Анна Данилова - Когда меня не стало
– Ну и беспокой на здоровье.
– И все-таки: зачем я вам?
– Ты и сама все понимаешь.
– Да нет, я просто делаю вид, что понимаю. Вы вот тратите на меня сколько времени… Неужели у вас, кроме меня, никаких дел нет? Или вы в отпуске?
– Не то чтобы в отпуске… Просто ты была в таком состоянии, что я не мог оставить тебя одну. А теперь, когда тебе стало чуть получше, я уже завтра оставлю тебя на какое-то время… Конечно же, у меня есть дела. У меня масса дел. Стоит только что-то упустить, остановиться – и откуда ни возьмись появятся проблемы. Я рано утром поеду на работу, приведу в порядок бумаги и часам к трем вернусь домой. Я бы оставил тебе машину, но у тебя могут возникнуть неприятности с документами…
– Что верно, то верно. Ни прав, ни паспорта, ничего-то у меня нет. Бомжиха, одним словом. Свалка – вот мое настоящее место.
– Не грусти. Все образуется. Можно я тебя поцелую?
Она сначала подумала, что ей это послышалось, но по взгляду, каким Григорий посмотрел на нее, она поняла, что нет.
– Поцелуйте, если вам станет от этого легче. – Белла приблизилась к нему, зажмурила глаза и подставила ему щеку. И тотчас почувствовала, как он берет ее за плечи и притягивает к себе, как жадно целует в губы.
– Все, хватит. У нас дела… – Она нахмурилась и, испытывая легкое головокружение, вышла из кухни. – Так мы едем к Сосновской или нет?
* * *Белоглинская – длинная и чистенькая улица в самом центре города. В этот теплый июльский вечер она вся светилась золотистыми уличными фонарями, а некоторые деревья мерцали тончайшей сетью электрических ламп, спрятанных среди листвы. В летних кафе, расположенных одно за другим по обе стороны улицы, было много посетителей. Кто-то пил пиво, заедая его солеными орешками, кто-то просто курил, сидя в уютном белом ажурном кресле и наблюдая за прогуливающимися парочками. Здесь можно было встретить и одиноких холостых мужчин, коротающих время за стаканом вина и не дающих себе даже труда поволочиться за женщинами, и беззаботных студентов, просаживающих последние рубли на легкую выпивку, и совсем еще юных девушек, надеющихся встретить в этом праздном месте мужчину на всю жизнь, но скорее всего – лишь на ночь. В совершенно определенном месте собирались проститутки. Они мало чем отличались от остальных представительниц своего пола, разве что были чуть ярче накрашены и пошикарнее одеты. Это были дорогие девушки, работающие на хозяев и отлично знающие свою цену.
Оставив машину на соседней улице, Белла с Григорием Александровичем остановились возле столика кафе, располагавшегося на первом этаже дома номер 37, и некоторое время постояли, проникаясь атмосферой ночного города.
– Как бы я хотела сейчас вернуться в свое прошлое… Боже мой, как же спокойно я жила! Мы с Максом, конечно, не так часто выходили сюда погулять, у него было много дел, он уставал и предпочитал после ужина подремать или почитать газеты, но в пятницу почти всегда у него находилось время, чтобы сводить меня куда-нибудь в город, в кафе, в ресторан… Словом, как он называл это, Макс ВЫГУЛИВАЛ меня. Как собачку. И я радовалась, что иду рядом с ним, на нас оборачивались… Он был таким…
Григорий обнял ее сзади за плечи:
– Все? С лирикой закончено?
– Какой же вы все-таки противный… Ладно, уговорили, пойдемте к этой Сосновской… Мне даже любопытно, КАК живет эта стерва. Но уже то, что ее дом – один из престижнейших в городе, о чем-то говорит.
Они вернулись на параллельную улицу, куда выходили подъезды, вошли в первый подъезд, поднялись на четвертый этаж.
– Никогда бы не подумала, что восьмая квартира может находиться аж на четвертом, – рассуждала Белла, поднимаясь по просторной и ярко освещенной лестнице и останавливаясь на каждой площадке для того, чтобы рассмотреть таблички на дверях. – Надо же, как в хорошие времена… А вот и совсем старая надпись, смотрите…
Она показала Григорию Александровичу на медную тусклую табличку, на которой было аккуратно выведено гравером: «Доктор по внутренним болезням».
– Меня лично это умиляет, а вас?
– А я считаю, что так и должно быть. А что касается того, что на каждом этаже только по две квартиры, это же норма… Просто мы привыкли жить в норах, как мыши…
Они остановились перед дверью, на которой сверкала золоченая восьмерка.
– Я звоню, – сказала дрогнувшим голосом Белла. – Правда, я, как всегда, не знаю, что буду говорить… Но что-нибудь придумаю, мне бы только посмотреть на нее…
Она позвонила несколько раз, но за дверью была тишина. Ни звука шагов, ничего такого, что свидетельствовало бы о том, что внутри квартиры кто-то есть.
