Андрей Анисимов - Восточное наследство
Дверь открылась, и профессор в сопровождении трех ассистентов подошел к постели.
В палате вспыхнул яркий свет. Ерожин зажмурился. Профессор что-то говорил окружающим. Ерожина щупали, мяли. Профессор смотрел на просвет темные листки снимков. На пленке светлыми разводами просвечивали линии костей и суставов.
— Что со мной будет? Когда выпишите? — спросил Ерожин и сам удивился слабости своего голоса.
— Ишь, чего захотел! Выписки… Ты, подполковник, сперва подлечись, а потом вопросы задавай, — ответил профессор. — Переводите в травматологию. Опасности нет. Но режим держать жесткий. Сможет подниматься, пусть в туалет сам шкандыбает. Мужику трудно в беспомощности, как старой бабке. По себе знаю. — Профессор направился к двери, и Ерожин только теперь заметил, что тот хромает, опираясь на трость.
Когда Ерожина перевозили в травматологию, он спросил сестру Симу:
— Почему профессор с палкой?
— Он с Афганистана без ноги… В госпиталь снаряд угодил. Аккурат во время операции, — добавила нянечка, помогавшая катить Ерожина. — Хорошо, что только одну оторвало.
Ерожина ввезли в лифт. Знакомый по ночи звук электрического мотора сопровождал спуск кабины. При остановке Петр Григорьевич снова почувствовал острую боль в плече.
Стиснул зубы, чтобы не застонать. Боль прошибла последнюю перегородку в мозгу. Ерожин вспомнил все. Глинистые ухабы в предрассветном лесу. Фары выхватили темную массу «Форда». Раскрытые дверцы в покинутой машине. Первым выскочил Ерожин, за ним Конягин. Ерожин выхватил пистолет и только успел снять предохранитель, как полыхнуло из кустов. Он вспомнил свет вспышки и треск автомата… Дальше пустота.
В палату, куда перевезли Ерожина, на постели с забинтованной головой сидел худой человек в пижаме. Он кивнул Ерожину и что-то промычал. Рот соседа оказался под бинтом, и говорить тот не мог.
Днем пришел Грыжин. Шеф уселся на краешек кровати. В коридоре, за матовым стеклом двери Ерожин заметил силуэт охраны.
— Что, допрыгался? — пробасил генерал. — Ничего, рана твой главный орган не задела… Представляешь, как бы тебе пришлось без кобелиного признака?
— Как все произошло? — спросил Ерожин.
— Как-как? По-мудачески… — ответил генерал. — Ты в кабинетах засиделся; оперативный опыт забыл. Кто так на бандита идет? Вылезли, пистолетами машут.
— Конягин как? — спросил Ерожин.
— Похоронили… — Генерал отмахнулся. — Тебе сейчас негатив не нужен. Хорошие эмоции надо выдавать. Я тебе новую работу приглядел. Будешь службу безопасности фирмы возглавлять. Оклад в три раза выше министерского.
— Вы меня списываете? — Ерожин привстал на кровати и повалился от резкой боли в плече. , — Не дергайся. Никто тебя не списывает.
По состоянию здоровья тебя придется в запас.
Медкомиссия не пропустит. Пенсию получишь и новую работу. Заживешь, как буржуй. Всех нас за пояс заткнешь.
— Что ж это за работа такая? — спросил Ерожин, продолжая морщиться от боли.
— Пойдешь к моему другу Аксенову. Ты его пулю получил. Они на набережной Аксенова поджидали.
— Их взяли? — спросил Ерожин.
— Перестреляли, как бешеных собак. Но это так, сявки. На Аксенова у них головорезов хватит. Игра не шуточная. Работа тебе будет.
И работа нелегкая. Зато и оплата! Полторы тысячи зеленых я из Аксенова на тебя вытряс.
Представляешь, какие деньжищи? И каждый месяц. Зря таких денег не дают. Придется наладить охрану самого и всей семьи. Помню, в ресторане тебе его дочка Надя ой как приглянулась… Вот и отличишься. — Генерал достал из кейса плоскую бутылку армянского. — За твое здоровье… — Отвинтил горлышко и глотнул.
Жидкость цвета крепкого чая забулькала и потекла в генерала. Ерожин видел, как кадык Грыжина пульсирует в такт глотку. Оторвавшись от горлышка, генерал протянул бутылку Ерожину:
— Лечись, Петя.
Ерожин хотел взять коньяк, но боль свела все тело. Генерал приподнял голову Ерожину и влил в него немного коньяка.
— Теперь отдыхай.
Петр Григорьевич откинулся на подушку и забылся. Генерал встал, поглядел на порозовевшего Ерожина, затем вышел в коридор.
Охрана последовала за хозяином. Грыжин зашел в ординаторскую и тоном приказа велел врачу лечить подполковника по первому разряду:
— Если что, голову сниму. Вы не кого-нибудь, героя в свою больницу получили.
