Жорж Сименон - Мегрэ и порядочные люди
Они вполголоса посовещались, казалось, приняли какое-то решение и попросили меня несколько минут подождать.
Я опять довольно долго ждал в гостиной, пока они собирались. Они позвали служанку, которая была в столовой, и та пошла к ним в комнату.
Когда они вышли, обе были уже в пальто и шляпах и натягивали перчатки. Служанка спросила, ждать ли их к ужину, а мадам Жослен ответила, почти не разжимая губ, что не знает.
Они сели сзади и, пока мы ехали, не проронили ни слова. В зеркало мне была видна дочь, и мне показалось, что она волнуется больше, чем мать. Что мне теперь делать?
- Пока ничего. Подождите меня в вашем кабинете.
Затем вошел Эмиль - официант из кафе. В костюме и плаще он выглядел гораздо старше.
- Я попрошу вас подождать вон там.
- Не очень долго, шеф? В субботу вечером всегда много работы, и приятели будут злиться, если им придется вкалывать за меня.
- Я вас вызову буквально на несколько минут.
- Мне не придется выступать свидетелем на суде?
Это точно?
- Точно.
Час назад Мегрэ позвонил доктору Фабру. Тот молча выслушал и сказал:
- Я постараюсь быть у вас. Все будет зависеть от больных...
Он приехал в пять минут седьмого и, проходя, увидел обеих женщин через застекленную перегородку приемной. Мегрэ тоже пошел взглянуть на эту комнату с зелеными креслами, три стены которой были увешаны фотографиями полицейских, погибших на боевом посту. Электрический свет горел здесь круглые сутки. Обстановка была унылой, безрадостной. Он вспомнил, как здесь долгими часами оставляли томиться некоторых подозреваемых, словно забывая, что они ждут, для того чтобы окончательно сломить их сопротивление.
Мадам Жослен сидела на своем стуле неподвижно, очень прямо, а дочь то вставала, то снова садилась.
- Входите, месье Фабр...
Получив приглашение явиться сюда, врач, видимо, приготовился к тому, что дело приняло новый оборот, и выглядел встревоженным.
- Я пришел так быстро, как только смог, - сказал он.
Он был без шляпы, без плаща, чемоданчик, вероятно, оставил в машине.
- Садитесь... Я недолго вас задержу...
Мегрэ уселся за стол напротив, медленно раскурил трубку и произнес с мягкой укоризной:
- Почему же вы не сказали, что у вашей жены есть дядя?
Должно быть, Фабр ждал этого вопроса, но уши у него все равно вспыхнули, как, вероятно, случалось всякий раз, когда он волновался.
- Но вы у меня не спрашивали... - ответил он, стараясь выдержать взгляд комиссара.
- Я просил вас назвать тех, кто бывал у родителей вашей жены...
- Он там не бывал.
- Означает ли это, что вы никогда его не видели?
- Да.
- Он не присутствовал на вашей свадьбе?
- Нет. Я знаю о его существовании по рассказам жены, но на улице Нотр-Дам-де-Шан о нем никогда не упоминали, во всяком случае в моем присутствии.
- Будьте откровенны, месье Фабр... Когда вы узнали, что ваш тесть умер, что его убили, когда вам стало известно, что убийца воспользовался пистолетом вашего тестя и что он действовал как человек, который прекрасно ориентируется в этом доме, вы сразу же о нем подумали?
- Не сразу...
- А что вас натолкнуло на эту мысль?
- Поведение тещи и жены...
- Жена говорила с вами о нем позже, когда вы остались вдвоем?
Он ответил после некоторого раздумья:
- Мы очень мало бывали вдвоем все это время.
- Она вам ничего не сказала?
- Сказала, что боится...
- Чего?
- Она не уточняла... Главным образом она думала о матери... Я ведь только зять... Меня соблаговолили взять в семью, но все-таки я не считаюсь полноправным членом. Мой тесть был ко мне весьма великодушен... Мадам Жослен обожает моих детей. И все же есть вещи, которые меня не касаются.
- Вы полагаете, что после вашей свадьбы дядя жены ни разу не появлялся в этом доме?
- Я знаю только, что между ними произошла какая-то ссора, что его жалели, но принимать у себя не могли по каким-то причинам, докапываться до которых я не старался... Жена говорила о нем скорее как о бедняге, заслуживающем сожаления, чем порицания, как о полусумасшедшем, если хотите...
- Это все, что вам известно?
- Все. Вы будете допрашивать мадам Жослен?
- Я обязан это сделать.
- Будьте с ней не очень жестоки. Внешне она умеет владеть собой, но это весьма обманчиво, хотя многим она кажется женщиной с сильным характером.
Я-то знаю, что она не только болезненно чувствительна, но и не способна проявлять свои чувства. Боюсь, что после смерти мужа у нее в любой момент могут сдать нервы...
