Алексей Макеев - Невеста смерти
— А у меня его просто нет — я из дома редко выхожу. Как получу пенсию, так затариваюсь на целый месяц. А для прочих нужд мне и стационарного хватает.
Вот уже и закуска была разложена, и рюмки налиты, и Левашов сказал:
— Ну, за знакомство! — И, когда они, чокнувшись, выпили, спросил, переходя на «ты»: — Как ты на меня вышел?
Гуров протянул ему записку и объяснил:
— В кармане ветровки нашел. Подложили, пока я в архиве сидел.
— Что ж ты не тайком приехал, а прямо к подъезду на машине подкатил? — удивился хозяин. — Тебя же просили меня не подставлять.
— Так в ветровке вместе с запиской «жучок» был, — кратко ответил Гуров, потому что Левашов был профессионалом, и ему ничего не нужно было подробно объяснять.
— Вот суки! — хмыкнул тот. — Никак успокоиться не могут!
— Кто они и чего им от тебя надо?
— И до этого дело дойдет! — остановил его Левашов. — Говори, что тебя интересует!
— Как я понял, ты единственный человек в этом городе, кто может мне рассказать об Аделаиде Михайловне Рогожиной, потому что все остальные ушли в глухую несознанку — они о ней, оказывается, даже не слышали. А мне нужно знать о ней абсолютно все.
— Королева Ада? — усмехнулся Левашов. — Это из-за нее я таким стал.
— Ада — это сокращенно от Аделаида?
— Это сокращенно от ада, — выразительно сказал Сергей Николаевич. — Преисподней, если тебе так будет понятнее. Я ведь работал начальником городского угро, и была она у меня в оперативной разработке.
— Материалы сохранились? — вскинулся Гуров.
— Нет, все при пожаре погибло, — покачал головой Левашов.
— Пожар был, как я понимаю, рукотворный? — понимающе покивал головой Лев.
— Какой же еще? — хмыкнул хозяин.
— Сергей! Давай все с самого начала! — попросил Гуров.
Левашов закурил и начал рассказывать:
— Ну, начал-то я ее разрабатывать, когда она уже более-менее в силу вошла, но и о прошлом ее кое-что выяснил. Она появилась здесь в декабре 1989-го. Посудомойкой в ресторане работала, с утра до вечера, без отдыха, без продыха, а спала там же в подсобке. Но, если время свободное появилось, она милостыньку просила и пела. Хорошо пела. Голос не сильный, но очень приятный, задушевный. Да и песни такие же были в основном русские народные. И подавали ей хорошо, тем более что одевалась в обноски какие-то. Тогда мафии нищих у нас еще не было, так что никто у нее ничего не отбирал. Потом услышал ее мужик один, заинтересовался. Не ею, конечно, — в ее сторону тогда и не плюнул бы никто, — а голосом ее. Одел, обул, отмыл, привел в порядок, квартиру ей снял, вот она и заиграла всеми красками. Такая красавица стала, что залюбуешься! Особенно глаза! Словно два омута! И стала она в том же ресторане петь, где раньше посуду мыла. «Братков» же, когда поддадут, на лирику тянет, чтобы за душу брало, чтобы слезу вышибало, так что зарабатывала она хорошо.
— А деньги в деревню отсылала, — сообщил ему Лев.
— Наверное, — пожал плечами Левашов. — Я тогда за ней еще не присматривал. Многие приходили ее послушать, а еще больше к ней подъехать пытались, только она всем — от ворот поворот. И был у нас городе один отморозок, алкаш и наркоман — Киричев Евгений Викторович, из афганцев. Кличка Кирпич. Начисто безбашенный. И банда у него такая же была, тоже все через Афган прошли. Рэкетом занимались — кооператоры-то у нас тут тогда вовсю развернулись.
— Сергей! Подожди! — остановил его Гуров. — Какой-то Киричев умер от передозы в новогодние праздники с 1991 на 1992 год. Это он?
— Он самый, — кивнул Левашов. — Не исключаю, что она его и убрала, когда он ей уже не нужен стал. Да и опасен, потому что окончательно с катушек съехал.
— Не проходит! — возразил Гуров. — Ни при чем она здесь. Если бы она это сделала, то сына спрятала бы до того, а не после. И к бабке бы своей заранее охрану приставила. Ты знаешь, что у нее был сын?
— Потом узнал, постфактум.
— Значит, если я тебя правильно понял, Ада с уголовником сошлась?
