Чарлз Тодд - Свидетели Времени
— Епископ пока ждет, не появятся ли новости из полиции. Не хочет спешить, но долго мы не сможем тянуть. Я могу только приезжать сюда на службу, но здесь нужен постоянный приходской священник, это придаст людям уверенность, что жизнь идет своим чередом и справедливость восторжествовала.
Они двинулись по главному проходу.
— Это очень красивый храм, — монсеньор Хольстен обвел рукой церковь, — хотя строгий и простой. Отец Джеймс говорил, что зодчий убрал все излишества, чтобы царила вера. И это правда — решена задача красоты в простых пропорциях и строгом убранстве. Это послание тем, кто будет здесь служить. К сожалению, это вымирающий приход, большинство молодых людей покидают побережье, потому что здесь нет для них работы. И епископу надо искать молодого энергичного священника, который сможет вдохнуть новую жизнь в приход и заменить отца Джеймса до того, как деятельное население уйдет в Норидж или другие города, более крупные. Вы сами видели, сколько сегодня на службе было людей кому уже за сорок.
— Да, я заметил. Ваши доводы должны убедить епископа. Продуманный совет? Или скорее просьба к Всевышнему удержать вас в безопасности в Норидже?
Открывая дверь в ризницу, монсеньор Хольстен улыбнулся:
— Вы правы. Я не против того, чтобы приезжать сюда проводить службы. Но не хочу быть здешним настоятелем.
— Должен сказать, что с поимкой Уолша напряжение начнет спадать, — успокоил его Ратлидж и добавил: — Но это займет некоторое время.
Монсеньор Хольстен покачал головой:
— В этом доме все еще остается что-то наводящее на меня ужас, что не даст мне спать по ночам.
— Например, атрибут в виде гроба вместо обычного дверного молотка? — спросил шутливо Ратлидж.
Монсеньор Хольстен снова улыбнулся в ответ:
— Причуда одного из викторианских священников. Напоминание — прах к праху… О том, что ждет каждого из нас. — Он снял облачение и аккуратно сложил в небольшой раскрытый чемодан на столе. — Я удивился, увидев, что вы все еще здесь, инспектор. Думал, уже в Лондоне как исполнивший свой долг.
— Я и собирался уехать, но инспектор Блевинс попросил меня остаться на день-два. Хочет убедиться, что этот Уолш и есть тот самый преступник. Они взяли его только вчера, и надо его допросить и выяснить все детали.
Монсеньор Хольстен кивнул:
— Инспектор Блевинс говорил с епископом вчера вечером. Он сказал, что рано делать выводы, но появилась надежда. И епископ Каннингем просил держать его в курсе.
— Блевинс и сам тоже заинтересован в скорейшем выяснении всех обстоятельств дела. — Ратлидж наблюдал, как монсеньор Хольстен положил сверху в чемодан освященные облатки и закрыл крышку. Когда они выходили из ризницы, он продолжил: — Я сейчас еду в гостиницу, чтобы снять номер. Вы не присоединитесь ко мне за ланчем?
Монсеньор Хольстен вздохнул:
— Я бы с радостью, но мне надо быть в Норидже, у меня сегодня вечером служба. Если будете еще здесь в следующее воскресенье, то с радостью приму ваше приглашение.
— Если буду. Где вы оставили автомобиль?
— Позади дома настоятеля. Послушайте, если вы задерживаетесь здесь на некоторое время, не могли бы выполнить мою просьбу? Боюсь, что инспектор Блевинс слишком занят. Я был бы очень признателен вам.
— Разумеется, слушаю вас.
— Держите меня в курсе всего, что происходит.
И монсеньор Хольстен, подняв руку в прощальном приветствии, поспешно обогнул апсиду и исчез в церковном дворе.
«Он просто сбежал», — сказал Хэмиш.
— Да. Не знаю, почему он так напуган, но у него сейчас вид человека, который боится собственной тени. Он и меня пригласил войти с ним в церковь, потому что боялся оставаться там один. Кажется, Хольстен совсем не уверен, что против Уолша найдутся неопровержимые улики.
«Да, он боится привидений, но плод ли это его воображения, или они на самом деле существуют?»
— Хотел бы я знать.
Ратлидж вернулся к своему автомобилю.
Когда-то гостиница в Остерли стояла на берегу, прямо у моря, пока оно не отступило. Теперь в ней предлагались только самые необходимые удобства путешественникам и семьям торговцев, которые приезжали на ярмарки. Ратлидж подумал, что это единственное пристанище на многие мили вокруг, куда местные жители могли поместить гостей.
Трехэтажная гостиница находилась на Уотер-стрит, там, где дорога идет вдоль гавани, и была построена из местного камня. Ее окна смотрели с одной стороны на заболоченную гавань, с другой — во двор, где постояльцы оставляли автомобили и лошадей.
