Мария Жукова-Гладкова - Виски со сливками
На третьем этаже одну из спален отвели дяде Саше, одна пустовала, за ней шел кабинет Вадима (он был заперт, как и кабинет хозяина), далее - спальня Вадима и Людмилы и комната, где хранились простыни, полотенца, скатерти и тому подобное.
Осмотрев дом, мы спустились вниз.
- Давай чайку попьем? - предложила я. - Или ты спать хочешь?
- Вадим велел его дождаться, - ответила Люда, направляясь в кухню.
Она сказала это таким тоном, что я поняла: приказы дражайшего Вадика не обсуждаются. Интересно, почему молодой, симпатичный мужик спарился с Людой, а не с Валентиной, которой лет двадцать пять, если не меньше? Да, тайн в этом доме немало.
- Тебе в гостиную принести, когда вскипит? - обратилась ко мне Люда.
Я удивленно посмотрела на нее.
- А ты что, не будешь? Я думала, мы вместе попьем. Или ты собиралась что-то по дому сделать?
Люда молчала, словно прикидывая, отвечать мне или нет. Я тем временем снова открыла рот:
- Людочка, что-нибудь не так? Ты прости, я вашего уклада не знаю. Я же тут в первый раз и, наверное, в последний. Мы с Марисом и дядей Сашей свалились на вашу голову, я понимаю, что некстати. Не обращай на меня никакого внимания! Занимайся своими делами. Хочешь - ляг, я тебя разбужу через часик. Раньше-то мужики в любом случае не вернутся. А хочешь, пошли в мою комнату, у меня поспишь. Услышим, как они приближаются - и встанешь. А я почитаю. Я привыкла под утро ложиться.
Я изображала саму заботу, с беспокойством смотрела Люде в глаза, пытаясь добиться хоть какого-то ответа. Вадим велел за мной следить, чтобы не пошла, куда не следует? Вадим чем-то держит Людмилу, и она его боится?
Внезапно кухарка разрыдалась горючими слезами. Я тут же кинулась к ней, обняла и принялась утешать, как могла. Мне стало ее жалко. Хотя не знаю, нужно ли ее жалеть. Здесь явно что-то было не так. Для ее слез должна быть еще какая-то причина.
- Пойдем на кухню, - еще раз позвала я. - Посидим, чайку попьем, поболтаем. Пойдем, Людочка.
- Господи, - причитала Людмила, - ты первая, кто со мной как с человеком заговорил! Я для ниx - только прислуга. Подай, принеси. Вот. А ты... ты правда со мной за один стол сядешь?
"Ну ничего себе", - подумала я. Я ведь ничего такого и не сказала. Только предложила вместе попить чайку или дать ей поспать, а потом разбудить, когда надо будет.
Я отвела Людмилу на кухню, обнимая за плечи, и усадила за стол, за которым определенно ела прислуга, потом включила электрочайник, спросила, где чашки. Людмила кивнула на один из многочисленных шкафов. Сама она тем временем утирала слезы, пытаясь успокоиться, что у нее не очень хорошо получалось.
Я накрыла на стол, поставив французское печенье и банку клюквенного варенья (явно Людмилиного производства). Сама кухарка тем временем встала, отошла к пеналу, расположенному у той стены, у которой стояла огромная электроплита, открыла пенал, вытащила снизу банку с мукой, пошарила рукой и извлекла початую бутылку "Абсолюта".
- Будешь? - спросила она меня. Я кивнула: надо было устанавливать более тесный контакт, а как его лучше всего установить, если не за бутылкой. Про виски со сливками я пока решила помолчать.
- Ты не волнуйся: это настоящий, а не тот, что хозяин по подвалам разливает, - сообщила мне Людмила.
"Интересное сообщение, - отметила я про себя. - Значит, Марис с дядей Сашей не зря говорили про подпольные цеха. Один официальный на металлопрокатном заводе и несколько подпольных, где разливают непонятно что".
- Я была на заводе Вахтанга Георгиевича, - сообщила я, чтобы еще больше расположить Людмилу к себе. Ведь если не предоставишь человеку никакой информации, ничего и не получишь взамен. - Вернее, я была не у Вахтанга, а у другого человека... Как раз тогда стрельба и началась.
- Какая стрельба? - Людмила смотрела на меня широко открытыми глазами.
- Ты что, не в курсе? - Тут уже я сделала большие глаза.
Людмила хлопнулась на стул, поставила с грохотом "Абсолют" и уставилась на меня.
- А что случилось-то? - тихо спросила она, помолчала несколько секунд и добавила: - Мне вообще ничего не говорят. Держат тут, как в золотой клетке. Никуда не выпускают и ничего не говорят.
"М-да, Интересное кино получается",.- подумала я.
- Давай-ка выпьем, - предложила я - тогда легче говорить будет.
- Ой, стаканы-то! - спохватилась Людмила, вскочила, достала два граненых из шкафа и поставила на стол. - Ты из таких можешь пить? - обратилась она ко мне. - Я вот из таких предпочитаю, а не из хрустальных рюмочек-стопочек. Тьфу, интеллигенция!
