Клара Санчес - Украденная дочь
— За прием у врача нужно…
— Я принесу деньги в ноябре, — сказала я в ответ, направляясь к двери.
Я вышла в коридор и быстро сбежала по лестнице. В жизни моей матери произошло трагическое событие, и все кому не лень пытались нажиться на ее горе. Воображаю, как сейчас злится эта Юдит! Я мысленно представила, как она помчалась по скрипучему паркету в кабинет психиатра и начала рассказывать о том, как гнусно я поступила. Я также представила, как доктор невнимательно слушает ее, размышляя о ситуации, в которой оказалась наша семья. Он ведь не был одним из тех черствых надзирателей в сумасшедшем доме, которых показывают в фильмах, и, наверное, в той или иной степени чувствовал боль, которую причиняли его пациентам их душевные раны.
Судя по тому, что сказал психиатр, я поступила правильно, утаив от матери, что мне уже известен ее секрет, иначе и я тоже вошла бы в «состояние улитки». Впрочем, в действительности я и так уже находилась в таком состоянии и не могла закрывать на все глаза, потому что постепенно узнавала все больше и больше. Если моя сестра жива, я ее разыщу. Я шагала в сторону центра города, стараясь идти по самым тенистым тротуарам, и скользила по витринам невидящим взглядом. Чувствуя, как жизнь помимо моей воли проникает через все поры, я пыталась вспомнить маршрут, по которому проследовали мама, брат и я в тот далекий зимний день, когда ездили смотреть, как какие-то девочки играют на спортивной площадке в баскетбол.
Я напомнила о той нашей поездке маме, когда пришла навестить ее на следующий день.
— Забудь об этом, — ответила она. — Это была глупость. Мне тогда рассказали об этой школе, и я захотела собственными глазами увидеть, что она собой представляет.
Я спросила у мамы, как называется эта школа и по какому адресу находится. Мама откинулась на подушку: она чувствовала себя усталой.
— Я этого не помню, Вероника. Прошло уже много времени.
Она произнесла это «Прошло уже много времени» таким безучастным голосом, словно речь шла о чем-то давно забытом. У меня невольно мелькнула мысль, что все это уже, возможно, не имеет для нее значения, что она уже вышла из своего состояния улитки и то, что я замыслила сделать, тоже не имеет смысла. Тем не менее я не могла не попытаться «копнуть» чуть-чуть глубже.
Мама попросила позвонить двум-трем ее клиентам и отнести им заказанные товары, которые все еще оставались у нас дома. Меня зло брало при мысли, что мама заболела именно сейчас, когда у нее была эта работа, способная существенно ослабить ее одержимость идеей поисков Лауры.
Я сказала, что могу заниматься клиентами вместо нее, пока не начались занятия в университете, и эти слова напомнили мне о том, что моя собственная жизнь пошла как-то наперекосяк. Мне, конечно, не хотелось врать матери и говорить, что я поступила в университет, хотя на самом деле никуда не поступила, однако, если бы я сказала правду, она очень огорчилась бы. Для того и существует ложь, чтобы можно было скрывать от других людей горькую истину.
Мама объяснила, что я должна делать. Я невольно растрогалась, видя, как она переживает за то, чтобы все шло так, как и раньше. Она дала мне номера телефонов, по которым следует позвонить, и попросила быть очень внимательной и ничего не перепутать: тогда клиенты не станут возмущаться и начальство не заметит, что вместо нее работает кто-то другой. Работа имела для мамы большое значение, и она организовала ее весьма неплохо. Она очень верила в себя и полагала, что то, что она делала, невозможно сделать лучше. Разговаривая со мной, она выглядела грустной и подавленной, однако с психикой у нее сейчас все было в порядке.
— Ну вот и все. Будь очень осторожна с записями о клиентах и ни в коем случае их не потеряй. Держи их не в руке, а в сумке или рюкзачке — в общем, в том, что ты привыкла носить с собой и о чем сразу вспомнишь, если случайно где-нибудь оставишь.
Мама никогда не забывала никаких предметов — ни ключей от дома, ни книг — на столике в каком-нибудь кафе или кафетерии. Она всегда обо всем помнила. Она не была ни забывчивой, ни рассеянной.
— Мама, ты помнишь психиатра, к которому ходила, когда я была маленькой?
Она глазами спросила меня: «Почему ты задаешь этот вопрос?»
— Почему ты решила к нему обратиться? Зачем он был тебе нужен?
