Уоррен Мэрфи - Дестроер (Тропа войны)
Когда Римо вернулся в мотель, он увидел Линн Косгроув сидящей на корточках под дверью. Она посмотрела на него умоляющим взглядом.
- Ты совратил меня, бледнолицый, - сказала она.
- Конечно.
- Ты сделал меня Сакайавеа.
- Может быть.
- Я уничтожена твоей злой волей. Я ничтожество.
- Ну и что?
- Теперь мне ничего не остается, как только стать рабыней в твоих руках, запятнанных кровью.
- Ужасно, лапонька, но не надо этого делать прямо сейчас.
- Я пария среди своих соотечественников. Я твоя рабыня.
- Съешь лучше шоколадку.
Она вскочила и топнула ногой:
- К черту шоколадку! Сожми меня в объятиях, Римо.
Римо дотронулся до определенной точки около ее уха, и она мгновенно превратилась из разъяренной пантеры в ласковую кошечку.
- О-о-о... - простонала она.
- Знаешь, - сказал Римо, - сегодня днем я очень занят. Но в три часа ночи я жду тебя в церкви.
- О-о-о... Да. О-о-о...
Римо снял руку с ее шеи.
- Значит, договорились. Пока!
- Ухожу, мой повелитель. Рабыня удаляется, покорная твоей воле.
Она ушла. Римо смотрел ей вслед. В три часа ночи в церкви. У него уже сложился план действий. Возможно, банда партийцев скоро окажется в городке.
Глава 11
В номере вместо Чиуна оказался Ван Рикер. Сидя в кресле перед телевизором, он внимательно следил за дискуссией, в которой принимали участие два социолога и сенатор по делам национальных меньшинств, выступавший на пресс-конференции Джерри Кэндлера. Они обсуждали важное социальное значение восстания в Вундед-Элк.
Когда вошел Римо, Ван Рикер оторвался от телевизора.
- Я слишком долго не был в Америке. Что, теперь здесь все такие чокнутые?
- Не все, - сказал Римо. - Только самые умные. А заурядные личности мыслят вполне здраво.
- Слава Богу! - сказал Ван Рикер, проводя рукой по чисто выбритой, загорелой щеке. - Ты только послушай, что они говорят.
Римо присел на краешек кровати и услышал, как один из социологов чернокожий - заявил, что события в Вундед-Элк - закономерный результат длительного рабства.
- Конечно, в конце концов люди должны восстать против правящего класса, говорил он. - В этом заключается смысл происходящего в Вундед-Элк.
Нуждающиеся, обездоленные индейцы восстали против политики правительства, которая граничит, в лучшем случае, с фашизмом и геноцидом. Это пример для все национальных меньшинств.
Да, подумал Римо, это пример для индейцев Апова, которые волнуются из-за пустяков, вроде туалетной бумаги в супермаркете "Биг Эй", в городе, который они выстроили собственными руками и где они живут по-человечески.
Его утешало лишь то, что, наверно, никто в городке Апова не смотрит эту телепередачу. А если смотрит, то, конечно, катается по полу от смеха.
Второй социолог - белый - был настроен крайне самокритично. Он предсказывал еще больший размах насилия, его глаза блестели, как у сумасшедшего, на губах выступила пена. Он был в порыве страсти, его воодушевляла мысль о том, что кто-то начнет борьбу с белыми.
Затем выступил сенатор по делам национальных меньшинств.
- Политическое решение проблемы потерпело поражение. Правительственная администрация отказалась поддержать мой план дать каждому восставшему десять тысяч долларов. Поэтому, несмотря на то, что я целиком и полностью с восставшими, я умываю руки. Эскалация насилия, которая за этим последует, будет не на моей совести, а на совести тех официальных лиц, В Вашингтоне, которые остались глухи к мольбам обездоленных индейцев.
Ведущий, худощавый светловолосы человек, все время подшучивал над собой. Он напоминает, подумал Римо, одного французского генерала, который спрашивал, куда направляется его войско, чтобы успеть возглавить его и повести туда.
Ведущий задал вопрос: что за люди заняли мемориал в Вундед-Элк?
- Обыкновенные индейцы, - ответил сенатор. - Наши краснокожие братья, тщетно пытавшиеся построить для себя нормальную жизнь, несмотря на всяческие лишения и унижения со стороны властей.
Ван Рикер вскочил, разозлившись:
- Что они мелют? Или где-нибудь есть еще один Вундед-Элк, о котором мы не знаем?
- Ты слишком долго отсутствовал, генерал. Видишь, этот чернокожий оправдывает любое насилие, если оно служит его идеям. Он хочет сделать насилие таким же будничным для Америки, как традиционный пирог с яблоками.
А белый оправдывает насилие потому, что он хочет быть наказанным за то, что в детстве ходил в престижную школу. Ему даже в голову не приходит, что он посещал ее благодаря зарплате своих родителей и своим способностям. Он одержим идеей, что полученное им образование у кого-то отняли силой.
