Элейн Каннингем - Лидия
- Неужели не помнишь? Лейтенант Ротшильд больше мне не кореш.
- Но ведь нам грозит опасность.
- Боюсь, что ничто в этом мире не сделает лейтенанта Ротшильда счастливее.
- Но ведь он - вовсе не единственный полицейский в Нью-Йорке!
- В этом районе - единственный.
- Допустим, ты просто позвонишь в полицию и попросишь, чтобы нам помогли.
- Первым делом, меня спросят, кто я такой. Затем - где я нахожусь. После этого они тут же свяжутся с лейтенантом Ротшильдом.
- Но ведь он сейчас сидит дома и ужинает, - с надеждой напомнила Лидия.
- Можешь быть уверена, он передал по смене - если кто-нибудь увидит, что меня собираются прикончить, ни в коем случае нельзя вмешиваться.
- Тогда я сама позвоню в полицию.
- А что потом, когда приедут полицейские? Мы скажем, что снаружи стоит господин, которого мы однажды мельком видели?
- Тогда что нам остается делать?
- Главное - не нервничай, - сказал я и жестом подозвал нашего официанта. Мерзавец и ухом не повел, только стоял истуканом и пялился на нас с каменной рожей. Я помахал еще раз и в придачу улыбнулся. Ноль эмоций. Тогда я выудил из кармана пятерку, чинно прошагал к нему и вложил банкноту прямо ему в ладонь.
- Я хочу купить прощение и вечную дружбу.
- Ну, конечно, - грустно кивнул он. - За доллар можно купить все. А ведь раньше мне бы хватило просто дружеского слова. Так нет же. А вы все меряете на деньги.
- Извини, дружище, - согласился я. - Я виноват. К сожалению, мы часто спохватываемся, когда уже слишком поздно.
- Да уж. Вы теперь решили надо мной посмеяться?
- Нет, дружище, мне не до смеха. У нас с моей девушкой неприятности нам грозит опасность.
- Она - ваша девушка?
Чтобы не осложнять наши почти наладившиеся отношения, я признал - да, мол, она моя девушка.
- Но вы гораздо старше, чем она. Между вами ведь большая разница в возрасте, да?
- Двенадцать лет.
- Целая пропасть. Ей-то ничего, а вот вы стареете.
Ну и зануда! Я снова оказался в философской ловушке. Мне ничего не оставалось, как спросить, чем объясняется этот парадокс: почему старею только я.
- Сколько ей сейчас?
- Двадцать три.
- Хорошо, допустим - двадцать четыре, двадцать пять - какая разница? А вот вы - дело другое. Вам уже крышка.
Я вытаращился на него, потом решительно потряс головой.
- Послушайте, мистер, мне бы не хотелось устраивать философский диспут. Мы с девушкой хотим только одного - выйти отсюда, воспользовавшись другим путем.
Официант призадумался, потом помотал головой из стороны в сторону.
- Неужели я прошу слишком многого? Почему?
- Другого пути отсюда нет.
- Быть такого не может. У каждого дома здесь есть черный ход.
Он снова задумался, потом кивнул и признал, что да, мол, я прав, у каждого дома и впрямь, должно быть, имеется черный ход.
- Это, конечно, не правило, - изрек он. - Некоторые умники считают, что это не так, но они заблуждаются. Впрочем, вы скорее всего правы. Точно не знаю. Я должен это обдумать.
- Значит, здесь все-таки есть черный ход?
- Что вы от меня хотите, мистер? - усталым голосом спросил зануда. Я целый день проторчал на ногах, а вы со мной в шарады играете. Может, вернуть вам пятерку? Вот, держите.
Он полез в карман, но я поспешно заверил, что хочу оставить пятерку ему.
- Только не пререкайтесь со мной, - сказал вдруг он. - Я говорил вам, что здесь нет черного хода? Отвечайте. Да или нет?
- Мне показалось, что да.
- Ну вот, видите. Нет - ничего подобного! Я сказал, - он говорил совсем медленно, с расстановкой, - что отсюда нет другого пути. Как зовут вашу девушку?
- Лидия.
- Нда. Симпатичное имечко. Чего-то вы ее вдруг одну оставили?
Он проводил меня к столу, за которым сидела Лидия. Встретившись с недоуменным взглядом девушки, официант успокаивающе улыбнулся и произнес:
- Я только присяду на минутку. С ног просто падаю от усталости.
Лидия кивнула.
- Да, после какого-нибудь званого ужина я испытываю то же самое. Я работаю горничной, так что я вас отлично понимаю.
- Что значит - горничной? - спросил философ.
- Домашней прислугой... Служанкой. Я должна мыть, убирать, подметать, сдавать белье в прачечную, накрывать на стол - все, что боссу заблагорассудится. Даже ручку ему целовать.
- Ну и сукин сын же этот Сарбайн! - не выдержал я.
- Харви, надеюсь ты не ревнуешь? Нам с тобой только этого не хватает.
Я обратился к официанту:
- А твой босс не разозлится, увидев тебя за нашим столом?
