Агата Кристи - Десять новелл
Научное светило улыбнулось неопределенно.
— Очень интересный рассказ, милый Дермот.
— Но вы все-таки относитесь к моему рассказу с осторожностью.
— Да-да. Я нисколько не сомневаюсь, что у тебя было предчувствие опасности, как ты говоришь. Похоже на то, что это предчувствие возникло извне, под впечатлением некоего внешнего воздействия на твою психику. Но в наши дни мы обнаруживаем, что почти все возникает изнутри — из нашего подсознания.
— Старое доброе подсознание, — вставил Джек Трент, — теперь все считают его мастером на все руки.
Сэр Алингтон продолжал, не обращая внимания на это замечание:
— Я могу предположить, что этот араб своим взглядом или видом мог себя выдать. Твое сознание этого не отметило или не запомнило, но с твоим подсознанием все было не так. Подсознание никогда ничего не забывает. Мы также полагаем, что подсознание способно рассуждать и делать заключение и полностью не зависит от воли высшего сознания. Твое подсознание, следовательно, было уверено в том, что на тебя может быть совершено покушение, и смогло заставить свое состояние реализоваться в твоем сознании.
— Должен признать, что это звучит очень убедительно, — сказал Дермот, улыбаясь.
— Но совсем не так потрясающе, — надулась миссис Эверслей.
— Возможно также, что ты подсознательно чувствовал, что этот человек питает к тебе ненависть. То, что в старое время называли телепатией, несомненно, существует, но условия, влияющие на это состояние, нам мало понятны.
— А были у вас еще какие-нибудь случаи? — спросила Клер.
— О да, но не такие яркие, и, как мне кажется, они могут быть отнесены к разряду совпадений. Однажды я отказался от приглашения посетить загородный дом лишь потому, что сработал "красный сигнал". А на следующей неделе этот дом сгорел дотла. Между прочим, дядя Алингтон, как могло здесь проявиться подсознание?
— Боюсь, что не могло, — сказал сэр, Алингтон, улыбаясь.
— А я думаю, что у тебя есть объяснение ничуть не хуже. Можешь не стесняться, мы все здесь близкие родственники.
— В таком случае, племянничек, я рискну предположить, что ты отказался от приглашения по той простой причине, что тебе не хотелось ехать, а после пожара предположил, что у тебя было предчувствие опасности. А теперь в это объяснение ты, не задумываясь, слепо веришь.
— С тобой спорить безнадежно, — рассмеялся Дермот, — когда ты выигрываешь вершки, я проигрываю корешки.
— Ничего, мистер Вест, — воскликнула Виолета Эверслей, — я интуитивно верю в ваш красный сигнал. А когда вы его видели в последний раз, в Месопотамии?
— Да, до сего…
— Простите, что вы сказали?
— Так, ничего.
Дермот сидел молча. С его языка чуть не слетели слова: "Да, до сегодняшнего вечера". Они сами собой появились на его губах, обозначая мысль, которую он еще не осознал полностью, но он сразу почувствовал, что они были правильными. Красный сигнал снова маячил в темноте. Опасность! Опасность рядом! Под боком!
Но почему? Какую опасность можно представить здесь, в доме его друзей? Но так оно и есть, это именно та самая опасность. Он взглянул на Клер Трент — ее белизну, ее изящество, изысканный наклон золотистой головки. Опасность ощущалась уже некоторое время и, возможно, уже не станет острее. Джек Трент был его лучшим другом, и даже больше, чем другом, он спас его жизнь во Фландрии и был представлен за это к кресту Виктории. Хороший парень этот Джек, один из самых лучших. И надо же было, черт побери, влюбиться в жену Джека! Но придет день, и он, наверное, это преодолеет. Не может же эта штука причинять боль всегда. Ее ведь можно перетерпеть, перетерпеть — и все. Вряд ли Клер когда-нибудь об этом догадается, а если и догадается, то, конечно, не обратит на это внимания. Статуэтка, прекрасная статуэтка из золота и слоновой кости и розовых кораллов… игрушка королей, а вовсе не земная женщина.
"Клер…" Сама мысль о ней, ее имя, произнесенное мысленно, причиняли ему боль… Он должен это преодолеть. Ему и раньше нравились женщины… "Но не так"! — что-то нашептывало ему. — "Но не так". Вот такие дела. Здесь нет опасности — боль сердца, да, но не опасность. Не опасность, предвещаемая красным сигналом. Это предвещает что-то другое.