— Не все так просто. Он тогда на нее всерьез запал, да обломилось ему, как и остальным. А он к отказам не привык. В общем, однажды, когда она после работы домой шла, его дружки Шуба и Линь, то есть Шубин и Линьков, ее в машину запихали и к нему привезли. В подарок. Судя по тому, что произошло потом, сопротивлялась она отчаянно, только куда ей против Кирпича? Изнасиловал он ее, чтобы душеньку свою местью потешить, и потом голую на улицу выгнал, а дело зимой было. Хорошо, что добрые люди помогли ей домой добраться. Болела она потом довольно долго, работать не могла. А ресторан-то тоже не мальчики в коротких штанишках держали, и предъяву Кирпичу они кинули серьезную. Разборки были крутые, так что откупаться ему пришлось неслабо. А Ада на своем первом же после болезни выступлении объяснила, почему ее так долго не было и кто в этом виноват. И добавила, что тело ее Кирпич силой взять смог, а вот душу свою только она сама может кому-то отдать. А он в этот вечер, заметим, там присутствовал.
— Отчаянная девица! — с невольным уважением отметил Лев.
— Даже не представляешь, насколько, — усмехнулся Сергей. — Кирпичу после такого в городе хреново стало, потому что никто до него даже подумать не мог о том, чтобы ее похитить и изнасиловать — нравы тогда все-таки были другие. Тем более у нас на Урале. Нет, все, конечно, знали, что он дерьмо, но чтобы такое!
— Как же она после такого с ним сойтись могла? — удивился Гуров.
— Так он вокруг нее с утра до вечера круги наматывал, деньгами и подарками завалил. Даже пить бросил и с иглы слез, — объяснил Сергей и уточнил: — На время, конечно. Зацепила она его! То ли он у нее прощение так вымаливал, то ли решил все-таки ее душу в собственность получить — не знаю. Но не жалел для нее ничего.
— Видимо, тогда-то она и начала деньги и все прочее в деревню возить. Только почему именно он? После всего того, что с ней сделал? — удивился Лев. — Неужели никого более приличного найти не смогла? Или после того, как он ее изнасиловал, желающих уже не находилось?
— Были, и много. А почему она его выбрала, черт его знает? В общем, весной 1991-го она из ресторана ушла и к нему переехала, а он тут у нас на окраине в собственном доме жил — от бабки достался. Родители только рады были, что он отдельно обитает — уж очень слава о нем по городу дурная шла. Там-то она и поселилась. Надолго его воздержания не хватило, так что пьянки и наркотики снова начались. А она к этому безразлично относилась, тем более что денег он на нее не жалел. Да и жилось ей спокойно, потому что дружки его даже в мыслях не могли себе позволить до нее дотронуться — Кирпич был на расправу скор и крут. А вот она к ним подход нашла.
— И стала для них кем-то вроде младшей сестры, — предположил Гуров. — А что? У всех за плечами война, да и прочие «подвиги», есть, что рассказать, да некому, потому что все друг о друге все знают! А тут свежий слушатель, который и посочувствует, и всплакнет!
— Если бы! — хмыкнул Левашов. — Они ее очень скоро стали звать «мать», представляешь? У меня человек был в окружении Кирпича, так…
— Что ж ты этого отморозка не закрыл, если полную информацию о нем имел? — воскликнул Гуров.
— А ты когда-нибудь пробовал завести уголовное дело без заявления потерпевшего? — усмехнулся Сергей.
— Ясно, заявлений не было, — вздохнул Лев.
— Ни од-но-го! — по слогам произнес Левашов. — Кто же решится с Кирпичом связываться? Проще платить! Так вот, выслушала она как-то раз от «кирпичат», как их здесь звали, душещипательную историю о том, как их друг-афганец без протеза мается, и заплакала. А потом заявила, что стыдно им должно быть деньги на всякие глупости тратить, когда человек, вместе с которым они кровь проливали, так страдает, лучше бы помогли ему. Велела им скинуться, кто сколько может, а остальное она добавит, чтобы на протез хороший хватило. Кто тогда сказал: «Ну, ты, мать, даешь!» — уже неважно, а важно то, что прилипло к ней это обращение навсегда. А она им действительно как мать стала: раны обрабатывала и перевязывала, уколы делала, с ложечки кормила — разборки-то порой очень крутые были, и доставалось бандитам крепко. Короче, за полгода подмяла она под себя мужиков так, что они действительно слушались ее, как детишки мать родную.
— Ей же всего двадцать лет было! — спросил Гуров. — Как же она смогла?
— И двадцать! И смогла! — веско ответил Сергей. — А у Кирпича тем временем окончательно башню снесло. И, раз ты так уверен, что она к его смерти непричастна, то это были либо Шуба, либо Линь, либо они сговорились его убрать — они же вместе с ним начинали, вот, видимо, и решили, что вполне могут уже без него обходиться.
— Кто же вместо него группировку возглавил? Шубин или Линьков?
— А ты угадай с трех раз! — хрипло рассмеялся Левашов.
— Неужели Ада? — потрясенно спросил Лев.