- Ха, он мой кузен. Я, кстати, владею двадцатью процентами акций этого заведения. К тому же сейчас все спокойно - всего три пары остались, наши постоянные посетители. Если их огорчит, что я решил посидеть с вами, пес с ними - обойдемся и без них. Слушайте, ребята, а на кой черт вам сдался черный ход?
Мы с Лидией переглянулись. Потом она улыбнулась, а я сказал назойливому итальянцу:
- Там, снаружи, нас поджидают двое парней, с которыми мы предпочли бы не встречаться.
- Крутые ребята?
- Не знаю, - сказал я. - Это долгая история. Мог бы рассказать, но это займет около часа. Проще будет, если мы сразу воспользуемся черным ходом.
- Наверное, - кивнул он. - Что ж, раскладка такова: вы попадаете во двор и видите перед собой три стены. Слева - жилой дом, высотой футов в сто. Тут делать нечего. Справа - немецкий ресторан, двор которого охраняют три презлющих добермана-пинчера. Если пойдете туда, вам либо придется прикончить этих псов, либо смириться с тем, что вас разорвут на части. Что остается? Только идти вперед. Преодолев стену, вы очутитесь в другом дворе - там тоже живут люди и постоянно гремит музыка. Если вы любите, когда вас дубасят кувалдой по голове, то это музыка. Я называю это по-другому. Хотите рискнуть?
- Знаете, - сказала Лидия, - нельзя сказать заранее, любишь ты джаз или нет - нужно хоть раз услышать, что это такое...
- Мы рискнем, - вмешался я.
- Да, ребята, - покачал головой неудавшийся Сенека. - Вы - отчаянные люди. Никогда прежде таких не видел...
- Прошу прощения, - снова перебил я, опасаясь, что это никогда не кончится. - Давайте условимся так: если эти двое войдут сюда, то вы ничего не знаете. Хорошо?
- Не знаю, не знаю, - закивал официант. - Вы ушли - и все.
Он провел нас через кухню, где мы увидели повара, который читал газету и прихлебывал суп, затем через кладовую и наконец подвел к двери черного хода.
- Не беспокойтесь о том, что я скажу им, - напутствовал он нас. - У вас и без того хватает хлопот. Вам бы еще между собой разобраться. Ступайте - путь свободен.
Он закрыл за нами двери, оставив нас в полной темноте. Не в кромешной, конечно - в Нью-Йорке никогда не бывает так темно. Впереди нас высилась стена, за которой мелькали странные огоньки и гремела музыка. Я постоял, пока глаза привыкли к темноте. Стена превратилась в деревянный забор. Внезапно Лидия, прижавшись ко мне, поведала, что ей страшно. Вцепившись в мою руку, она забормотала:
- Прежде такого не было, Харви, а тут вдруг словно нахлынуло...
Она начала дрожать и я сделал то, чего не делал вот уже много лет приложил ладонь к ее лбу, чтобы проверить, нет ли у нее температуры.
- Ты решил заменить мне отца, Харви?
Я, в свою очередь, поинтересовался, не этого ли она ждет.
- Нет, черт побери! Я всю жизнь прожила без отца и заводить себе нового не собираюсь. Как, впрочем, и мистера Крима. Хватит на меня пялиться - лучше подумай, как нам перелезть через эту стену.
Ну, вот, подумал я, стоит мне хоть попытаться приоткрыть завесу отчуждения, как Лидия тут же прячется в свою ракушку. Я прошагал к забору, высотой около семи футов, подтянулся и сел на него верхом. По другую сторону от забора раскинулся живописный двор, заставленный скамьями, стульями и столиками, за которым маячил дом с высокими застекленными дверями и раздвижными стенами. За прозрачными панелями танцевали люди, звенела музыка. Не заметить меня, взгромоздившегося верхом на забор, как на насест, было просто невозможно.
- Чего ты ждешь, Харви, - нетерпеливо окликнула Лидия. - Помоги же мне забраться.
Тем временем меня уже заметили. На скамейке в маленьком садике, разбитом справа от двора, сидела рыжеволосая девушка в длинном серебристо-белом платье. Сидевший рядом с ней мужчина неуклюже приставал к ней, - впрочем, постороннему наблюдателю любые приставания кажутся неуклюжими, - а девушка вяло отбивалась. Я нагнулся и втащил Лидию на забор - острая доска едва не перерезала меня пополам. Лидия, не дожидаясь от меня дальнейшей помощи, проворно соскользнула вниз. К ней тут же подскочила рыженькая.
- Кто это? - спросила она, указывая на меня.
Подоспел и ухажер, который попытался оттащить подругу назад. Судя по его реплике, он предположил, что я вор или какой-нибудь извращенец.
- Отстань, дубина, - отшила его рыжая. - Надоел уже до смерти.
Я спрыгнул вниз.
- А откуда ты знаешь, что он не бандит? - не унимался дубина раскормленный, розовощекий и довольно симпатичный малый лет двадцати с лишним.
