Алексей Недлинский - Поселение
Напора мечты не хватает. То есть старушку можно подцепить, но у нее или сын окажется, а если дочь - так замужем, а не замужем - так из Питера - ни-ни, из конуры своей блочной.
Смотали удочки, вышли на дорогу, бредем, веточками помахиваем. За поворотом - урчание "Уазика" .
- Загасимся? - я-то всегда предпочитаю за кустиком отсидеться.
- Брось ты.
Ну вот, послушался - и на хозяина нарвались, да еще с управленским козлом каким-то.
- Златоустов! По десять суток, обоим!
- Ленчика-то за что, гражданин начальник? У него законный выходной. Вот это Гарик напрасно. О законе упоминать - вернейший способ мента взбесить.
- В выходной за территорию зоны вообще не имеете права выходить! С удочками тут разгуливают, курортники!
- Так не поймали же ничего, гражданин начальник!
- Вот по десять суток - это ваш улов. Всё.
Захлопнул дверцу, укатили.
- Выдрючивается перед управлением.
- Ясное дело. Ничего, Лень, отмажемся.
Отмазались, точно, - только ночь прошизовали. Но вот волосы опять отращивать - надоело, сил нет.
XXXVII
Про кроликов - это я знаю, откуда у Гарика мысль. Крольчатня у нас на ферме - еще со времен начальствования Канюки, его любимое детище. Даже для офицерской столовой не давал забивать. Навещал ежедневно, гладил, умилялся. Дед Мазай, да и только. (А Владимир Ильич кошечек любил почесывать. Это у них, видно, профессиональное, у хозяев.) Ну, кролики и мерли от перенаселения. И двух зашуганных дедков, к крольчатне приставленных, каждый мор наполнял мстительным торжеством. Не разделяю, потому что - кролики-то чем виноваты?
А если вникнуть - то и Канюка дядька неплохой. С тех пор, как опустили из начальников - помягчел, даже симпатичное что-то появилось, например, с прическою стал экспериментировать. Со своей уже, не с зэковской. То выбреет кумпол до блеска, зато под носом начернит недельной щетины. То, напротив, бобрик напустит, а вместо усов - бачки. В общем, фантазировал неистощимо, причем каждая эволюция сообщала его лицу все новые оттенки идиотизма. Хотя идиотом не был, отнюдь.
Просто предвосхищал стиль, ставший повальной модой в 90-х. Сегодня попробуй, сунься куда с умным выражением - засмеют: провинциал! Забывает, забывает свои корни нынешний бомонд, а ведь все оттуда, из мощных глубин, - столицы давно бесплодны, увы.
Скажем, вот этот неотразимый жест: звучно набрать в рот соплей и сплюнуть под ноги - смачно, с прихарком - снобизмом было бы отрицать фольклорные истоки.
Легко описать, кстати, а попробуй-ка исполнить непринужденно - упорной тренировкой достигается, некоторым так и не освоить: чуть ли не врожденный дар необходим.
Впрочем, по этому поводу ученик мой ответил однажды - на замечание: "Не ковыряй в носу, меня тошнит!" - "А вы не смотрите". Совершенно в точку: меня же тошнит - мои, стало быть, и проблемы. Нет такого закона в носу не ковырять.
Пересеклись как-то с Канюкой: он - в штаб, я - в лес.
- А почему ты пешком все время ходишь, Ленчик?
Хороший вопрос. Мог ведь и поинтересоваться, почему я с подъемом не встаю, на разводе не бываю.
- Геморрой замучил, гражданин начальник. Только ходьбой спасаюсь.
- Правда, помогает? - живое участие чувствую: брат по несчастью.
- Да, если острого не есть - утихает.
- Надо же, я десять лет с этим делом - и не знал. Свечами перебиваюсь.
- Так вам - куда ходить. Здесь длинные дистанции нужны.
- Верно, верно. Гублю себя своей работой, пора на заслуженный отдых.
- Все там будем, гражданин начальник.
- Ну-ну, ты развеселился, я смотрю. Лучше скажи, зачем кубатуру урезаешь?
Бригадиры жалуются.
- Клевещут. Зачем мне их кубы, в карман не положишь.
Вот: минутку всего побазарили, а я два фуфла задвинуть успел. Геморрой, конечно, присутствует, но не потому я не езжу, а с кубами - это у нас так и задумано, чтоб жаловались на меня бугры: лучший способ отвести подозрения в приписках.
Ничего, Бог правду видит, а ментам - не обязательно. И так на себя много лишнего берут.
Правда же, несказуемая правда - в моем психическом заболевании. Смешно и помыслить такое объяснение:
- Клаустрофобия у меня, гражданин начальник.
Зэкам не полагается недугов с такими названиями. И геморрой-то - нахальство с моей стороны, сидячая ведь хворь, а я не шофер.
Но здесь причина мне понятна: полдетства с книжкой на стульчаке, самое место почитать без помех. С клаустрофобией сложнее. Отвлеченно еще на зоне набегало - чувство безысходной запертости, - не личной, а поголовной: в теле, в мире...
Как-то так брезжило: ну да, можно и с Земли улететь, но свобода когда ты сразу везде, и вот это - недостижимо. Умирай, воскресай - бесполезно, а с этим - и в загробье не лучше. Если ты в одной точке - значит, не в другой, и все тут, тюрьма - во веки веков. Что пространства уже не будет - нам ведь не обещано.