Навстречу Ратлиджу вышла женщина, он определил ее возраст ближе к пятидесяти, с волосами забранными в тугой узел на затылке и открытым взглядом ясных серых глаз. Ратлидж осведомился о свободной комнате.
— На ночь?
— На несколько дней.
Женщина кивнула, обрадовавшись перспективе иметь такого гостя.
— Есть прекрасный номер с видом на море, разумеется, если у вас хорошее зрение, — добавила она с улыбкой. — Что привело вас в Остерли? У нас мало отпускников в это время года.
— Я здесь по делу, — улыбнулся Ратлидж в ответ. — Скажите, а когда море ушло?
— Это случилось раньше, чем я могла бы запомнить. Где-то в ранних годах прошлого века. Хотя говорят, что шторма с девяностых снова подмывают почву, и мы можем ждать возвращения воды в ближайшие десять-двадцать лет. Было бы неплохо! — В ее голосе было больше надежды, чем уверенности. — Мы подаем завтрак в семь и позже, если захотите. Только заранее сообщите, если будете и обедать. Обычно ланч в половине первого, а ужин с семи до девяти. Потом повар уходит домой. Можно также поесть в «Пеликане», когда мы закрыты. Это паб в конце набережной.
Хозяйка повела его вверх по лестнице, ступени были покрашены зеленым в тон ковровой дорожки, протянутой в коридоре второго этажа. По стенам, в ряд, висели фотографии в золоченых дубовых рамках, запечатлевшие Остерли в те времена, когда сюда еще приезжали купальщики.
Фотографии уже выцвели, но были очень интересны — вот женщины в черных шелковых платьях и шляпах прогуливаются по берегу с зонтами от солнца, пряча лица. Маленькие суда заходят в гавань, где куда больше воды, чем теперь. Вот гордый рыбак со своим уловом. На более ранних разгрузка каботажного судна. Ящики, коробки и тюки на берегу, прямо перед «Пеликаном». А рядом мальчишки полукругом сгрудились вокруг пары тюленей на песке, чьи гладкие блестящие головы подняты вверх воинственно и настороженно. На следующем снимке заболоченная часть гавани кажется пока лишь полоской водорослей и травы, более широкой на востоке. Западная часть еще свободна, но бессильна перед грядущим вторжением наносов ила и песка.
Увидев интерес Ратлиджа к фотографиям, хозяйка сказала:
— Мой дед делал эти снимки. У него было хорошее чутье и верный глаз. Ему повезло тогда с тюленями, они очень редко заходили так далеко на юг.
Она остановилась перед семнадцатым номером и открыла дверь.
Это была светлая комната, свет вливался из двух окон. Большая, хорошо обставленная: кровать из красного дерева, туалетный столик с зеркалом и комодом. В углу умывальник. Два удобных кресла около стола перед одним окном, письменный стол перед вторым.
«Лучшая комната в отеле», — пробормотал Хэмиш.
— Я миссис Барнет, — представилась хозяйка. — Если меня нет у стойки в холле или в кабинете прямо за ней, значит, я на кухне или ушла на рынок. Оставьте записку, если меня не найдете.
— Обязательно, спасибо.
— Вы будете обедать? Сегодня воскресенье и «Пеликан» закрыт. Иначе придется поехать в другой город.
— Если вам не трудно, не откажусь.
— У нас еще одна гостья кроме вас, и она остается на ланч. Сегодня погода неблагоприятна для прогулок по окрестностям. Но думаю, что во второй половине дня прояснится.
Миссис Барнет еще раз обвела взглядом комнату и, удовлетворенно кивнув, вышла, закрыв за собой дверь.
Ратлидж подошел к окну. Отсюда можно было видеть воду вдали, тонкую полоску с пенящимися волнами, набегающими на берег и тускло поблескивавшими на солнце; птиц, бегавших по отмели. Болотистая жижа, заполняющая бухту от мыса слева до огромной береговой дуги справа, служившей естественным волнорезом, была испещрена небольшими неглубокими протоками с еле заметным течением. Это было все, что осталось от судоходной когда-то гавани.
Помня фотографии в коридоре, Ратлидж понимал, что те здания, которые раньше предназначались для торговли дарами моря, — лавки, рыбные базары, таверны — давно стали бесполезными.
Хэмиш заметил: «Море отбирает жизнь. Шторма бушуют на побережье Шотландии. Люди тонут, корабли пропадают. Тяжелая жизнь, суровая. Не то что здесь…»
— Они сумели найти другое ремесло. Норфолк — край овцеводства. Занимаются фермерством, торгуют или просто переезжают и находят себе применение в других местах.
