Марк Фурман - Когда убивают футбол: игра по-русски
Столь хитрую систему страховки от неприятных неожиданностей придумала сама Ницкова, не скупившаяся на охрану день ото дня возрастающих капиталов. Каждый раз в момент передачи очередного вклада профессор лично называл его номер, который не был известен никому, кроме Хозяйки, и содержимое внушительного кейса проваливалось в бездонное чрево валютного банка. А вскоре пачки долларов обретали покой в надежном во всех отношениях банковском сейфе одного из городов старой доброй Европы.
Если Лебедянского не было в Москве, эту процедуру проделывали другие, но текущие суммы в «деревянных» обычно помещались в городском банке. Такие вклады считались как бы официальными доходами от бензинового бизнеса футбольного клуба. Ими профессор мог распоряжаться свободно, по своему усмотрению.
За последний год, как ни стыдно было признаться, профессор ощутил неудержимый магнетизм власти денег. Размышляя наедине с собой, он пытался определить истоки возникновения человеческой алчности.
Однажды он отпросился у Екатерины на пару недель в Сочи. Новая должность прилично выматывала, выкачивая много сил. Полулежа в кресле авиасалона, отпивая маленькими глотками охлажденный «Мартини», Лев Романович с вожделением поглядывал на молодую попутчицу. Двадцатилетняя светлая шатенка, распахнув тяжелые ресницы, с легким презрением словно обдала лысеющего сорокапятилетнего попутчика ушатом холодной воды. И это только за то, что случайно поймала взгляд на своих восхитительных коленях, волшебно возникающих из-под умопомрачительно короткой юбочки.
В такт легкому дыханию вздымалась ее высокая грудь. Дама, казалось, была решительно недоступна и не располагала к более близкому знакомству… Но уже через полчаса лед начал таять, а пара фужеров шампанского за благополучное путешествие на берег лазурного моря расплавили его совсем. Элла оказалась студенткой факультета журналистики МГУ, девочкой с большим самомнением и претензиями. Лев Романович не растерялся. Он легко вспрыгнул в седло своего годами проверенного литературного конька, и его понесло…
Как известный актер, вышедший на сцену, профессор поражал эрудицией, вдохновенно читая вечные строки из Цветаевой, Северянина и Заболоцкого:
…А что есть красота,
И почему ее обожествляют люди?
Сосуд она, в котором пустота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?
Как выяснилось позже, Эллочка выпросила у многострадального папаши, директора разоряющейся картонной фабрики, сорок пять тысяч, чтобы поплескаться в морской воде и обласкать капризное тело в щедрых лучах южного солнца. Более дорогие увеселения ей были явно не по карману. И тут у профессора возникла надежда на успех…
Вознесенная на гребень поэтической волны, Эллочка откликнулась на предложение ее спутника отметить начало отдыха в известном сочинском ресторане. В неотразимых, широко распахнутых глазах юной журналистки замелькали золотистые лукавинки.
Остатки столичной спеси слетели с казалось бы неприступной дамы, как шелуха с луковицы, едва только официант накрыл столик на двоих в отдельном кабинете, удаленном от ресторанного зала. Лобстер, жульены по-лионски и черепаховый суп, заливаемые тонкими французскими винами, покорили юную даму. Экстравагантная пара веселилась до позднего вечера, не ощущая времени.
Когда кавалер приглашал свою партнершу к танцу, Элла поначалу еще как-то старалась держать себя в рамках приличия, по возможности дистанцируя от партнера, на первый взгляд, недоступную плоть. Но на профессора обрушилась поистине молодая удаль и бесшабашность. В перерывах между танцами он добивал Эллочку надежной артиллерией прозы и поэзии, покоряя еще пытавшуюся оказать сопротивление, но уже побежденную жертву. Вдохновенные монологи собеседника захватывали дух юной журналистки, нахватавшейся верхушек современной цивилизации, но отнюдь не проникшей в глубины истинной русской культуры. И она постепенно убеждалась в своем невежестве в сравнении с академической эрудицией профессора.
После выпитых элитных вин и ненавязчиво атакующих приемов опытного ловеласа Элла ощутила откровенное влечение к своему обольстителю, мужчине, не имеющему ограничений ни в познаниях, ни в материальных возможностях.
Особенно, студентку покорили милые фрагменты из интимной жизни великих людей — Пушкина, Байрона, Мопассана в интерпретации литератора… Подобно Дон-Жуану, ее попутчик расчетливо вел уже сдавшуюся жертву по предопределенному им руслу.
