Штефан Мариан - Современный румынский детектив [Антология]
Она смотрит на меня сияющими глазами.
— Благодарю, Аугустин. Но я не хочу размякать.
— Сейчас речь не о благодарности. Ты видишь, мне нелегко. Не столько потому, что я работаю один, это мне даже по душе: дает определенную свободу действий, сколько… в общем, дело в тебе, я не могу от этого в достаточной мере отвлечься, мне взгляд застят эмоции, а нужна полная ясность.
Она хочет что-то возразить, но я останавливаю:
— История запутанная, Адриана. Со всех точек зрения. И мои сложности усугубляются тем, что ты не хочешь мне помочь.
— Не понимаю, что ты имеешь в виду…
— Я имею в виду, что ты, как бы это выразиться, скрываешь от меня правду по некоторым моментам, которые могут быть существенными.
Она заливается краской. За все время нашего знакомства это, кажется, второй или третий раз.
— Я от тебя ничего не скрыла… во всяком случае, ничего существенного…
— Это мы только после узнаем, что существенно, Адриана, а что нет. Пока что я должен знать все. Понимаешь? Абсолютно все.
Она крепко зажмуривается. Помолчав, произносит твердо:
— Спрашивай, я тебе отвечу, обещаю. И я верю ей, на этот раз верю.
— Что произошло между тобой и Мирчей Рошу?
— Ты что, и правда думаешь, что Мирча…
— Уволь меня от своих вопросов, Адриана. Так мы далеко не уйдем. Отвечай ты.
— Ничего не было, клянусь тебе, Аугустин. Мальчик влюбился в меня, только и всего. В Бухаресте мы едва были знакомы, виделись, может быть, раза два-три. А на Вама-Веке мы поселились вместе, и Мирча влюбился совершенно по-детски, по-дурацки. Я бы и не заметила, если бы не Виорика Ибрахим, она сочла нужным привлечь к этому всеобщее внимание в приступе ревности. Она Мирчу сразу решила присвоить. Ну, Дан и вспыхнул. Это была именно вспышка, несоразмерная с поводом. Очень скоро все вошло в норму, и Дан перед Мирчей извинился.
— А почему же тогда вы уехали с Вама-Веке?
— Да я и сама толком не знаю. У Дана были свои чудачества. Он настоял. А у меня не было никакой охоты бросать компанию, поэтому я попыталась хотя бы узнать причины такого неожиданного решения.
Узнала?
Да нет. Сначала он все отмалчивался, потом сослался на инцидент с Мирчей. У меня было ощущение, что он неискренен, но докапываться я не стала.
— А твое какое мнение?
Она выдерживает длинную паузу, потом вскидьюает на меня глаза.
— Мое мнение: он чувствовал, что за ним следят. Вот мы и добрались. Я молчу, пусть продолжает.
— Еще до отъезда на море я почувствовала, что с ним что-то творится. В чем это выражалось, я на словах даже не смогла бы объяснить, женщины такие вещи просто чувствуют. А на море стало еще хуже.
— Особенно когда вы провели вечер в кафе на террасе, в Мангалии.
Она смотрит на меня удивленно.
— Откуда ты знаешь?
— Ну-ну, дальше.
— Тогда у меня возникло четкое ощущение, что за ним кто-то следит. Он был какой-то пугливый, нервный, даже как будто постарел. Раз, накануне нашего переезда в Мамаю, весь вечер где-то пропадал, а когда вернулся, на нем лица не было, он просто был в панике и не желал со мной разговаривать. Не врал, ничего не придумывал, просто молчал всю ночь, как будто не слышал моих вопросов. Наконец я разыграла сценку ревности, хотя знала прекрасно, что тут дело не в женщине. Он только посмотрел на меня ошалело, рассмеялся и велел складывать вещи.
— А потом, в Мамае, что было?
— Как будто ничего. Он несколько успокоился, даже начал писать. Я решила, что, вероятно, это были просто перепады настроения и не надо придавать им слишком большого значения. Но в последний день, с утра, я снова почувствовала, как в нем растет непонятная паника. Я больше ни о чем не спрашивала, знала, что бесполезно. Но чем ближе, к вечеру, тем у него все больше расходились нервы. Наконец он ни с того ни с сего обрушился на меня с упреками за ту историю с Мирчей. Я то думала, что все быльем поросло, ведь он меня вообще не упрекал, даже по свежим следам. Я возмутилась, хотя, в общем-то, понимала, что это только предлог, что я не знаю истинных причин его возбуждения. Но тоже повысила тон. Тогда он вдруг замолчал, схватил меня за руку и говорит: «Ты права, Адриана, прости меня, я кретин. Ты еще не знаешь, какой я кретин». И потом сказал, что принесет чего-нибудь выпить. Я смотрела из окна, как он идет по двору тихо-тихо, понурив голову, будто знал, что его ждет…
Адриана плачет. Я спрашиваю:
— Ты поэтому решила, что он покончил с собой?