Мамины руки выглядели, как руки столетней старухи, но глаза ее стали похожими на глаза пятилетней девочки, когда она с самым невинным видом посмотрела на меня.
— Такое бывает в жизни. Лучше отправиться в сумасшедший дом, чем отравлять жизнь людям, которых любишь.
— А почему ты перестала к нему ходить?
— Потому что у меня больше не было на это времени и денег. И потому что я перестала ему доверять.
— Психиатры — как исповедники. Излить душу — это всегда помогает.
— Не знаю, что тебе и сказать. Мне не понравилось, как он себя повел. Он мне не помогал.
— Возможно, причина заключается в том, что он не говорил тебе того, что ты хотела слышать.
— Мне тоже приходила в голову такая мысль, но если бы я его послушала, моя тоска только усилилась бы, поэтому я решила к нему больше не ходить. — Ее глаза пятилетней девочки улыбнулись мне. — Тебе это совсем не нужно.
— Я просто из любопытства.
Она откинулась на спинку кресла и поерзала немного, устраиваясь поудобнее.
— Не знаю, что сталось с этим человеком. Мне запомнилось, что он все время держал в руке свою шляпу.
Я поцеловала маму на прощание. В последнее время я всегда целовала ее только в лоб, чтобы не передавать ей никаких микробов.
Я не успевала посетить за день и половины клиентов, которых посещала мама, потому что мне приходилось ездить на общественном транспорте. Возможно, маме все-таки удастся выздороветь, и тогда я смогу начать готовиться к сдаче экзамена по вождению автомобиля, чтобы можно было получить водительские права. А пока что я не хотела думать о своем будущем: все мои мысли были заняты тем, что будет с мамой. Почти все ее клиенты имели слегка инфантильную внешность и проявляли большой интерес ко всяким новинкам — независимо от возраста и места, где они жили. Я изъездила весь город с севера на юг и с запада на восток, заходила и в роскошные особняки, и в квартиры по пятьдесят квадратных метров, общалась и с двадцатилетними спортсменками, и с восьмидесятилетними немощными старушками. Многие женщины среднего возраста говорили мне, что нашли в лице моей матери подругу и проводника в мире водорослей и сои. Поначалу они меня даже не пускали за порог, а просто брали заказанные товары и подписывали квитанцию с выражением разочарования на лице из-за того, что к ним пришла не Бетти. Однако когда я сообщала, что я ее дочь и — как меня проинструктировала мама — что я принесла им новую партию косметики, основанной на особых свойствах чая, они приглашали меня в гостиную. Я говорила им, что Бетти поехала на специализированные курсы в Японию и что им необходимо всего лишь немножко потерпеть, потому что, когда она вернется, в их жизни наступит крутой поворот. «Вот здорово!» — радовались они.
Побывав в превеликом множестве гостиных, я, пожалуй, уже могла бы написать целую книгу о диванах, низеньких журнальных столиках, телевизорах, музыкальных центрах, книгах — или их полном отсутствии в гостиной, — шторах, жалюзи и запахах, которые исходят из различных баночек с косметическими средствами, когда открываешь их в какой-нибудь гостиной. Я также могла бы написать еще одну книгу — об одежде, в которой ходят дома. Мне доводилось сталкиваться в этом плане с разными людьми: от тех мужчин и женщин, которые были одеты так, словно с минуты на минуту им предстояло стать принцами или, соответственно, принцессами, до тех, которые совершенно невозмутимо встречали меня в практически обнаженном виде. Мама знала всех этих людей, как свои пять пальцев. Ей нравилось, когда я подробно рассказывала о своих приходах к ним. «Дом ужасов», «роковая женщина», «хрустальный дворец», «крепость», «чердак», «неряха» — такого рода клички она давала своим клиентам и их жилищам. Мы с мамой стали близки как никогда. Я теперь была ее жизнью за пределами больничной палаты, ее глазами и ее языком. Она поучала меня, как следует обращаться с клиентами, чтобы они оставались довольны. По ее словам, товары — это только половина того, что они покупают. Вторая половина — это надежда на лучшую жизнь и ощущение своей принадлежности к какой-то особой категории людей, которые приобщаются к новым благам раньше других. Никто не хочет быть частью отсталой серой массы. Нужно рассказывать клиентам о самых последних новинках, о том, что еще почти невозможно найти в Испании, но уже вовсю продается в таких богатых странах, как Объединенные Арабские Эмираты.
Врачи в больнице сказали, что мама поправляется очень медленно и что ее выздоровление процентов на пятьдесят зависит от душевного состояния и веры в то, что все будет хорошо.