- Я постараюсь обращаться с ней как можно мягче.
- Благодарю вас... Это все?
- Возвращаю вас вашим больным.
- Можно мне сказать несколько слов жене?
- Лучше, если вы не будете с ней разговаривать, а особенно с тещей.
- В таком случае передайте ей, что, если меня не будет дома, когда она вернется, значит, я в больнице... Когда я уходил, мне позвонили... Возможно, мне придется оперировать... - Уже дойдя до двери, он вдруг что-то вспомнил и вернулся. - Простите за мой нелюбезный прием... Подумайте, в каком положении я оказался... Меня радушно приняли в чужую семью...
В этой семье, как и в любой, есть свои несчастья.
Я не счел себя вправе...
- Я вас понимаю, месье Фабр.
Еще один порядочный человек, без сомнения! Вероятно, даже больше, чем просто порядочный, если верить тем, кто его знает. И на сей раз мужчины обменялись рукопожатиями.
Мегрэ открыл дверь кабинета инспекторов, где находился Эмиль, и пригласил его войти.
- Что я должен делать?
- Ничего. Оставайтесь здесь, у окна, я, видимо, задам вам один вопрос, а вы ответите на него.
- Даже если вы ждете другой ответ?
- Вы скажете правду.
Мегрэ пошел за мадам Жослен, которая встала одновременно с дочерью.
- Пройдите, пожалуйста, за мной. Нет, только вы...
Я приглашу мадам Фабр чуть попозже...
Она была в черном платье с редким серым узором, в черной шляпе, отделанной белыми перышками, и в легком пальто из верблюжьей шерсти.
Мегрэ пропустил ее вперед, и она сразу же увидела стоящего у окна мужчину, который от смущения мял в руках шляпу. Казалось, она была удивлена и повернулась к комиссару, но тот молчал, и она спросила:
- Кто это?
- Не узнаете?
Она внимательно оглядела его и покачала головой:
- Нет.
- А вы, Эмиль, узнаете эту даму?
Охрипшим от волнения голосом официант ответил:
- Да, господин комиссар, это она.
- Это та самая дама, которая пришла в начале недели днем во франко-итальянскую пивную, где ее ждал мужчина лет сорока? Вы уверены?
- Она была в этом же платье и этой шляпе... Я же говорил вам утром...
- Благодарю вас. Вы свободны.
Эмиль бросил на мадам Жослен взгляд, словно просил прощения за содеянное.
- Я вам больше не нужен?
- Думаю, что нет.
Они остались в кабинете вдвоем, и Мегрэ указал ей на кресло, стоявшее напротив его письменного стола.
- Вы знаете, где сейчас ваш брат? - спросил он тихо.
Она посмотрела прямо на него темными, блестящими глазами, как и прежде, у себя дома, но на сей раз в ней не чувствовалось такого нервного напряжения.
Казалось, она даже испытывала некоторое облегчение.
Особенно это стало заметно, когда она решилась сесть в кресло. Словно она наконец отказалась от роли, которую играла против своего желания.
- Что вам сказал мой зять? - спросила она, отвечая вопросом на вопрос.
- Почти ничего... Он только подтвердил, что у вас есть брат, впрочем, я это и без него уже знал...
- От кого?
- От очень почтенной дамы лет девяноста, которая до сих пор живет на улице Даро, в том доме, где вы раньше жили с отцом и братом...
- Это должно было случиться, - еле слышно произнесла она.
Он повторил свой вопрос:
- Вы знаете, где он сейчас?
Она покачала головой:
- Нет. И клянусь вам, что говорю правду. До прошлой недели я вообще была уверена, что он где-то далеко от Парижа.
- Он никогда не писал вам?
- С тех пор как перестал у нас бывать, ни разу.
- Вы сразу же поняли, что это он убил вашего мужа?
- Я и сейчас в этом не уверена... Не могу поверить...
Я знаю, все улики против него...
- Почему вы молчали, принудили к этому дочь и стремились во что бы то ни стало спасти его?
- Прежде всего потому, что это мой брат, потому, что он несчастный человек... Ну а потом, я в какой-то мере чувствую себя виноватой...
Она достала из сумки носовой платок, но не для того, чтоб вытереть глаза, - они по-прежнему были сухими и горели, словно от внутренней лихорадки.
Продолжая говорить и слушая вопросы комиссара, она машинально скручивала его в комок своими тонкими пальцами.
- Теперь я готова все вам рассказать...
- Как зовут вашего брата?
- Филипп... Филипп де Лансье... Он на восемь лет младше меня...
- Если не ошибаюсь, он подростком провел какое-то время в санатории в горах?
- Нет, не подростком... Ему было всего пять лет, когда у него обнаружили туберкулез. Врачи отправили его в Верхнюю Савойю, он жил там до двенадцати лет.
