Валерий Гусев - Розыгрыш с летальным исходом
Янка осмотрелась и произнесла с тоской:
– Домой хочу. В Пеньки.
Между тем нагрянул очередной праздник. Праздник Белой Полной Луны. С ним, как просветил нас знаток местных обычаев Понизовский, связана одна из самых древних и трепетных легенд. Вариации этой темы в виде пантомимы - главное средоточие праздника.
Ближе к вечеру нам доставили традиционные венки - на голову и на шею. Маруська специально для Нильса принесла юбочку из пальмовых листьев. «Мой будущий танэ, - пояснила она с гордостью, - быть самый красивый». И самый маамаа.
Янка с завистью оглядела юбку и предложила Нильсу меняться.
– На ваши шорты? - с надеждой спросил он.
– На мою юбку, - категорически ответила Яна. - Она тоже с разрезами. Ты только плавки под нее надень. А то твоя будущая ваина в обморок упадет.
У Нильса хватило ума и такта не уточнять - почему это его юная Марутеа упадет в обморок, если увидит его без штанов?
Мой же праздничный наряд, по причине отсутствия смокинга, был элегантен и прост - шорты из Янкиных джинсов и ветровка с отпоротыми рукавами. Ну и невидимый постороннему взгляду аксессуар - пистолет в пришитом под мышкой рукаве.
А вот Семеныч нас огорчил. С полудня начал жаловаться на боли в желудке, а перед самым выходом на сцену заявил, что по болезни останется дома.
Мне эта хитрость была полностью ясна - он не хотел оставлять нашу хижину без присмотра - и я изо всех сил поддержал его. Даже вызвался сплавать на яхту, где осталась судовая аптечка.
– Обойдусь, - успокоил нас Семеныч. - Поваляюсь - все пройдет. Как говаривала моя бабушка: «Хай лихо сном перебуде».
– Не знал, что у тебя бабушка хохлушка.
– Ты еще многого не знаешь, Серый. Поэтому, когда узнаешь, не удивляйся. И рот не разевай - москит ворвется.
Циновка, которой был завешен вход в хижину, откинулась - вошел Понизовский. Сделал комплимент Яне по поводу ее наряда, посетовал на легкое недомогание Семеныча и сказал:
– Пора, друзья мои.
Янка сунула ноги в кроссовки, поморщилась:
– Что делать, Серый? И босиком нельзя, и в обуви больно.
– Валенки надень, - буркнул я, занятый совсем другими мыслями.
Янке совет понравился:
– По крайней мере, на этом балу мне не будет равной. Однако жарко в них, ножки взопреют.
Похоже, они с Семенычем что-то на пару затевают. Но я ошибся - недооценил Янку.
– Серый, ты их обрежь, а? Покороче. Получится такая славная, модная домашняя обувь.
– А зима настанет?
– Так зима ж здесь летом.
Есть логика обычная. Есть женская. А есть еще Янкина…
Я отхватил ножом голенища, оставив что-то вроде войлочных калош. Янка их примерила и пришла в восторг.
– Ауэ! - взвыла она, оглядывая свои стройные ножки в жалких опорках. - Да поможет мне Эатуа!
Да, дичает женщина. Ей бы еще кольцо в нос.
– Пошли, пошли, - поторопил нас Понизовский. - Не болей, Семеныч. А может, тебе врачиху прислать? Тут есть знахарка, Муруроа. Перестарок, правда. Ей уже девятнадцать…
– Не стоит, - отказался Семеныч, морщась от спазмов. - Имя у нее очень сложное.
Янка влезла в венок; другой, что поменьше, нахлобучила на голову.
– Пошли, а то они без нас всю свою чачу выпьют.
– А как же я? - растерянно спросил Нильс. - Я же не могу в этом…
Он застенчиво стоял в углу хижины. Голый по пояс. Впалая грудь - в благородной серебристой шерсти. А снизу - от талии до колен - элегантная юбчонка, из которой сухими палками торчали узловатые ноги… тоже в серебристой шерсти. Отнюдь не благородной.
– В таком виде тебе нельзя, - серьезно сказала Яна. - Без венка не пустят, тут с этим строго.
Да, тут с этим строго. Без штанов можно, а без венка - никак. Верх неприличия.
Яна довершила праздничное облачение Нильса венками, и против ожидания он не расстроился - склонил голову, уткнув свой длинный нос в цветы, подвигал им, принюхиваясь, и растроганно произнес:
– Какой аромат! Наверняка этот букет собирала Марусенька.
– Поплыл дед, - шепнула мне Яна с улыбкой. - Как бы нам на обратном пути не пришлось роды в океане принимать. У этой малолетки. - Она посмотрела мне в глаза и добавила без улыбки: - Впрочем, не в первый раз наверняка.
Пока мы шли к месту действия - под священный баньян, - я все пытался понять, что Янка имела в виду? Что она уже не раз принимала роды в океане? На обратном пути. Или что?…
Была ясная лунная ночь. Остров благоухал. Гладко серебрилась под луной поверхность океана. И было тихо.
