Джон Гришем - Золотой дождь
— Да, сэр.
— Есть серьезный роман?
А это уже совсем не его дело, но я не в том положении, чтобы возражать.
— Нет, сэр.
— Но вы не голубой, а?
— Нет, конечно, нет. — И мы, гетеросексуалы, дружно улыбаемся. Мы с ним белые парни, очень правильные во всех отношениях.
Род откидывается назад, и лицо его становится внезапно серьезным, словно предстоит очень важное и неотложное дело.
— Мы уже несколько лет не нанимаем новых служащих. Но интересно, сколько сейчас большие фирмы в городе платят своим новобранцам?
Для такого вопроса есть причина. Что бы я ни ответил, он разыграет ужасное недоверие при упоминании о невероятных заработках в небоскребах. Но худо-бедно, это заложит фундамент нашего разговора о деньгах.
Врать бесполезно. Он, наверное, имеет достаточное представление о разнице в заработках. Юристы обожают посплетничать.
— «Тинли Бритт» — сторонники самого высокого жалованья. Я слышал, что зарплата иногда доходит до пятидесяти тысяч долларов.
Я еще не закончил, а он уже трясет головой.
— Не шутите, — говорит он в замешательстве. — Не надо шутить.
— Но я не настолько дорог, — быстро заявляю я. Я уже решил продать себя задешево любому, кто сделает предложение. У меня низкая планка, мне бы только зацепиться здесь, и тогда я буду усердно работать пару лет, а потом, может быть, подвернется что-нибудь еще.
— Что у вас на уме? — спрашивает он, словно его могущественная маленькая фирма может действовать наравне с большими ребятами, а другое положение было бы просто унизительно для него.
— Я буду работать за половину суммы. За двадцать пять тысяч долларов. Я согласен на восемьдесят часов в неделю, я займусь всеми «протухшими» делами, буду делать всю черную работу. Вы, и мистер Росс, и мистер Перри можете отдать мне все дела, за которые теперь ни за что бы не взялись, и я закончу их в полгода. Обещаю. Я отработаю свое жалованье в первые же двенадцать месяцев, а если нет, тогда сам уйду.
Род открыл рот, блеснули зубы. В глазах запрыгали огоньки при мысли, что все дерьмо будет вычищено из его конюшни и это сделает кто-то другой, а не он. В этот момент раздался громкий дребезжащий звонок по внутреннему телефону, и я услышал голос секретарши:
— Мистер Нанли, вас ждут.
Я бросаю взгляд на часы. Прошло всего восемь минут.
Он смотрит на свои. Хмурится, а потом говорит:
— Интересное предложение. Дайте подумать. Я должен поговорить с партнерами. Каждый четверг утром мы встречаемся для обмена мнениями. — Он встает. — Я обсужу с ними ваше предложение. Мне, по правде говоря, не приходила в голову такая перспектива. — Он обходит стол и уже готов меня выпроводить.
— Я буду работать, мистер Нанли. Двадцать пять тысяч в год устроят и меня, и вас. — И пячусь к двери.
На минуту он останавливается, словно остолбенев.
— О, дело не в деньгах, — возражает он, как будто он и его партнеры даже помыслить не способны, чтобы платить меньше «Тинли Бритт». — Просто у нас сейчас и так дела идут гладко. Делаем большие деньги, понимаете ли. Все довольны. И мы совсем не думаем о расширении. — Он открывает дверь и ждет, когда я выйду. — Мы с вами свяжемся.
Он провожает меня до двери и велит секретарше обязательно записать мой телефон. Он крепко пожимает мне руку, желает всего хорошего, обещает вскоре позвонить, и через несколько секунд я уже на улице.
Чтобы собраться с мыслями, мне нужна минута-другая. Я только что предложил продать мое образование и накопленный юридический багаж за бесценок и вот теперь стою опять на тротуаре. Судя по тому, как развиваются дела, моя краткая беседа с Родриком Нанли будет, очевидно, одной из самых продуктивных моих попыток.
Сейчас почти десять. Через тридцать минут у меня спецкурс «Избранные статьи Кодекса Наполеона», на него надо пойти, потому что я прогуливал его целую неделю. Конечно, я могу прогуливать его еще три недели, и никто не обратит внимания. Экзаменов по этому спецкурсу нет.
Я теперь свободно расхаживаю по колледжу, не стыдясь показываться на людях. Через несколько дней большинство студентов-третьекурсников покинут это здание. Пребывание в юридическом колледже начинается с интенсивной, как артиллерийский огонь, работы и с усиленной подготовки к экзаменам, а заканчивается несколькими поверхностными опросами и никому не нужными письменными работами. И все мы гораздо серьезнее относимся к экзамену на звание адвоката, чем беспокоимся о наших последних занятиях. А многие уже готовятся приступить к работе.