- Из любых могу, - сказала я. - Университетов я не кончала и в люди выбилась только благодаря своей внешности. Живу за счет особей мужского пола самцов одним словом. Чтоб их всех инопланетяне кастрировали!
Людмила восприняла мою идею с огромным энтузиазмом и разлила "Абсолют" по граненым стаканам. Никакой запивки не предлагалось.
- А огурцы у тебя есть? - спросила я, глядя на печенье и варенье, которыми мне совсем не хотелось закусывать. - И хлебца черного бы, а?
Соленые огурцы, конечно, нашлись, черного хлеба не было - эти "интеллигенты" (имелись в виду Вадим, Леня и Валентина) почему-то предпочитали белый и Вадим закупал только его.
- По магазинам Вадим ездит? - удивилась я.
- Меня отсюда не выпускают, я же говорю, - угрюмо сказала кухарка. - Я ему список продуктов пишу, он все зaкyпит в любом случае, я машину водить не умею, а отсюда иначе как на тачке никуда не доберешься. Ладно, поехали!
Мы чокнулись, я сделала пару глотков и взялась за огурчик. Люда выхлебала все, что было налито, резко выдохнула воздух, понюхала согнутый указательный палец, откусила "попку" у одного огурца.
- Ой, у меня же маринованный чеснок есть! - вспомнила она. - Хорошо под водочку.
- Давай, - кивнула я, понимая, что чаепитие на сегодня накрылось.
Людмила поставила на стол банку с маринованным чесноком, за которым последовала еще и маринованная морковь.
Кухарка практически сразу раскраснелась, подобрела, видно, что живительная влага быстро растекалась у нее по телу. Да тут еще и собеседница заинтересованная и сочувствующая под боком оказалась... Я превратилась в одно большое ухо.
- Так что же тебя взаперти здесь держат? - осторожно спросила я, добавляя "Абсолют" в наши стаканы. - Что за тюрьма такая?
Людмила грязно выругалась.
- Это не тюрьма, - подняла она на меня глаза. - Ты в настоящей не была, поэтому и говоришь так. - Людмила опять разрыдалась.
Я вскочила, обняла ее, принялась утешать. Она дала волю слезам, потом сказала:
- Эх, Наташа... Мне и поплакаться-то некому. А с тобой почему-то легко говорить. Может, потому что видимся в первый и последний раз?
Я тем временем судорожно размышляла: "Людмила сидела? Тогда почему Вахтанг взял ее к себе на работу? Не знает об этом? Или знает, и поэтому ее из дома не выпускают? Держат рабыней и относятся как к скотине... Так что же, и Вахтанг Георгиевич - нехороший человек?"
Люда помолчала несколько секунд и заговорила, пересказывая свою грустную биографию:
- Дура я была. Мужика выгораживала. Вот. Он говорил: вытащит, если на себя убийство возьму. Он убил, гнида. А меня уговорил его выгородить... сука! Ну что у меня вроде как самооборона... Ну что этот, Васька, ко мне полез пьяный, не понимал по-хорошему, ну, я будто бы его ножиком и пырнула. Вот. А это у них своя разборка была. Из-за бабок, ясное дело. Ну денег, в смысле. Говорил, гнида: самооборона, честь свою защищала... Ну да я еще беременная была. От Гришеньки, чтоб его инопланетяне кастрировали! Давай выпьем за это!
Речь у Людмилы была несвязная, она явно не привыкла четко выражать свои мысли, но суть мне была ясна.
Мы снова приняли: я - пару глоточков, потому что пила не виски со сливками, Людмила - полстакана, утерлась рукавом, на этот раз откусила большой кусок огурца и продолжала:
- Я подумала: быстро меня выпустят, ну, там задержат на пару дней - и домой отправят. Вот. Тем более, Гриша так все толково объяснял. Самооборона, беременная, ну и так далее. Адвоката самого лучшего обещал. Ну я и решила его выгородить... Любила я его. Ему-то знаешь, сколько могли дать? Или вообще вышак получил бы. Я тогда и мысли такой допустить не могла... Вот.
Как только Людмила оказалась в ИВС, взяв вину на себя, милый друг Гришенька от нее тут же отказался. Люда была деревенской девчонкой, приехавшей в большой город поступать в педагогический институт - хотела быть учительницей. Провалилась на вступительных экзаменах, домой ехать было стыдно, осталась, устроилась посудомойкой в ресторан, там и познакомилась с Гришей. Милый как она потом поняла, фарцовал по-крупномy- валютой баловался - в те времена, когда законом это было строго запрещено, а с убитым его связывали какие-то опять же валютно-фарцовочные дела. В Людмилиной квартире, которую ей снимал Гриша, нашли много интересного для следственных органов: иностранные шмотки, валюту ее Людмила в жизни никогда не видела. Свидетели какие-то показания давали про их совместные дела с Василием, а она сидела, раскрыв рот, когда их слушала, ничего не понимая. И молчала, все верила, что любимый Гришенька ее вытащит. Но он, сволочь, не то что ее вытаскивать не собирался, а свалил на нее совершенное им преступление.