Кстати выяснилось, что девушке нужно искать ночлег у какой-нибудь частной хозяйки, сдающей сезонным любителям моря и солнца койку где-нибудь на окраине Сочи или Адлера. И тогда далеко не юный, но почти волшебный принц сделал спутнице скромное предложение — помочь ей найти достойное пристанище в этом весьма не безопасном в криминальном отношении городе.
После слабой попытки изобразить на красивом личике оскорбительное недоумение, Эллочка взмахнула великолепной, с тонкими длинными пальчиками кистью руки, и обреченно выдохнула:
— Профессор, вам просто невозможно противостоять!
Так она оказалась в роскошном трехкомнатном «люксе» сочинского отеля наедине со своим благодетелем. Вскоре Лев Романович совсем потерял голову от своей обольстительницы, оказавшейся весьма опытной женщиной, знающей толк в плотских наслаждениях. Раньше он был весьма разборчив в интимных связях, достаточно скромен в желаниях. А сейчас сам себе диву давался… Восхищенными глазами шестнадцатилетнего балбеса он смотрел на обнаженную красавицу, с упоением демонстрирующую ему какой-то замысловатый откровенный танец под музыку, льющуюся из европейского стереокомплекса. И мысли о растленном влиянии денег на человеческую личность все реже и реже посещали его.
Увлекательные подводные прогулки с аквалангами, подводная охота и рыбалка с борта белоснежной яхты, полное уединение с обнаженной, быстро загоревшей амазонкой на небольшом островке — все это было свежо и необычно для человека, посвятившего свою жизнь архивным поискам редких эпизодов из жизни замечательных людей далекого прошлого…
Прикинув, что за две недели пестрых и острых впечатлений он потратил около двадцати пяти тысяч долларов на это юное существо, Лев Романович отметил, что это ничто, по сравнению с ощущением счастья, подаренным ему сказочной феей. И сразу возникла мысль, что он никогда бы не смог себе такого позволить на нищую зарплату ученого-подвижника. Профессор не захотел себе признаться, но стало очевидным, что он по уши влюбился в юную леди с факультета журналистики университета имени Ломоносова…
Возвратившись в Москву, Лебедянский снял новой пассии уютную квартиру недалеко от университета, разодел ее как заморскую куклу. Своему поступку он нашел вполне справедливое моральное оправдание, к тому времени связь Екатерины с налоговым генералом была очевидной.
И теперь, когда в судьбе видного литературного критика наступил перелом, таящий полную неизвестность, он отгонял назойливую мысль о том, что его уже не прельщает роль кабинетного ученого, получающего за свой подвижнический труд жалкие гроши.
После убийства Ницковой складывалась весьма двусмысленная ситуация, вызвавшая у профессора определенную растерянность. С ее уходом стало не совсем понятно, на кого теперь работать. Фактически все функции и реальную власть его надежного шеф-партнера Родин вернул своему вице-президенту Сакуленко. Но с другой стороны, должны же эти генералы от спорта оценить и его бесспорные заслуги перед клубом?
…Телефонный звонок прервал напряженный ход мыслей профессора.
— Лев Романович, — профессор узнал голос вице-президента, — еще раз приношу свои соболезнования, но жизнь, как говорится, не прекращается. Лев, — Сакуленко перешел на «ты», — нам бы нужно встретиться, если нет возражений. У меня созрели вопросы, которые следует совместно обсудить.
34
После футбола и разговора с бывшим вратарем «Арбата» Корначев с Тропниковым решили прогуляться, чтобы вечером завершить запланированные на сегодняшний день дела. На метро они доехали до «Пушкинской». Поднявшись наверх, весело переглянулись: нудный дождь, преследовавший их на стадионе, внезапно прекратился. Выглянуло высокое летнее солнце, лужи высыхали буквально на глазах. Обрадовавшись перемене погоды, слегка возбужденные пивом, они обменялись впечатлениями:
— В общем, Виктор, я считаю, что разговор получился. Да и ты роль эдакого журналистского волка неплохо сыграл. Может, тебе в артисты податься, что в криминалистах прозябать?
— Что я без вас, шеф? — Виктор шутливо изобразил этакого скромнягу. — А концовку, Юрий Владимирович, вы провели блестяще. И потом, какой афоризм: «Мефистофель» русского футбола! Может, его отлить в бронзе и поставить у входа в ВФА?
