Вячеслав Барковский - Выродок (Время Нергала)
В Питере прошло шествие национал-патриотов, на которых навалилась колонна "демократов". Грандиозное побоище не могли остановить ни милиция, ни ОМОН. Больницы были переполнены ранеными и покалеченными.
На улицах внаглую орудовали уголовники. Прохожих стали грабить в трамваях и даже в метро.
В четверг вечером телезрителей потрясла передача "Дикая воля". Авторы передачи показали загородный дом одного из предпринимателей Петербурга.
Вначале камера крупным планом продемонстрировала разбитое окно на первом этаже дома. Осколки стекол были рассыпаны по земле и сверкали в лучах съемочного прожектора, ослепляя зрителей. Затем в кадре шла выломанная оконная рама.
Ведущий, он же автор передачи, сказал:
"Вот через это окно бандиты, очевидно, проникли в дом".
После этого следовал наезд камеры и крупным планом зрители увидели один за другим пять трупов: старуха, женщина, мужчина и двое детей. Текст сопровождал камеру:
"Первыми были расстреляны автоматной очередью в упор хозяин дома и его жена, вот здесь в этой комнате, которая, очевидно, служила гостиной. Звери в человеческом обличье, подойдя к жертвам и увидев, что одна из них, женщина, все еще жива, выстрелили ей в голову, затем кто-то из бандитов, для того чтобы удовлетворить свои дикие инстинкты, выпущенные на волю нашей демократией, буквально исполосовал лицо несчастной жертвы. (Камера крупным планом дает изображение лица, превращенного в кровавое Месиво.)
Старуха с двумя детьми, услышав выстрелы, попыталась спасти внуков и выскочить с ними из окна первого этажа на противоположной стороне дома. Детей пристрелили во дворе, бабушку около окна.
Этого извергам показалось мало. Кто-то из них изнасиловал умирающую шестилетнюю девочку, после чего задушил. (Камера демонстрирует крупным планом посиневшее лицо девочки с высунутым языком, затем так же крупно - изуродованные детские половые органы.) Все жертвы были перенесены в гостиную и аккуратно уложены в один ряд. (Общий план. Комната и пять изувеченных трупов на фоне огромного персидского ковра на стене.)
Видавшие виды оперативники, здоровенные мужики, которых, казалось, ничем не проймешь, отворачивались от страшной картины, представшей перед ними в тихом, чрезвычайно богатом доме. Они могли только ругаться яростным матом, понося бандитов, бизнесменов и всю нынешнюю эпоху. Нынешнее время, когда извращение, садизм и жестокость стали нормой жизни, когда мало кого волнует изуродованное лицо женщины, истерзанное тельце девочки, предсмертный хрип старой женщины, смерть от автоматной очереди мужчины, который помешал какому-то оч-чень высокопоставленному и абсолютно демократичному авторитету в его не оч-ч-ень чистоплотной деятельности "на благо народа", того народа, который, будучи некогда великим, ныне оплеванный и униженный живет в ожидании очередной милостыни с Запада, милостыни, состоящей из поношенных портков и заплесневелых консервов. "На благо того народа", который уже и русским-то перестали называть. Эти господа вкупе с продажными мудрецами журналистами зовут русских "русскоязычными", ставя великую нацию вровень с "травожующими" и "пресмыкающимися"". (Все это время в кадре поочередно то одна, то другая деталь изуродованных трупов.)
В пятницу, 16-го, во все районные отделения пришел приказ: провести облавы на рынках и в прочих местах скопления граждан, произвести обыски во всех казино, в известных органам внутренних дел тайных домах свиданий, на квартирах лиц, проживающих без прописки. Проводить массовую проверку документов на улицах, задерживать на 48 часов всех подозрительных лиц, в том числе проституток, бомжей, иногородних и граждан сопредельных государств.
Для таких массовых профилактических мероприятий сил одной милиции было недостаточно.
К облавам и обыскам подключились оперативники ФСБ, бойцы спецподразделений, курсанты милицейских школ и военных училищ.
На вещевых рынках началась легкая паника. Исчезли карманные воры, торговцы наркотиками ушли в тень, мелкий преступный элемент затаился, лег на дно.
"Аквариумы" в отделениях были забиты проститутками, алкашами, наркоманами, бомжами.
Все это скопище ныло, стонало, смердело, ругалось отборным матом, поносило на чем свет стоит ментов.
За три дня операции "Мешок" было изобличено несколько мошенников, задержана пара десятков квартирных воров, человек тридцать мелких торговцев наркотой, дюжина сутенеров.
Проверка документов и обыски на квартирах вызвали истерию прессы. Газетчики кричали о неслыханном нарушении прав человека, о попрании Основного закона, о беспределе властей, даже предсказывали подготовку переворота и установление диктатуры.