Всего этого Ерожин не слышал. Он дремал и во сне видел светловолосую девушку с синими бровями. С небес доносилась тихая музыка.
Ерожин танцевал с Надей. Танцевал и улыбался.
9
Сегодня Фатима убьет Вахида. Дальше…
Что будет дальше, она не думала. Пускай идет все само собой. В четыре часа Фатима вывела свой велосипед и покатила в сторону Ферганского шоссе. Ловко маневрируя между транспортом, через сорок минут выбралась из города. Лента шоссе слепила солнечным отражением. Тепловатый ветерок приятно ласкал щеки и шею. Начались поля. Раньше тут растили хлопок, теперь на заброшенных плантациях бурели прошлогодние травы. Местами радовала глаз свежая поросль. Февраль выдался необычайно жаркий, и раннее тепло будило природу. Запах паленой солнцем травы, смешанный с весной и пылью, щекотал ноздри. До места около одиннадцати километров.
«За полчаса доберусь. Автобус в семь». Фатима давила на педали и старалась чего-нибудь не упустить. Пока все идет по плану. В милиции кончается рабочий день и готовятся проводы. Эти ублюдки уже накупили подарков и заучили подхалимные речи. Как же, Вахид идет на повышение, уезжает в Ташкент. Надо на всякий случай вылизать задницу. Фатима улыбнулась. Знали бы, где эта задница будет сегодня ночью, старались бы поменьше и денежки на проводы поэкономили.
Белый «Опель», поравнявшись, сбросил скорость и потянулся рядом. Два толстых бухарских еврея разглядывали девушку, приспустив оконное стекло. Один из них зацокал языком:
— Такой красивый, зачем ногами колеса крутишь? Садись к нам. У нас колеса сами крутятся…
Фатима резко свернула на тропинку, ведущую вдоль шоссе. Заглядевшийся водитель чуть не завалил «Опель» в кювет. Фатима показала язык и поехала по тропинке. В машине выругались и дали газу. Через минуту «Опель» превратился в блестящую белую муху.
Фатима до смерти боялась Вахида, пока он открыто не признался ей в любви. Страх сразу ушел, появились презрение и ненависть.
«Грязный скот! — решила Фатима. — Пускай он мне не родной отец. Но я росла рядом. Он помнит меня ребенком. Как можно после всего этого лезть под юбку и хватать своими грязными лапами».
Правда, он ее пару раз вытащил из КПЗ, когда она попалась на рынке за торговлю «дрянью». Но куда ему деваться? Дочка-наркоманка! Нехорошо… Начальник милиции не сумел воспитать собственного ребенка. Фатима снова вырулила на асфальт. По шоссе ехать легче. А к автобусу надо успеть… Фатима обогнала старого дехканина. Тот вел маленькую худую лошадку. Животное понуро ступало по мягкому от солнца темному покрытию. Велосипедистка отметила измученный мухами глаз лошади.
Вот и маленький проселок, ведущий к арыку. Фатима слезла с велосипеда, отвела его к чахлому колючему кустарнику, аккуратно уложила. Затем нарвала бурой сухой травы и закидала сверху. Несколько раз огляделась и, никого не заметив, отправилась к воде. Арык метров семь в ширину крутил водовороты. Течение в этом месте сильное. Фатима внимательно обследовала место, где дорога упирается в берег.
Она скинула платье и, оставшись в одном купальнике, потрогала носком воду. Ступню сводило. Ночи стояли по-февральски холодные, и арык не успевал за день прогреться. Девушка сжала зубы и медленно пошла вглубь.
В метре от берега на поверхности осталась только ее голова. Течение сносило. Больше на ногах Фатима удержаться не смогла, тремя бросками добралась до середины. До дна нога не достала. Вынырнув, отдуваясь, вернулась к берегу. Течение снесло метров на десять ниже.
Потревоженные лягушки, занятые весенней любовью, попрыгали в арык. Кожа Фатимы покраснела и покрылась цыпками. Она, постукивая зубами, сняла и выжала купальник, затем, шлепая босыми ступнями по мягкой глине, побегала по берегу и улеглась на теплый ковер прошлогодней осоки. Погрелась на солнце, разглядывая первые мелкие синие цветочки. Обсохнув, натянула на голое тело платье. Одевшись, вернулась к шоссе, по пути изучая следы машин на проселке. Четкие отпечатки протектора сохранились с выходных, когда рыбаки-любители приезжали ловить сазанят.
Закончив исследования, Фатима убрала купальник в пакет, выбралась на шоссе и, надев темные очки, пошла направо. Там через километр должен быть маленький аул и остановка автобуса. В запасе оставался целый час, можно не торопиться. Покусывая соломинку и поглядывая по сторонам, она пыталась угадать, что сейчас происходит в милиции. Наверное, уже привезли плов. Все городское начальство притащилось… На халяву пожрать они мастера. А папанька небось слезу пустил, послушав, как его нахваливают. «Твари», — зеленые глаза девушки сузились.