Он оглядел стол, и ему вдруг пришло в голову, что это очень даже необычное маленькое сборище. Например, его дядя очень редко обедал не дома в таком непринужденном скромном обществе. Он никогда не думал, что Тренты его старые друзья. До сегодняшнего вечера Дермот даже не предполагал, что дядя их вообще знает.
С другой стороны, было, конечно, и объяснение. После обеда должен был состояться сеанс с очень известным медиумом, а сэр Алингтон признавался, что немного интересуется спиритизмом. Это, конечно, может все объяснить.
Слово «объяснить» обратило его внимание. А не был ли сеанс всего лишь подходящим оправданием для приглашений знаменитого доктора к обеду? А если это так, то какова настоящая цель его прихода? В голове у Дермота зароилось множество не подмеченных им вовремя мелочей, или, как бы сказал его дядя, не подмеченных его сознанием.
Великий врач посмотрел на Клер странно, даже очень странно, и не один раз. Казалось, он ее изучает. И она чувствовала себя неловко под его проницательным взглядом. Ее руки немного вздрагивали. Она нервничала, ужасно нервничала и, может быть, даже боялась. Но чего же она боялась?
Он снова прислушался к разговору за столом. Миссис Эверслей навела великого доктора на его любимый предмет.
— Видите ли, сударыня, — говорил он, — что такое помешательство? Уверяю вас, чем больше мы изучаем этот предмет, тем труднее нам сделать какое-либо заключение. У каждого из нас есть известная доля самообмана, когда она доходит до того, что мы начинаем верить в то, что мы Цари Вселенной, нас лишают свободы и запирают в сумасшедший дом. Но прежде, чем мы доходим до этого конца, у нас впереди длинная дорога. Но на каком месте этой дороги мы можем поставить столб и сказать: на этой стороне человек здоров, а на той сошел с ума? Этого сделать невозможно. И я вам скажу, что, если человек страдающий бредом, держит язык за зубами, в любом случае мы никогда не сможем отличить его от нормального. Сверхъестественная здравость помешанных — это очень интересная тема.
Сэр Алингтон с удовольствием потягивал вино и искоса поглядывал на собравшихся.
— Я слышала, что они очень хитрые, — заметила миссис Эверслей. — Я говорю о психах.
— Необыкновенно хитрые. А подавление своего бреда очень часто приводит к катастрофическим последствиям для личности. Как учат нас психоаналитики, все подавления наших чувств опасны. Человек с невинными странностями, если он может им предаваться, редко переходит границы дозволенного. Но мужчина, он помедлил, — или женщина, которые внешне вполне нормальны, могут быть причиной крайней опасности для общества.
Его взгляд с неясностью скользнул в конец стола, где сидела Клер, и потом вернулся обратно. Он еще раз пригубил вино.
Дермот вздрогнул от ужаса. "Неужели это то, о чем он думает? На что намекает? Невозможно, но…"
— И все это от подавления своей личности, — вздохнула миссис Эверслей. — Теперь я вижу, что человек должен быть всегда крайне осторожным в… в выражении своей индивидуальности.
— Дорогая миссис, Эверслей, — сказал врач осуждающе, — вы совершенно не поняли того, что я сказал. Причина несчастья в физическом состоянии мозга, иногда это возникает в результате внешнего воздействия, например, удара, а иногда, к сожалению, это наследственно!
— Несчастная наследственность, — вздохнула дама, — чахотка и все прочее.
— Туберкулез не передается по наследству, — сухо заметил сэр Алингтон.
— Разве? А я всегда думала, что передается. А сумасшествие передается! Как ужасно. А еще что?
— Подагра, — сказал сэр Алингтон, улыбаясь, — и дальтонизм — он передается очень интересно. Только по мужской линии, а у женщин он находится в скрытом состоянии. Поэтому существует много мужчин-дальтоников, а чтобы дальтонизм был у женщины, он должен быть у ее отца и в скрытом состоянии у матери — очень редкая случайность. Вот это и называется сцепленной с полом наследственностью.
— Как интересно? Но ведь сумасшествие не похоже на дальтонизм, правда?
— Сумасшествие может передаваться в равной степени и мужчинам, и женщинам, — сказал врач многозначительно.
Клер внезапно поднялась, оттолкнув стул так резко, что он опрокинулся и упал на пол. Она была очень бледна, и руки ее дрожали.
— Вы… Вы ведь не очень долго, правда? — попросила она. — Сейчас должна прийти миссис Томпсон.
— Один стакан портвейна, и я в вашем распоряжении, — объявил сэр Алингтон, — ведь я за тем и пришел сюда, чтобы увидеть удивительное выступление миссис Томпсон. Ха-ха, меня не надо уговаривать, — и он поклонился.
