Анна Литвинова - Ремейк Нового года
И с Полиной Вершининой, вроде бы, — тоже. По крайней мере, во время маникюра они всегда любезно беседовали. Но когда клиентка уходила — на первый взгляд, всем довольная (и чаевые оставила, и на прощание даже улыбнулась), — Анаит могла вызвать хозяйка и спросить:
— Ты почему людей ждать заставляешь?
— Как ждать? Кого?
И выяснялось, что Полина нажаловалась: приехала, мол, как назначено, к шести, а Анаит ее только в десять минут седьмого на маникюр позвала.
Или как-то Вершинина сама начала расспрашивать: откуда ты, Анаит, где училась, есть ли муж, дети, а потом та же хозяйка ее отчитывает — чтобы не грузила клиента своими проблемами.
Анаит уже Полину и секунда в секунду за маникюрный стол сажает, и, пока работает, слова не вымолвит — но клиентка все равно в претензии. Мимоходом жалуется администратору: «Что у вас за маникюрша! Вечно молчит и волком смотрит…»
Уже и отказаться от Полины пробовала, пусть к другому мастеру ходит, но той, похоже, нравилось ее изводить. Будто специально всегда записывалась именно к Анаит. И почти каждый раз устраивала ей какую-нибудь пакость. Всегда исподтишка.
А с месяц назад (глаза Айрапетян наполнились слезами) и вовсе разразилась катастрофа.
Полина явилась на очередной маникюр сильно не в духе. И, ввиду плохого настроения, принялась жалить в открытую. Сначала обругала, что щипчики не стерилизованы (хотя те только что из автоклава). Потом не понравилось, какую Анаит форму ее ногтям придает (на самом деле, всегда одну и ту же, квадратную, как сама Полина и просила). Анаит расстроилась, разнервничалась — и, когда срезала кутикулу (Полина всегда просила делать не очень модный сейчас обрезной маникюр), поранила клиентке палец. Первый раз, кстати, в своей карьере. Даже в детстве, когда с девчонками в парикмахерскую играли, она никогда никого не резала. А тут получилось так неудачно, глубоко, сразу кровь хлынула.
Полина, конечно, скандал закатила страшнейший, хозяйка в сердцах Анаит едва не уволила: «Вечно с тобой, Айрапетян, какие-то проблемы»! Хотя проблемы скорее с Полиной, с ее дурной головой — однако подобная мысль владелице салона даже в голову не пришла… Над кровоточащим пальцем клиентки охали, промывали перекисью, мазали йодом, а когда подраненная дама уходила восвояси, Анаит за ней бежала, напоминала, что нужно обязательно промыть ранку еще раз, тем же вечером. И по новой нанести йод, поменять лейкопластырь…
Однако через два дня Полина явилась в салон с пылающими то ли от температуры, то ли от гнева щеками. Оказалось, палец у нее начал нарывать. Ну, тут совсем уж невообразимое началось, таких воплей Анаит даже на рынке не слышала:
— Элитный салон! Бешеные деньги берете! Посмотрите, что наделали!
Конечно, Анаит тут же уволили. А через неделю в ее домишко (теперь Айрапетян снимала частный домик в умирающей деревеньке вдоль Владимирского тракта) явился курьер. И вручил официальную бумагу. Отправителем была Полина. Она требовала с нее пятьсот семьдесят долларов за лечение (копии чеков из медицинских учреждений прилагались). И еще пятьсот — за моральный ущерб.
— Ну, что же за тварь! — не удержалась Татьяна.
А Анаит только вздохнула и продолжила:
— Будто чувствовала, что это — все деньги, которые у меня есть. Я их почти два года копила…
— Да с какой стати ты должна была их отдавать? — возмутилась Садовникова.
— Полина сказала, что иначе в суд подаст. И дело выиграет. И тогда мне куда больше платить придется, — грустно произнесла девушка.
— По-моему, чистой воды блеф. Совсем не факт, что она выиграла бы, — возразила Татьяна. — А уж насчет морального ущерба вообще зря надеялась. В наших судах его почти не присуждают. А если и назначат выплатить, то тысячу рублей максимум.
— Я знаю, — склонила голову Айрапетян. — Но только… в судах ведь люди сидят. Ваши. Москвичи. (На последнем слове ее голос предательски дрогнул.) А я — нацменка, как вы говорите: «Понаехали тут…» У меня не то что гражданства — даже регистрации нет. Ну, и как ты думаешь, в чью пользу суд решение примет?
— Как же тебя в салон без регистрации взяли? — изумилась Татьяна.
— Хозяйка сказала, на ее страх и риск, — вновь вздохнула девушка.
Впрочем, мелькнуло у Татьяны, хозяйка за свой риск получала немало — четыре пятых заработка сотрудницы.
— Короче, ты решила, что проще будет деньги отдать, — подвела итог Садовникова.
— Да, — кивнула Анаит.