– А что, если постучать?
– Не советую. Соседей переполошишь. А тебе это зачем?
– Да незачем, конечно. Но что же делать? – Она повернулась к Григорию Александровичу лицом, оперлась на дверь и вдруг почувствовала, что падает… Дверь под ее телом поддалась, и Белла едва успела ухватиться за протянутую руку спутника, как за первой дверью распахнулась и вторая, внутренняя… Мгновение – и они уже стояли в прихожей квартиры.
– Что делать? – спросила Белла Григория Александровича. – Заходить или подождать, пока появится хозяйка?
– Даже не знаю… Где здесь выключатель?.. Погоди-ка, сначала надо придумать, зачем мы сюда пришли и как очутились в квартире, это на тот случай, если Сосновская заявится и застанет нас тут…
– Я уже придумала. Скажем, что мы из газеты… Диктофончик-то у меня с собой… Поскандалим, потребуем интервью… Думаю, что уж она-то не захочет лишний раз встречаться с представителями закона и звонить в милицию… Разберемся… Ну что, заходим?
Она вошла, нашла выключатель, щелкнула им, и они оказались в длинном и широком коридоре, устланном темно-синей ковровой дорожкой. По обе стороны коридора располагались три двери. Все были закрыты. Справа от входной двери находилась кухня.
– Ничего себе однокомнатная… Три комнаты, два балкона, кухня, в которой можно накормить полинтерната… Я ничего не понимаю.
Они обошли всю квартиру, включая по дороге свет, Белла рассматривала буквально все, начиная с хрустальных люстр и кончая безделушками за стеклами горки. Коснулась рукой пухлых вышитых подушек, постояла несколько минут в спальне возле трельяжа, восхищаясь расставленными на нем в строгом порядке пузырьками и флаконами, баночками с кремом и коробками с косметикой, пробежала взглядом по корешкам книг на стеллаже и, наконец, заглянула на кухню.
– У меня создается ощущение, что здесь давно никого не было. Отсутствуют запахи. Ни пищей не пахнет, ни духами, ни мылом… Вы были в ванной комнате? Там на раковине и в ванне ни капли воды. Хотя она не отключена, шумит в трубах.
– А разве тебя не насторожило, что двери открыты?
– Если бы я была вором, то унесла бы полквартиры… Здесь так много дорогих вещей… А вот и телефон… Давайте позвоним Савельеву? Какой у него номер?
Григорий Александрович назвал. Белла тут же набрала его и замерла в ожидании, пока снимут трубку.
– Алло, мне Савельева, пожалуйста…
– Я слушаю… Это кто, вы, Белла?
– Прошу вас не называть меня по имени, – возмутилась она, – оно достаточно редкое и может привлечь к себе внимание. Да, это я. У вас есть что сообщить нам?
– Бери ручку и записывай…
Она сделала так, как он просил:
– Говорите.
– Адрес Сосновской: улица Большая Садовая, дом 25, квартира 90. Записала? Дальше. Линевы: улица Чернышевского, 81, квартира 3. Исханов не появлялся. Он занят похоронами. В его квартире дежурит наш человек. Мало ли что.
– А адрес Ямщикова?
– Сейчас, он у меня в другом кармане. Все, нашел. Записываешь? Улица Буровая, дом 15, квартира тоже 15.
– А что у вас?
Белла, прикрыв трубку рукой, спросила у Пасечника:
– Он назвал совершенно другой адрес Сосновской, надо ли ему говорить о том, где мы сейчас находимся?
– Пока не надо… Спроси его, до которого часа он будет на месте, мы ему позже позвоним…
– Алло, вы еще не положили трубку? У нас тут что-то заклинило… Вы еще долго будете у себя, вам можно будет перезвонить?
– Приблизительно минут сорок, я тоже жду звонка.
Она положила трубку.
– Зря мы, наверно, вошли сюда… Пропадет еще что-нибудь, и отвечай потом… Григорий Александрович, вам нравится, как живет наша безработная?
– Нравится.
– И мне тоже. Интересно, а чем она питается? Должно быть, весь этот гигантский холодильник (у меня, кстати, тоже есть такой, вернее, был) забит черной икрой и колбасой…
– Ты так говоришь, словно хочешь есть.
– Нет, просто я ужасно любопытная…
Она подошла к холодильнику, взялась за ручку и открыла. Первое, что она увидела, была вывернутая неестественным образом голова женщины. Лицо, обращенное на Беллу, было синим, вместо одного глаза черная дыра, а из носа и уха тянулись черные засохшие струйки крови. Длинные рыжие волосы, сбитые в одну сторону, казались жесткими от запекшейся крови. Женщина была в черном коротком платье, голые колени ее упирались в стенку холодильника.
