Виктор Пронин - Женская логика
– Вы сменили сигареты? – удивился Гордюхин.
– Да. Решила испытать новые ощущения.
– Хотите сказать...
– Убийца курит такие же, – как бы между прочим произнесла Касатонова, и Гордюхин, уже открывший было рот, чтобы что-то сказать, так и замер. – Вы правильно услышали, Николай Степанович. Убийца курит такие же сигареты. Так и скажите Убахтину. Может быть, это поможет в его опасной работе, полной смертельного риска и непредсказуемых последствий. Да, и передайте ему это, – она вынула из пачки три сигареты и сунула их в конверт со снимками.
– Это не шутка, Екатерина Сергеевна?
– Нет. Это не шутка.
– Вы и это можете доказать?
– Да.
– Прямо сейчас?
– Интере-е-есно! – протянула Касатонова. – Все, что я вам сказала как понятая, вы восприняли с пониманием. Более того, потребовали немедленных доказательств. К Убахтину тащите, улики вам на стол вынь да положь... Николай Степанович! А со мной как быть? Тот замок, который поставил слесарь с неуловимой фамилией...
– Пыжов.
– Так вот, этим замком только в носу ковыряться!
– Заменим.
– Николай Степанович... Сегодня мне будут звонить грабители. Я часто вижу в кино, как подключают какую-то записывающую аппаратуру... Вам бы с Убахтиным подумать об этом, а?
– Думаете, позвонят?
– Я совершенно уверена, что, пока меня дома нет, они уже звонили не один раз. Хорошо, что у меня есть телефон с определителем. Он мне подскажет, нет-нет, не то, что вы подумали... Не круглые же они идиоты, чтобы звонить с домашнего или со служебного телефона. Они звонили из автоматов. И я могу только знать – сколько раз звонили.
– Вы так уверенно об этом говорите...
– Я бы многое могла еще сказать с неменьшей уверенностью. Но давайте все-таки решим мою маленькую проблему. У меня будет охрана?
– Я готов скоротать с вами ночь! – сказал Гордюхин, неловко подбоченясь, но тут же смутился и даже покраснел, хотя при его розовой физиономии заметить это было нелегко.
– Это не худший вариант. На худой конец сойдет, – кивнула Касатонова, но тут же спохватилась – слова выскочили рисковые. – Не обижайтесь, Николай Степанович, это я вас подзадориваю. Если в самом деле соберетесь ко мне, не забудьте захватить пряники.
* * *Кабинет Убахтина был небольшой, но зато отдельный, чем-то он все-таки отличался от прочих следователей в лучшую сторону, если уж позволили ему иметь свой кабинет. Может, выделили из уважения к возрасту – к сорока шло Убахтину, хотя некоторые его коллеги выглядели как выпускники средней школы – юные, восторженные, с горящими глазами. Зарешеченное окно выходило во двор, во дворе рос клен и радовал своей листвой уставший взгляд следователя. Окно было открыто, и в кабинет доносились детские голоса, которые могли бы внушить Убахтину зыбкую надежду на то, что очередное кровавое дело может оказаться последним. Но здоровый, несмешливый цинизм следователя все ставил на свои места – и в нем самом, и в окружающем мире.
Сам Убахтин по случаю жары сидел в рубашке с подкатанными рукавами, пиджак его висел на спинке стула, и расположившихся напротив Гордюхина и Касатонову он слушал с каким-то странным безутешным выражением лица. И непонятно было, к чему относилась эта его безутешность – то ли к умственным способностям гостей, то ли к собственным умственным способностям.
– Значит, говорите, пульт, – произнес он наконец, когда гости доложили ему о своих мыслях и подозрениях. – Пульт – это хорошо.
– А что плохо? – спросила Касатонова несколько обиженно, поскольку ожидала услышать от следователя более восторженные слова.
– А то плохо, что наши ребята, вынимая пульт из хладных пальцев Балмасова, могли преступные отпечатки повредить.
– Значит, надо проверить! – поддержал Касатонову участковый. – И я бы не тянул с этим.
– Проверим, – кивнул Убахтин опять с ноткой безутешности. Нет, не зажигался он, не загорался, слыша новые идеи и предложения. Похоже, отгорел, отпылал. Но и в этой его усталости и вроде бы напускном равнодушии таился свой смысл и своя польза. Они уберегали его от излишней траты времени и сил, от пустых надежд и преждевременных восторгов. – Теперь, что касается ручки унитаза, – все так же уныло тянул Убахтин. – Боюсь, здесь всех нас ждет горькое разочарование.
– Почему? – хмуро спросил Гордюхин.
– Помнится, кто-то из наших ребят ходил в туалет... Во время осмотра. А поскольку все они более или менее воспитанные, то привыкли воду после себя спускать. Чтобы спустить воду, нужно нажать на некий рычажок. А нажав на оный, они, естественно, отпечатки пальцев уничтожили.
– Но проверить надо, – настаивал Гордюхин, все пытаясь поддержать Касатонову.