Впрочем, надо перечитать повнимательней.
Но болезни еще не было. По-настоящему, пожалуй, в столыпине подцепил - когда на оправку часа четыре допроситься не мог. И вот - скрутило, наконец: помираю в машине. С водилой рядом, то есть зная, что остановит в любой момент при надобности - пожалуйста, хоть целый день. В кузове тут же припадок. Внешне-то ничего, креплюсь, но эти сорок минут или час, если ехать все же приходится, - морская болезнь - просто насморк в сравнении.
Потом уже расползлось на все подобное: поезда, самолеты. В метро тоже: от станции до станции - полутруп. (В Москве полегче: там перегоны короткие.) Да и комнату - если снаружи ее запереть - не могу переносить. Словом, любое, откуда по своей воле нельзя выйти когда угодно. А если на туловище распространится? Жду с ужасом. Оно ведь тоже - вроде комнаты. Или самолета. Срочно пора йогу практиковать - одно и мешает: то рифмы, то мемуары. Впрочем, не это ли и спасает?
Дохожу до площадок, Геша уже в будке сидит, мастерит флюгер. Тоже невроз у парня: не может без дела, руки должны быть заняты.
- Как тебе, Леня? - показывает пропеллер на вертушке. - Я петушка хотел, потом доехал: стремак - петух на будке.
- Подумаешь. Кто чего скажет.
- Да не скажут - самому смешно просто.
Приладил над дверью.
- А не взлетим, Геш? Побег припаяют.
- Нет, не получится. Балласта много.
Меня, что ли, имел в виду?
XXXVIII
Устал от вечного зуда в голове. Нет, не завшивел (волосяной и не было на поселке
- хитрые твари: что толку заводиться, если персонажа бреют чуть не каждый месяц?
Бельевая - это да, на чужую шконку присядешь - не оберешься потом), внутри зудение. Мозг все какие-то иксы вычисляет. Никто не плотит за это - так он на общественных началах, деятель неуемный. Потому особо люблю минуты, когда хмурый смысл отлучится ненадолго - и сердце шалит, захлебывается от радостной бесцельности существования... А лучше бы - вовсе не заводился. Как бы наладиться потверже - чтоб ничего впереди, никакой перспективы? Не дано, увы. Все равно конец срока маячит - вот и ждешь, дни считаешь. А потом оказывается: дни, которые зачеркивал с таким кайфом, - и были самые благодатные. Ну, зато теперь занятие - реставрировать, крестики стирать.
26 августа справил я день рождения. Игорек мне боты подарил, а Гарик, в Красновишерск на днях катавшийся, вышустрил там где-то рекламный плакат фильма "Хорошо сидим!" (Да, шел такой фильм, только третьим экраном почему-то - в Питере не показывали.) Три ханурика изображены в крокодильской манере и поверх - название. Я прикнопил над шконкой - весь барак на экскурсию пришел. На следующий день Донос оторвал, конечно.
Эх, потому и ждешь звонка - ради этих картин лелеемых: трясет меня с утра, гаденыш, шизняком грозит - медленно, сонно одеяло приподнимаю (надеюсь, не подведет фитюлька, напружена будет, как обычно): "Поцелуй тогда встану". И жестом - куда поцеловать, если не поймет сразу.
Не сбылось, не хочу выдумывать. Не Донос дежурил в день моего освобождения, да и, честно сказать, последние недели даже он меня не будил.
А 27 августа - потому и запомнил, что после дня рождения сразу - нашли Юрка Воронина. Вернее, сам нашелся: всплыл и прибился к бережку, где-то за Арефой, вниз по Вишере.
По наколкам идентифицировали, лица там не было практически - снесено дробью в упор. После формальностей этапники закопали на серебрянском погосте - хорошее, кстати, место: березки, тихо, сухо.
Повязали по этому делу Володьку Ленусиного. До нас дошло, что и не отпирался парень, вроде как ждал только случая признать вину. Самому сдаваться глупо, конечно, но и жить с этим - тяжело, понимаю.
Володька! Если б знал я заранее, что так обернется - я б тебя главным героем сделал. Теперь-то поздно уже, не с начала же начинать.
Впрочем, поскольку я не в курсе, по пьяне ты пальнул или в трезвом уме - слегка тускнеет мой интерес. (Если по пьяне - то совсем не интересно.) Но вот с кем ты трупешник в Вишеру сплавлял - за это бы дорого дал, чтоб выяснить. Одному неподсильно, без транспорта не обошлось. Собянин, что ли, посодействовал? А Ленуся? Она-то как здесь, каким боком? Кроме Володьки, никого даже на допросы почти не дергали. Так, по разу Ленусю да соседей - это мне потом Серега Перчаткин рассказывал, когда я к нему зашел после откидки. Странно немного - убийство все-таки, хоть и зэка. Значит, по Володькиной версии - без подельников, без свидетелей, всех отмазал. Ну, и молодец. Семеру на уши повесили - убийство на почве ревности, легкая статья, по одной трети на химию идет. Не то что моя ни амнистий, ни льгот, кроме поселка. Надо, ребята, сначала кодекс изучать, потом за дело браться. А то вот задним умом только и крепчаем. Правда, двухстволки у меня все равно под рукой не было. Теперь имею, после бати осталась, зато жены нет и хахалей, соответственно, - не в кого стрельнуть. Ну, еще не вечер, пусть лежит пока на антресолях, дозревает.