— И что же — отдала?
— Почти, — вздохнула собеседница.
* * *Ни домой, ни в офис Полина ее не позвала, велела привезти деньги в салон, к восьми вечера, когда она освободится после косметических процедур. Девушке возвращаться туда, где радужные надежды сменились полным крахом, хотелось меньше всего. Но только кого волновало, чего хочет Анаит Айрапетян?
Да и, по большому счету, уговаривала себя она, что страшного? Хозяйка, правда, сказала, чтоб бывшая сотрудница к салону и на километр не приближалась. Но явно ведь: угрозу произнесла в сердцах. Да и бывает начальница здесь только в первой половине дня, а сейчас вечер. Остальные же коллеги относились к Анаит пусть несколько снисходительно, но в целом неплохо. Татуировщик Джек даже уважительно именовал «самой дипломированной в мире маникюршей». С администраторшей тоже почти приятельствовали. Та, хоть и коренная россиянка, и двумя языками владеет, с родным-то не дружила. Частенько у нее срывались всякие «ехай» или «ложить». А уж когда приходилось рекламные листовки о спецпредложениях писать, то и вовсе терялась. Анаит, ежедневно тренировавшаяся писать по-русски, ей помогала, поэтому та относилась к ней со снисходительной благодарностью. А с уборщицей, веселой хохлушкой Ульянкой, они вообще почти дружили.
В общем, вполне можно даже кофе, по старой памяти, на служебной кухоньке выпить.
Однако едва Анаит вошла в салон (сумку жег конверт с тощей пачечкой долларов — всеми ее сбережениями), как увидела Татьяну Садовникову. Та была одной из ее самых любимых клиенток. Понимающая, доброжелательная, приветливая. Когда Анаит уволили, она даже (конечно, совсем в глубине души) надеялась, что Татьяна ей позвонит. Посочувствует и скажет, допустим, что лучшего мастера в своей жизни не встречала. И станет ездить к ней, любимой маникюрше, куда угодно, хоть в окраинную парикмахерскую, хоть домой.
…Но, конечно, то были лишь мечты. Татьяна, похоже, даже не поинтересовалась, за что Анаит уволили. И не вспоминала о ней. И в тот момент, когда Айрапетян оказалась на пороге салона, Садовникова как раз направлялась в ее бывший кабинет. На маникюр. К другому мастеру, взятому на ее место.
* * *— Я понимаю, конечно, Тань, что ты здесь совсем ни при чем, — горячо говорила Анаит, — но мне вдруг так обидно стало! Эта ваша Москва, молох, перемолола меня и выплюнула. А у вас, столичных жителей, все идет по-прежнему. Успешно. Блестяще. Гламурно.
…И такая была в ее словах горечь, что Татьяна поневоле почувствовала себя виноватой. Хотя упрекнуть ее было вроде бы не в чем: она действительно не обязана интересоваться судьбой уволенной маникюрши. И уж, тем более, уходить ради нее из приятного во всех отношениях (кроме Полины, конечно!) салона.
Анаит продолжала:
— В общем, совсем мне после этого расхотелось внутрь идти. И я решила: подожду Полину на улице. Мы договорились на восемь, я приехала в семь пятнадцать — думала, пока с девчонками на кухне посижу… Но даже если бы Полина задержалась на своих процедурах — ждать не так и долго. На улице оттепель, не холодно, да и было мне, чем заняться. Я как раз по пути «Работу и зарплату» купила. Вот и устроилась на лавочке против входа. Просматривала вакансии, подчеркивала те, для которых не нужна прописка, и то и дело поглядывала на дверь в салон… Однако прошел целый час, а Полина так и не появилась. Я совершенно не удивилась. Вполне в ее духе, да и в духе многих клиентов — прийти к косметологу, а потом остаться еще и на мелирование или, допустим, на массаж. Только уж больно холодно на улице торчать… Я ждала, ждала, а потом вдруг менты приехали, и я испугалась. Убежала. А совсем уже вечером, в половину одиннадцатого, позвонила Ульянке, ну, уборщице нашей. Она мне все и рассказала. И про то, что Полину убили, и что тебя, — Анаит сочувственно взглянула на Таню, — в ее смерти обвиняют.
— Подожди-подожди! — перебила Айрапетян Татьяна. — Ты говоришь, что пришла в салон как раз тот момент, когда я заходила на маникюр, верно?
— Да, — кивнула Анаит. — Ты меня просто не успела увидеть, потому что в кабинет уже почти зашла. Но я тебя узнала…
— Но в тот момент, когда я заходила на маникюр, — задумчиво произнесла Татьяна, — Полина точно была жива. А дальше ты… — Садовникова запнулась.
— А дальше я, как и сказала, ждала Полину на улице, — твердо произнесла Анаит. — А могла и зайти незамеченной в кабинет косметолога и ее убить. Ты на это намекаешь?
