Кэролайн Карвер - Пекло
15
Оказалось, что Джорджию бросили совсем недалеко от Налгарры, и, когда Юмуру замедлил ход перед въездом в город, она не поверила своим глазам. Фары высветили знакомый спуск и древнее фиговое дерево, которое она знала всегда, но теперь на нем вместо знакомой скромной таблички «Добро пожаловать в коммуну «Свободный дух» висел огромный деревянный указатель «Лечебный центр «Лотос».
— Это он и есть? — недоверчиво спросила Джорджия, когда Юмуру свернул.
— Да.
Раньше на этом месте была коммуна, в которой девять лет Джорджия прожила вместе с матерью, сестрой и десятками других «свободных духом». Когда же землю продали и им пришлось уйти, никто из них тут больше не появлялся. Невыносимо было видеть, что сделали с их домом.
— Дорогу провели, — сказала она. — Ушла, верно, уйма денег.
— Двести тысяч. Но оно того стоило. Больные откуда только не приезжают, некоторые даже из других стран. Не всем понравилось бы одолевать ухабы.
Обратив внимание на отсутствие расшатанных телефонных столбов, Джорджия поняла, что линию связи убрали под землю. В коммуне телефоны были далеко не у всех, если не считать одного, общего, в кухне, который остался от прежнего владельца, отказавшегося от ненужной собственности. Тогдашний приятель матери не хотел, чтобы у них был телефон, но Линетт настояла на своем — вдруг придется вызывать неотложку.
Юмуру поглядел на Джорджию и тотчас перевел взгляд на освещенную фарами лесную дорогу. В темноте Джорджия не могла его разглядеть, разве что отметила красиво очерченный профиль, темные волосы, роскошными волнами покрывавшие голову и завязанные на затылке в конский хвост.
— Вы были тут прежде?
— Я жила тут, — тихо отозвалась Джорджия.
— В коммуне?
Она кивнула.
— Кое-что тут изменилось, вот увидите!
Джорджия внимательно поглядела на него.
Первое, на что она обратила внимание, были круглые очки в золотой оправе. Ей хотелось спросить, почему он выбрал такое отдаленное место, но не было сил, да и боль в пальце давала о себе знать.
— Я лечу уже больше пятнадцати лет. Прежде, не поверите, служил в армии. Совсем неплохо для рекламы. Представляете заголовок в газете: «Сначала бить, потом лечить». Мне понравилось.
У него был ровный тихий голос, и Джорджия поняла, что он старается завоевать ее доверие, а также внушить ощущение защищенности, несмотря на очевидную, терзающую ее боль и нечто ему неизвестное, о чем она предпочитает молчать.
— Скоро мой центр отпразднует десятый день рождения. Самому не верится, что мы продержались так долго. Однажды мне пришлось лечить очень больную и очень богатую женщину в Мельбурне, и она помогла мне развернуться. Это она дала центру название, потому что лотос был ее любимым цветком. Без ее помощи мне не удалось бы помочь стольким людям. Я ведь наполовину абориген, наполовину псих, как говорит моя мама, и потому неудивительно, что так резко изменил род занятий. Да армия. — Он фыркнул. — Спасибо отцу.
Юмуру затормозил, послышался щелчок автоматической коробки передач. В свете фар Джорджия увидела парковку в окружении африканских масличных пальм, видно, недавно посаженных.
— Вам нужны кресло или каталка? — как ни в чем не бывало спросил Юмуру, но от Джорджии не ускользнула тревога в его голосе.
— Нет. Спасибо.
Юмуру остановил машину напротив широкой лестницы из плитки и дерева и выключил фары. Джорджия с трудом вылезла наружу и не узнала родные места. Ни лачуг под железными крышами, ни огородов, ни цыплят и мелких кур-бантамок между цветущими кустами. Лес уничтожил все следы коммуны, и на ее месте появилось большое здание в балийском стиле. Крышу украшали бугенвиллеи, на увитой цветами веранде стояли искусно сплетенные кресла и блестящие папоротники в кадках. Большой щит «Дом семинаров» указывал налево, на низкое здание, сооруженное из местных материалов. Здесь все было сделано со вкусом, производило впечатление элегантности и самобытности.
Прежде чем Джорджию привели в нечто вроде приемного отделения, на парковке появился мужчина в шортах и фуфайке, и они с Юмуру о чем-то переговорили. В приемном отделении были отлично натертые полы, кресла из бамбука и яркие половики. Пахло свежим сеном. В светлом помещении Юмуру выглядел старше, чем думала Джорджия, скорее всего, ему было немного за сорок. Она обратила внимание на его длинные, изящные пальцы цвета мускатного ореха. Это были пальцы хирурга, нежные, словно девичьи, и с ухоженными ногтями.