Возле баньяна уже лежали сложенные в кольцо дрова. Аборигены смирно сидели на песке и ждали. Они были непривычно молчаливы и сосредоточенны. И позволили себе при нашем появлении лишь легкий шелестящий шепот восхищения. Вызванный Янкиным нарядом. Главным образом - ее очаровательной обувью.
Мне даже показалось, что в глубине сидячей толпы кто-то восторженно пропел, пришлепывая ладонями по груди: «Вальенки, вальенки, не почти что старьеньки…» Но тут же, видимо, получил тычок в бок и оборвал родную руладу. Славянизмы, как же-с…
Мы заняли отведенные нам почетные места: Янка уселась в драный шезлонг, белые вожди - у ее прекрасных ног, столь изысканно обутых.
– Праздник начнется, - шепнул нам Понизовский, - когда луна встанет над баньяном. - И предупредил: - Курить нельзя.
– А пить можно? - толкнула меня в бок Яна.
– Ауэ, ваине! Семеныч фляжку зажал. Лечится, наверное.
– Знаю я, как он лечится.
Что-то она много знает. Больше меня, кажется.
Задрав головы, аборигены терпеливо дожидались апофеоза луны. В полной тишине, не нарушаемой даже звоном москитов. Лишь иногда зачарованный океан почти беззвучно плескал в берег легкую волну, которая тут же, словно смутившись непривычной тишиной, отбегала назад и растворялась в бескрайней глади.
Честно говоря, я даже задремал немного, мне даже успел присниться мимолетный сон…
Едва Семеныч остался один, он перестал кряхтеть и постанывать. Выглянул, очень аккуратно, из хижины. Долго всматривался в лунные тени и вслушивался в тишину ночи.
Потом скользнул за порог, нагнулся, оставил на стыке циновки и дверного проема сторожок - совершенно невидимую, крохотную сухую травинку. И растворился в лунной темноте и тишине.
Сон мой прервался на самом интересном месте. Его спугнул грохот барабанов, визг флейт и мощная хоровая песня - гимн Белой Полной Луне. При которой так славно резвиться под пальмами.
Яростно вспыхнул, словно взорвавшись, огромный костер. Янка наклонилась ко мне, выдохнула в ухо:
– А солярочка-то у них есть, Серый.
Я кивнул. Я догадывался, что кроме солярки у них еще многое есть. В том числе - и оружие.
…Так же неожиданно, как исчезла, вернулась тишина. Перед нами, на вытоптанной площадке, появились два штатных жениха - Ахунуи и Ахупуи. На этот раз они не были похожи друг на друга: один в обеих руках сжимал длинные, блестящие в лунной ночи ножи, а другой потрясал большой мягкой циновкой. И оба были в масках. У одного - злобная, похожая на Тупапау, у другого - добродушная, с широкой застывшей улыбкой.
– Тупапау, злой дух, - давал вполголоса пояснения Понизовский, - украл луну с неба. И стало скучно жить. Прекратились пляски и смех, шутки и песни. И люди перестали увлекать друг друга под пальмы. И тогда храбрый юноша Оту вызвал на бой злодея Тупапау.
Бой начался. Злодей размахивал ножами, рычал, прыгал. Добрый Оту пытался набросить на него циновку и сковать тем самым его движения.
– В прежнее время, - шептал Понизовский, - ножи были не бутафорские. И их было четыре.
– А где еще два? - спросила Яна. - В ушах?
– Их привязывали к ступням. И такие удары ногами были, как правило, неотразимыми.
Но зрелище и с двумя ножами было захватывающим. Чем-то вроде боя быков. Стальные рога, плетеная мулета. Стремительные, гибкие и сильные движения. Обнаженные тела, освещенные луной и бликами пламени. Жутковато даже. Но местами очень знакомо.
– Тебе это ничего не напоминает? - снова шепнула мне Яна в самое ухо.
И я ответил ей так же:
– Еще бы! Показательные выступления бойцов ОМОНа. В День милиции.
И где они нахватались?
– Вы не волнуйтесь, - с усмешкой придвинулся к нам Понизовский. - Добро восторжествует. Вам понятно развитие событий?
Янка фыркнула.
– Нам даже первоисточник ясен. - И продолжила заунывным голосом сказителя: - Мало-мало давно это было. Налетела черная туча, скрыла луну. Стало темно и мало-мало страшно. Но тут подул ветер и разметал тучу в клочья. Стало светло и весело. Мало-мало.
Собственно, так и произошло. Оту удалось набросить циновку на Тупапау и закрутить ее в рулон. Злой дух грохнулся наземь. Добрый Оту еще и потоптал его ногами очень, кстати, профессионально - и под торжествующий визг зрителей забросил злодея в кусты. Праздник начался.
Праздник как праздник. Застолье. Песни. Танцы. Флирт.
Полутрезвый вождь приосанился, отставил свой жезл и вежливо потянул временную королеву в расступающуюся перед ними толпу танцоров.