Город был наводнен патрулями, пешими и моторизованными. Между тем население, видя такое изобилие людей в милицейской форме и в камуфляже, заволновалось.
Слухи ползли один хлеще другого.
Старухи на барахолке шептались о том, что-де "мафия собирается устроить бойню", и в доказательство говорили о сотнях трупов, обнаруженных в лесу под Лугой. Вот за этих расстрелянных милицией товарищей и собирается якобы мстить мафия.
Другие авторитетно эти "бредни" опровергали и не менее авторитетно заявляли, что город собирается захватить чеченская армия, которую уже видели в пригороде.
Радио- и тележурналисты, ссылаясь на компетентные источники, утверждали, что чрезвычайные меры приняты в связи с тем, что ведутся поиски банды фанатиков, возможно, группы маньяков-убийц, которые объявили городу кровавый террор.
Милицейские чины хладнокровно отвергали все упреки в бездействии, ссылаясь на то, что раскрываемость преступлений увеличивается, несмотря на нехватку людей, денежных средств и техники.
ФСБ опровергала слухи об увеличении числа бандформирований в городе и утверждала, что вся поднявшаяся истерия на руку только крайним, экстремистским силам, которые ловят рыбку в мутной воде, готовясь к предвыборной кампании.
Комплексный анализ поступающих агентурных сведений давал возможность ФСБ предположить, что на Выродка во всей этой шумихе кто-то ставит по-крупному.
Успенского, Чернышева и Любомудрова особенно беспокоило, что приближалось роковое десятое число очередного месяца, и крайне угнетало сознание того, что они не в состоянии предотвратить то ужасное, что должно будет произойти.
НЕГРАЛ И ЖУРНАЛИСТ
Взгляд ЕГО упал на фигуры двух человек в черном, идущих вдоль кромки берега. "То ли монахи, то ли попы. Как их сюда занесло?" - подумал ОН. Провожая взглядом невесть как забредших сюда людей в рясах, ОН вдруг вспомнил: глухой гул ночного леса, зарницы, изредка призрачным светом освещающие длинные двухэтажные дома. ОН, еще мальчишка, тайком выглядывает из окна и видит черные фигуры людей, одетых в какие-то балахоны до пят. Они входят то в один, то в другой дом и через несколько минут выходят с длинными свертками. Идут к темному грузовику, складывают в иего свертки, идут за новыми... Снова входят в дом, в ЕГО дом. ОН страшно боится, что черные люди завернут ЕГО и тоже вынесут, как тех... И ОН прячется...
Таких картин у НЕГО в памяти зафиксировалось много, но ОН не любит воспоминаний ОТТУДА.
Когда эти картинки всплывают в памяти, ОН просто отбрасывает их или объясняет с сегодняшней рациональной, разумной точки зрения.
Монахи исчезли за поворотом, а ОН спокойно констатировал: "В те дни ТАМ была эпидемия, только и всего".
ОН встал, прошелся по дорожке вдоль берега вслед за монахами, но за поворотом уже никого не было. Оглянувшись, ОН пробормотал: "Пропали куда-то". Легкое беспокойство появилось в груди и тут же исчезло. ЕМУ вдруг захотелось поговорить с журналистом, еще раз доказать, главным образом самому себе, правильность всего, что ОН делает.
Неведомый бог молчал. Видимо, пока не пришло время бесед и советов.
ОН сел в трамвай, по дороге вышел, набрел на какое-то отделение милиции. Рядом стояли две патрульные машины. Решение пришло мгновенно. Открыть дверцу не составило труда. ОН сел в машину и погнал по улицам. Отъехав на приличное расстояние, по радиотелефону набрал номер Любомудрова.
* * *
Успенскому доложили: ОН вышел на связь с журналистом из оперативной машины, угнанной от отделения.
Кутерьма началась изрядная. Все патрульные машины, свободные от срочных заданий, были посланы вдогонку за НИМ. "Слухачи" записывали каждое слово и тут же передавали генералу. К дому Любомудрова был послан отряд бойцов в засаду.
А ОН беседовал с журналистом и, казалось, не думал об опасности.
* * *
- Много хлопот? - начал разговор ОН.
- Да нет, как обычно, - ответил журналист.
- Я чувствую в вас тревогу!
- Мне кажется, я спокоен.
- От вас идет волна тревоги... может быть, страха... нет, все-таки всего лишь тревога.
- Возможно, вы и правы. Меня тревожат ваши дальнейшие шаги. Меня тревожит неизвестность. Я боюсь за тех, кто пока не подозревает о предстоящей встрече с вами.