Глядя на мужчину в шортах, Юмуру произнес:
— Фрэнк говорит, что полицейские ищут женщину, похожую на вас, которая была увезена неизвестными сегодня утром. Может быть, стоит сообщить им, что вы нашлись. Нам не обязательно говорить… ну… где вы находитесь.
Вопреки желанию спрятаться, стать незаметной, Джорджия выпрямила спину:
— Отлично. Вы правы, там должны знать… Хорошо бы вы поговорили с сержантом Картером, если застанете его. Скажите ему, что они обознались, и как только поняли это, отпустили меня.
— Хорошо. — Юмуру развернулся и приказал Фрэнку позвонить в полицейский участок. — Только не говори, где она сейчас.
Фрэнк кивнул головой и удалился.
— А теперь, — произнес Юмуру, вновь повернувшись к Джорджии и убирая с ее лица прядь волос, — пойдемте лечиться.
*Джорджия понятия не имела, который час, когда вдруг очнулась от сна из-за сильной пульсирующей боли в пальце, доходившей до самого плеча. Со стоном Джорджия потянулась к тумбочке и взяла пачку ко дидрамола, которую ей оставил Юмуру. Он сказал, что одной-двух таблеток достаточно, и настоятельно советовал не принимать лишнего, даже если боль будет сильной, потому что это может вызвать тошноту. Джорджия проглотила две таблетки и откинулась на подушку в ожидании, когда они подействуют. Через некоторое время острая боль перешла в тупую, да и дыхание нормализовалось. Джорджия открыла глаза.
Комната была залита солнечным светом, и в открытое окно доносились хриплые крики попугаев. Над головой летала мясная муха. Еще трех мух Джорджия заметила на наружной стороне москитной сетки. Она полежала какое-то время, прислушиваясь к звукам просыпающегося буша и стараясь не думать о боли в безымянном пальце. В конце концов, это была уже не такая сильная боль, какую ей пришлось пережить, и слава небесам за Юмуру и его приятеля-хирурга из больницы Дугласа Мейсона в Налгарре, который вылез из постели посреди ночи, чтобы помочь ей.
Так как в лечебном центре не было квалифицированного анестезиолога, хирургу пришлось ограничиться местным обезболиванием. Он дал ей мидазолам, и Джорджия то теряла сознание, то вновь приходила в чувство, пока он обкалывал ей запястье, приводил в порядок и зашивал палец, одновременно беседуя с Юмуру об общих приятелях, кто на ком женился, кто с кем завел интрижку или серьезную связь, и тем самым внушая Джорджии приятное ощущение безопасности, естественное для нормальной жизни.
Хирург спросил, что случилось с ее пальцем, и Джорджия сказала, что сама виновата — работала в саду и была неосторожна с инструментами. Юмуру обратил на нее проницательный взгляд карих глаз, но ничего не сказал. Он напомнил ей Тома интеллигентным лицом и добротой, и ей захотелось заплакать.
Джорджия подняла руку и стала ее изучать. Свежая повязка покрывала рану на ладони и раненый палец так, что он не казался короче из-за отрезанного сустава.
Немного погодя она встала и направилась в душ, потом вернулась в постель. Джорджия опять заснула и проснулась, когда солнце уже стояло высоко в небе. Все тело у нее ныло от побоев Кожаного Пиджака, и она проглотила еще болеутоляющего, не думая о том, будет ее тошнить или не будет. Помимо здоровья ей нужно восстановить нечто иное. Очень медленно Джорджия оделась, замирая каждый раз, когда ей казалось, что она рискует задеть палец.
Юмуру позаботился о том, чтобы одежду постирали и выгладили, к тому же он положил рядом горсть мелочи, а на белье, там, где она не могла не заметить, две визитные карточки. Одна принадлежала Дэниелу, другая — Кожаному Пиджаку. Вторую она не глядя сунула в карман джинсов.
Собравшись, Джорджия подошла к окну. Она жадно вдыхала теплый утренний воздух. В высокой траве птицы охотились на насекомых.
Джорджия подумала о матери, связанной, избитой до крови, и у нее тотчас подогнулись колени и перехватило дыхание. Ей хотелось завыть, заплакать, что-нибудь разбить, но ведь так беде не поможешь. Надо оставаться сильной и не позволять себе поддаваться горю и ярости.
— Прости, мам, — сказала она. — Мне нельзя думать о том, каково тебе сейчас. Я должна делать вид, что с тобой все в порядке, или мне не удастся тебе помочь.
Джорджия задумалась о Кожаном Пиджаке и Костюме.
А пока твоя мать побудет у нас. Но не больше недели. У тебя семь дней, чтобы найти Ли Денхэма и Минцзюня, прежде чем мы отрубим ей пальцы на руках и ногах и оставим истекать кровью. Потом мы придем за тобой. И убьем. Медленно. Один сустав за раз.