Маделейн Скиннер приняла мой случай близко к сердцу и страдает почти так же, как я, потому что обоим нам не везет.
Есть сенатор от Мемфиса, его офису в Нашвилле может понадобиться штатный поверенный для составления памятки законов и подзаконных актов — тридцать тысяч плюс регулярные выплаты премиальных от страховых компаний и разных агентств, но для этого надо уже иметь лицензию юриста-консультанта и двухлетний стаж работы. Какая-то маленькая компания ищет адвоката, пусть и с незаконченным образованием, но знающего бухгалтерское дело. Однако все эти годы я изучал историю.
— Департаменту помощи неимущим округа Шелби в августе понадобится штатный адвокат. — Она листает бумаги на столе, отчаянно пытаясь что-нибудь отыскать.
— Адвокат по делам помощи неимущим?
— Звучит великолепно, правда?
— А сколько они платят?
— Восемнадцать тысяч долларов.
— В чем состоит работа?
— Преследование папаш, находящихся в бегах, чтобы заставить их платить алименты.
— Опасное дело.
— Но это работа.
— А что я буду делать до августа?
— Готовиться к экзаменам на адвоката.
— Правильно, и если я буду усердно заниматься и выдержу экзамен, то удостоюсь работы в Департаменте помощи неимущим за минимальное жалованье.
— Послушай, Руди…
— Извините, сегодня у меня был тяжелый день.
Я обещаю наведаться завтра, чтобы завтра, не сомневаюсь, повторился сегодняшний разговор.
Глава 8
Где-то в архивных глубинах фирмы Шэнкла Букер нашел формы. Он рассказал, что в подвальном этаже сидит служащий, который время от времени занимается банкротствами и заполняет эти формы, но можно будет стащить несколько штук и самому сделать всю необходимую бумажную работу.
Формы довольно простые. На одной странице надо записывать все виды имеющейся собственности, что для меня легкая и быстрая задача. На другой странице список долгов. А также графы для сведений о занятости, предстоящих судебных разбирательствах и так далее. Все это имеет отношение к статье седьмой Закона о банкротстве. Когда все имущество уходит в уплату за долги, которые тем самым ликвидируются.
Я больше не работаю по найму в «Йогисе». То есть я работаю, но теперь мне платят наличными, а не по ведомости.
Никаких завитушек-расписок. Никаких обязательств делить мои тощие заработки с «Тексако». Я обсудил свое бедственное положение с Принсом, рассказал ему, как ужасно обстоят у меня дела, виня во всем образование и кредитные карточки, и он радостно согласился платить наличными, послав к черту государство. Он сам твердый последователь денежно-безналоговой экономики.
Принс также предложил деньги взаймы, чтобы выкрутиться, но это мне ни к чему. Он думает, что я скоро стану преуспевающим молодым адвокатом, делающим большие деньги, а у меня не хватило духу признаться, что, наверное, придется еще некоторое время у него поработать.
Не сказал я ему и того, как много мне пришлось бы у него занимать. «Тексако» судится со мной на сумму 612 долларов 88 центов, включающую судебные издержки и гонорары их доверенному. Мой домовладелец предъявил иск на 809 долларов, тоже включающий издержки и гонорары. Но настоящие волки только-только показались на горизонте. Я даже получаю скверные письма с угрозой натравить на меня адвокатов.
У меня есть кредитные карточки на предъявителя «МастерКард» и «Виза», выданные разными банками в Мемфисе. В промежуток между Днем благодарения и Рождеством в прошлом году, в благословенный краткий промежуток времени, когда я был уверен, что через несколько месяцев поступлю на хорошую работу, и когда я был так напрасно влюблен в Сару, я решил купить ей пару прелестных подарочков на праздники.
Причем хотел, чтобы это были подарки непреходящей ценности. С помощью «Мастеркард» я купил золотой с бриллиантами браслет за тысячу семьсот долларов, а на «Визу» приобрел для своей драгоценной комплект старинных серебряных сережек. Это обошлось мне в тысячу сто долларов. А за день до того, как она объявила, что больше не желает меня видеть, я пошел в магазин деликатесов и купил бутылку шампанского «Дом Периньон», полфунта гусиной печенки, немного икры, несколько чудесных сортов сыра и еще кое-какой вкуснятины для нашего рождественского пира. Это обошлось мне в триста долларов, но, черт возьми, ведь жизнь коротка.
