в нее случайно.
– Может быть, – устало протянула Милославская, – только киллеры, мне кажется, действуют более точно, а в нашем случае имеются двое раненых.
– Ну, – махнул рукой лейтенант, – киллеры сейчас разные бывают. Может, это был не профессионал. А может, – состроил он лукавую гримасу, слово его вдруг осенило и он милостиво решил поделиться своими предположениями с Яной, – Настя стала жертвой своего сообщника. Чего-то не поделили…
Не прекращая хитро смотреть на Яну, Три Семерки сделал характерный жест рукой, который означал, что он, Руденко, настолько сведущ и опытен в подобных делах, что таким салагам, как Настя и ее сообщник, его не провести. Милославская невольно улыбнулась такой упрямой наивности, отдавая отчет, что именно она составляет львиную долю обаяния лейтенанта.
– Это бы тебя очень порадовало, – с иронией ответила Яна, – твоя замечательная гипотеза подтвердилась бы на все сто. Кроме того, я частично могу разделить твои предположения.
– Все-таки? – ехидно ухмыльнулся Руденко. – Ты же против!
– Сеня, я не против и не за, – решительно возразила Милославская, – я просто хочу придерживаться фактов и не давать волю эмоциям.
– А я и не даю волю эмоциям, – насупился Руденко.
– Ну как же, – усмехнулась Яна, – ты стараешься подогнать реальность под свою метафизику, чтобы лишний раз почувствовать себя умным и сильным, – Яна шутливо подморгнула несколько оторопевшему от такой мягкой и одновременно едкой отповеди лейтенанту. – Если же отбросить всю эту шелуху, к которой я также отношу и свое упорное желание соглашаться с тобой…
– А! – воспрял духом Руденко. – Все-таки признаешь!
Он укоризненно качнул головой. Вернее, это его глаза смотрели с упреком на Яну, а движение головы всегда было одинаковым, по-медвежьи грустным и недоверчивым. Именно выражение глаз, всего его широкого скуластого лица придавало этому качанию, ставшему визитной карточкой лейтенанта, все время разное значение – в зависимости от ситуации.
– Я была у матери Насти, – быстро проговорила Яна, – и мое посещение может кое-что прояснить, если не запутать… – теперь настала Янина очередь таинственно взглядывать на Руденко, – Санталов кинул Настиных родителей с квартирой.
И Яна пересказала Три Семерки свой разговор с Парамоновой-старшей.
– Вы сообщили ей о Насте?
– Сообщили, – угрюмо кивнул Руденко.
Он сидел совсем не торжествующий, а тихий и задумчивый, как всегда медленно раскачивая головой из стороны в сторону, словно это мерное неспешное движение активизировало тайный источник его умственной силы. Почему-то в такие спокойные минуты Яне становилось жаль лейтенанта. Она пробовала разобраться в этом своем чувстве, возникающем спонтанно и порой вызывающем у нее неудобство и даже стыд, но не могла добраться до корней, сколько не старалась.
– Ну так, – поднял на Яну глаза Руденко, – все сходится. Остается только найти ее сообщника и хорошенько его допросить.
В этой реплике Яна различила покровительственно-садистские нотки, и чувство жалости к лейтенанту мигом улетучилось. Теперь перед ней снова сидел настырный, туповатый малый, который лишний раз убедился в своем мнимом превосходстве.
Яна неторопливо встала, подошла к телевизору, достала из гнезда кассету.
– Что ты собираешься делать? – иронично спросил Руденко.
– Немного помедитировать, – устало улыбнулась Яна, – ты не возражаешь? Что-то меня настораживает в связи с этой кассетой.
Руденко молча пожал плечами.
– Сварить тебе еще кофе? – предложила Яна, – будет чем заняться, пока я буду работать.
– Работать, – беззлобно передразнил Милославскую Три Семерки, – вон оно как серьезно!
Он рассмеялся. Смех его звучал вполне миролюбиво, дружески. Он не зубоскалил, а шутил, умиротворенный своей правотой.