– Проверим, – опять кивнул Убахтин и наконец улыбнулся, чтобы как-то подбодрить приунывшую Касатонову. – Должен сказать, что я потрясен вашей проницательностью. Первый раз сталкиваюсь с такой занятной понятой.
– Спасибо, – Касатонова поежилась от столь сомнительного комплимента.
– Говорите, убийца курил коричневые сигареты? – спросил Убахтин.
– Да, я в этом уверена.
– Я тоже. – Он поднялся, подошел к сейфу, открыл его и вынул маленькую металлическую пепельницу. Когда он поставил ее на стол, Касатонова увидела в ней несколько коричневых окурков. – Недавно у меня здесь был главный бухгалтер мебельной фабрики. Спросил, можно ли ему закурить. Я не возражал.
– У них там половина фабрики курит коричневые сигареты, – обиженно сказала Касатонова. – Но почему вы решили, что и убийца курит такие же?
– Вы подсказали, – улыбнулся Убахтин, показав длинные темные зубы. – Я уже убедился в том, что вы не ошибаетесь в своих предположениях.
– Я это тоже могу подтвердить, – напомнил о себе Гордюхин.
– Но скажите, – продолжил Убахтин, – а вот вы, как вы догадались, что убийца курит коричневые сигареты?
– В унитазе окурок нашла. Вы же мне сами позволили сходить в туалет? Вот я и сходила. В унитазе плавал окурок. Со следами губной помады.
– Вот это уже кое-что! – наконец-то в голосе Убахтина прозвучало нечто похожее на одобрение. – Почему же этот окурок не увидели мои ребята?
– Уж очень он был похож на какашку.
– А, тогда другое дело, тогда я их прощаю. Хотя прощения они не заслуживают. Почему же вы сразу не сказали об этом окурке?
– Не думала, что это вам интересно. Тем более я только вышла из туалета, все обратили на меня внимание, я смутилась, немного растерялась и... и забыла.
– Лукавите, Екатерина Сергеевна.
– Это не лукавство.
– Что же это в таком случае?
– Кокетство.
– О! – произнес Убахтин, и, кажется, на этот раз в его голосе прозвучало даже нечто похожее на восхищение. – Тогда ладно, тогда простительно. Хотя я допускаю, что вы уже и убийцу вычислили?
– Боюсь ошибиться, Юрий Михайлович.
– Это похвально.
– Ты бы, Юра, отправил все-таки эксперта в балмасовскую квартиру, – не выдержал Гордюхин. – Время идет, дело к вечеру, глядишь, они бы уже сегодня ответили на вопрос – есть отпечатки, нет их... Чего тянуть-то?
– Да отправил я ребят, отправил, успокойся. Когда ты позвонил, я тут же отправил. Должны прийти с минуты на минуту. Сам жду и весь сгораю от нетерпения. Опять же хочу порадовать нашу понятую, – Убахтин чуть склонил голову в сторону Касатоновой. – Ее ведь идея проверяется, ее мысль ищущая и неспокойная! Хотя и несколько запоздалая.
– Запоздалая она или нет – еще неизвестно.
В этот момент без стука распахнулась дверь, и на пороге появился эксперт. Глаза у парня блестели, дышал он часто, видимо, на третий этаж взлетел, прыгая через ступеньки.
– Ну? – произнес Убахтин, и только после этого чуть слышного вопроса Касатонова почувствовала его нетерпение. И поняла замедленность следователя, его вроде бы равнодушие к разговору – он просто весь затаился, сжался в ожидании эксперта.
– Есть, Юрий Михайлович! Есть контакт!
– Кого с кем?
– Преступника с пультом. Там круглая большая кнопка! И на ней самый центр отпечатка в полной неприкосновенности. А с противоположной стороны еще один палец во всей своей первозданной красе!
– Лишь бы это был не балмасовский палец.
– Наверняка не его! Если бы он решил выключить телевизор, то ему не было бы никакой надобности отмечаться и на другой стороне пульта. Он бы и так дотянулся.
– Вывод? – воспрянувшим голосом спросил Убахтин. – Вывод все тот же – нет такого преступника, который не оставил бы следов. Следы всегда остаются, Екатерина Сергеевна! Что бы вы мне ни говорили, в чем бы вы меня ни убеждали! – Убахтин азартно потер ладонями одна о другую, и Касатонова, кажется, даже почувствовала, какая там сейчас между ладонями возникла температура.
– Да я вроде бы ничего такого не говорила, – Касатонова растерялась от слов Убахтина.
– И я о том же, Екатерина Сергеевна! – воскликнул следователь, и она увидела, что и глаза его ожили, и движения приобрели какую-то осмысленность. До прихода эксперта жесты Убахтина казались ей бестолковыми, ненужными, случайными, короче говоря, глупыми. Да, жесты бывают глупыми, позы бывают дурацкими, взгляды тупыми, когда нет в тебе куража, а для куража искра нужна, запал, какой-никакой бикфордов шнур.