Она молча кивает. Я тоже молчу, наливаю ей кальвадоса и жду, пока она успокоится. Ждать приходится недолго.
— Прости, — говорит она, — расхлюпалась. Попробую взять себя в руки.
Сейчас надо бы с ней поласковей, но я слышу свой жесткий голос:
— Почему ты все это не рассказала сразу?
— Я боялась, Аугустин: то ли чтобы ты не подумал чего о Дане, то ли чтобы не заподозрил Мирчу или даже меня саму… И не только боялась. Я думаю, это был и стыд.
— Не понял.
— Довольно трудно объяснить это именно тебе… Ну, понимаешь, я один раз в жизни предала и за это достаточно себя грызла. Если бы ты узнал про историю с Мирчей, ты был бы вправе подумать, что я предала и во второй раз. А я ни за что на свете не хотела, чтобы ты так обо мне подумал.
Должен признаться, такого оборота я не ожидал. Вот женщины, знаешь их вроде бы всю жизнь, а они нет-нет да и припасут для тебя сюрприз. — Ладно, Адриана, — говорю я. — Будем считать инцидент исчерпанным. Нам надо разобраться в некоторых еще менее веселых вещах. Давай поговорим о вчерашнем происшествии.
— Это о каком?
— Ну, с Андреем Чобану, вашим реквизитором. У меня все основания полагать, что ни кондитерская «Альбина», ни другие случайности не повинны в том, что произошло. Это очень напоминает хорошо продуманное покушение, и не на реквизитора, который съел пирожное чисто случайно, а на тебя.
Ее глаза с еще не высохшими слезами загораются.
— Я тоже об этом подумала, сразу подумала. Виорика, правда?
— Почему Виорика?
— Но это же так просто, Аугустин! Она меня приревновала с первого же дня, как только заметила, что Мирча в меня влюбился. У нее амбиции — о-го-го! А теперь она, вероятно, вообразила, что, раз я осталась свободной, я снова для нее опасная соперница.
Не могу удержаться от улыбки. Я-то знаю несколько больше про отношения между Мирчей Рошу и Виорикой Ибрахим…
— А скажи, зачем ты меня сегодня утром предупреждала насчет нее? Меня-то ей зачем отравлять?
— Чтобы защитить Мирчу! Разве не понятно? Она вокруг тебя вьется, делает вид, что влюбилась, а сама только и ждет, чтобы ужалить. Опасная штучка! Она чует, что ты подозреваешь Мирчу, и способна на все, лишь бы его спасти.
Я терпеливо объясняю:
— Послушай, Адриана, во-первых, я не подозреваю Мирчу или подозреваю его не больше других. Во-вторых, даже если бы я его подозревал, Виорике этого знать неоткуда. В-третьих, Виорика вовсе не влюблена в Мирчу Рошу так, как это видится твоему романтическому воображению. И в-четвертых, ты правда считаешь, что я уже не способен вызывать интерес у девушек?
— Я не хотела тебя обидеть, — бормочет Адриана.
— Ну-ну, я пошутил. Конечно, это могла быть и Виорика. Обещаю тебе, что не пренебрегу этой версией. Но пока что у меня другая.
— А именно?
— Я же просил тебя не задавать вопросов. Узнаешь в свое время. Давай вернемся к вчерашнему вечеру. Кто приходил к тебе в гримерную?
— Мирча, Паул, Виорика, Данова сестра…
— И больше никто?
— Нет.
— Скажи, — спрашиваю я вдруг, — тебе нравится Серж Реджиани?
Она смотрит на меня в изумлении.
— Вот курьез! Как раз сегодня я думала об этом актере. У меня вылетело из головы его имя, и я целый день мучилась, вспоминала. Этим летом я его видела в «Искателях приключений» и…
— А почему ты вдруг сегодня стала о нем думать?
— Не знаю… Честное слов о, не знаю.
— Я тебе скажу. Вчера вечером, в театре, ты увидела человека, который очень на него похож.
Она морщит лоб в задумчивости. Потом восклицает:
— Ты прав! Ко мне в гримерную зашли мои гости, мы с ними болтали, вдруг дверь приоткрылась, просунулась его голова. Он нашел меня глазами и тут же исчез.
— Я так себе это и представлял. Вот что: если ты его увидишь где-нибудь поблизости от себя — в театре, на улице, у дома, где угодно, — немедленно сообщи мне. Договорились?
— Ты думаешь, это он…
— Я пока ничего не думаю. Но старайся не очутиться с ним наедине в каком-нибудь пустынном месте.
Она кивает, что приняла это к сведению.
— Итак, возвращаемся к нашей теме. Ясно, что тот, кто на тебя покушался, кем бы он ни был, должен был удовлетворять двум условиям. Во-первых, знать этот спектакль. В противном случае как бы он угадал, что пирожное приготовлено для тебя? Вот только, к несчастью, твой спектакль играли уже сто раз…