- А сенатор?
Римо пожал плечами.
- Он просто марионетка.
- Знаешь, я впервые слышу такой сочный социологический анализ происходящего, - сказал Ван Рикер.
- Меня научил Чиун, - пожал плечами Римо. - Кстати, он сейчас вернется.
Думаю, он не одобрит того, что ты смотришь его телевизор.
Ван Рикер выключил телевизор.
- Ладно. Я пойду проветрю мозги. Скорее бы назад, на Багамы! Жду не дождусь, когда Комиссия по атомной энергии вернет "Кассандру" в рабочее состояние, и вся эта нервотрепка кончится.
- Счастливо прогуляться, - пожелал Римо.
Ван Рикер исчез в своем номере, а Римо растянулся на постели обдумывая, стоит делать зарядку или нет.
Он решил, что стоит: ведь у него целую неделю не было настоящей работы. Где бы ему поработать сегодня? В Лондоне? В Париже? Алжире? Сан-Франциско? Дейтоне, штат Огайо? Уайт Плейнз? Нью-Йорк? Ни один город его не воодушевлял.
Стоп! В Беркширских горах есть небольшой городок, где у Чиуна абонентский почтовый ящик. Однажды он и Римо ездили туда забрать почту, пролежавшую несколько месяцев. Почта грозилась аннулировать ящик, Чиун ожидал предложений от работодателей и был разочарован их отсутствием.
Ему не предлагали даже временной работы. Но он бесстрастно отверг предложение Римо выбросить письма.
Как назывался городок? Ага: Питтсфилд, штат Массачусетс. Теперь он вспомнил. Там был пруд и лагерь герлскаутов. Девчонки дни и ночи напролет пели жуткие песни, а трубач почти каждое утро выходил на берег пруда и дул в свою трубу, вгоняя в краску птиц.
Закрыв глаза, Римо живо представил себе Питтсфилд. Пруд. Он ступил на берег пруда и медленно пошел направо, по самому краю. Была безлунная ночь. Он легко и быстро продвигался вперед, стараясь не производить ни звука.
Он услышал, как наступил на ветку, и ветка хрустнула. Он мысленно выругался и побежал по берегу, едва касаясь ступнями деревянных досок лодочных пристаней, встречающихся на пути. Вперед, вперед! Он увеличил скорость. Его шея вспотела. Он прислушался к своим ощущениям. Пульс учащался. Прекрасно. Никакая работа не на пользу, если пульс не учащается.
Свежий ветерок с воды обдувал его разгоряченный лоб.
Сейчас он бежал так быстро, как только мог. Он обежал ровно половину береговой линии. Но он о чем-то забыл. Конечно же! Он забыл разогреть ноги. Лежа на спине, он подкачал кровь к нижним конечностям и почувствовал, как они стали теплыми, а потом горячими.
Хорошо. Он продолжил движение. У лагеря герлскаутов он замедлил бег, под покровом ночи, тайком прокравшись к громкоговорителям, перерезал ведущие к ним провода и побежал дальше.
Через десять минут он вернулся туда, откуда начал свой путь.
Его сердце бешено колотилось, частота вдохов в минуту возросла с обычных семи до двенадцати. Слегка вспотели шея, подбородок и правый висок.
Отлично, подумал Римо, хватая ртом воздух, приводя пульс и дыхание в норму. Неплохая работа! Прекрасный вечер в Питтсфилд, штат Массачусетс.
Дверь открылась, и вошел Чиун. Стоя в дверях, он посмотрел на валяющегося в кровати Римо.
- Почему ты вспотел?
- Я немного поработал, папочка, - ответил Римо.
- А вот сейчас настало время поработать по-настоящему, - сказал Чиун. - Не лежать же все время, глядя в потолок.
- Я к твоим услугам.
Чиун вошел в комнату, ведя за собой кого-то.
- Римо, познакомься! Я встретил очень приятного молодого человека. У него дурацкое имя, но сам он далеко не глуп.
В номер, пошатываясь, вошел толстый мужчина. Он взглянул на Римо пронзительными блестящими глазами, похожими на осколки синего антрацита. Лицо обладателя глаз напоминало плохо пропеченую булочку.
- Как вас зовут? - спросил Римо.
- Валашников.
- Он говорит правду, - заметил Чиун. - Это его настоящее имя. Но ты можешь называть его "товарищ". Он сказал, что все обращаются к нему именно так. Товарищ, познакомься с моим сыном Римо.
Он подошел к Валашникову вплотную и сказал громким шепотом, так, что Римо все слышал.
- На самом деле он мне не сын, но я так говорю, чтобы он не чувствовал себя не в своей тарелке.
- Рад с вами познакомиться, - сказал Валашников Римо, все еще лежащему в кровати.
- Римо, - восхищался Чиун. - Посмотри, как он мил! Он приветствует тебя.
