Уинстон Грэм - С этим я справлюсь
– Какие?
– Пусть тебя это не волнует.
Когда мы добрались до его дома, миссис Ленард уже ушла к себе. В столовой был оставлен холодный ужин. Марк достал ещё один прибор и мы принялись за салат, язык и бутылку пива. Я готова была наброситься на еду, но перед ним старалась не походить на голодного волка. Я понимала, что все ещё хожу по лезвию бритвы, что все ещё стою одной ногой в тюрьме, но впереди уже наметился выход, я увидела его, поскольку Марк вновь стал со мной мягок и мил – как раз то, что нужно. Просто чудо.
Теперь все было не так, как в машине. Там мы сидели в полутьме, боком друг к другу. Здесь, за столом, мы смотрели друг другу в лицо, как во время ужина в Кембридже. Марк мог не только слышать, но и видеть меня, поэтому мне приходилось все время следить, как я говорю и как выгляжу. Еще в холле мне удалось бросить взгляд в зеркало, припудриться, чтобы скрыть следы слез, и провести расческой по волосам. Но слишком аккуратной и собранной выглядеть не стоило.
Я удивилась, как раскраснелись мои щеки. Но лицу это только пошло на пользу.
Марк был бледен, как мел, и выглядел очень усталым. Черные глаза пристально и неотступно вглядывались в меня, словно хотели проникнуть в самую душу.
– Сколько денег в кейсе? – спросил он.
– Шестьсот фунтов.
– А остальные?
– В банке в Суиндоне и на почтовом счете в Шеффилде. А часть – с багажом в камере хранения в Ноттингеме.
– Зачем ты так их разбросала?
– Нельзя было оставлять так много в одном месте.
– Ты обо всем подумала заранее, верно?
Я мяла в руках кусочек хлеба.
– Видно, не обо всем, раз ты меня нашел.
– Да, нашел.
– Как?
Видно, я зря спросила: лицо его сразу напряглось.
– Лучше я пока об этом помолчу. Просто для надежности, что ты не сбежишь снова.
– Марк, ну не могу я пойти завтра на работу, будто ничего не случилось! Правда, не могу. У кого-то все равно должны были возникнуть подозрения.
– Какие могут быть подозрения, если деньги на месте?
– А где был Терри? Ты ему ничего не сказал?
– Я никому не сказал. К тому же он все утро был занят с клиентами.
– Но как же я возьму остальные деньги? Из Суиндона и Шеффилда, я имею в виду. На это завтра уйдет весь день!
– Сначала выйди на работу. За деньгами съездим потом вместе. Пока, чтобы возместить недостачу, я могу положить шесть сотен на счет фирмы из собственных средств. В бумагах все будет в порядке, если Уорду или кому-то из Холбруков захочется взглянуть. Хотя вряд ли.
Голос Марка утратил прежнюю резкость. Вначале он говорил со мной очень зло и сердито, но теперь успокоился. В известном смысле, мы, наверное, оба чего-то добивались. И если у меня больше не будет промахов, может быть, все обойдется. Угроза исчезла, теперь шли переговоры. Но о чем? Даже влюбленный не не может быть образцом христианского всепрощения. Чего он хочет?
Понятно одно: ему нужна я. Мурашки пробежали у меня по спине.
Сейчас Марк Ротлэнд наблюдал за мной, и следовало быть осторожной.
– Странное ты создание. Самое странное из всех, кого мне доводилось встречать.
Я опустила глаза.
– Ты в самом деле так думаешь?
– Если судить по твоему рассказу, ты мало общалась с другими людьми. Занималась верховой ездой – понимаю. Но остальное время? Ведь ты жила так больше двух лет. И у тебя не было друзей?
– У меня не было приятелей. Я мало кого знала. Но не чувствовала себя одинокой. Мне всегда было чем заняться.
– Но так же жить нельзя. Ты слишком замкнута.
– Меня это устраивает.
– Или одиночество помогает тебе сочинять столь захватывающие истории? Помню, как ты рассказывала мне о своем муже. Как потрясла тебя катастрофа, в которую он попал на мотоцикле, и как ты не могла оставаться больше в Кардиффе. Очень трогательно!
– Не напоминай, пожалуйста. Мне очень стыдно.
– Неужели? Надо же! А насчет родителей в Сиднее, как тяжело они переносят жару в летние месяцы? Или как твой отец смотрит матчи на кубок Дэвиса? Ведь это все нужно было придумать!
– Прости, мне очень жаль.
– Интересно, сколько из твоих сегодняшних рассказов – такие же придумки?
Я подняла голову.
– Теперь я не лгу! Это совершенно разные вещи! Я была дурой, но мне и в голову не приходило, что придется с кем-то близко сойтись на работе. Я говорила тебе уже, что люблю уединение! Когда оказывается, что нужно знакомиться с людьми, я вынуждена что-то добавлять к тому, что рассказывала о себе прежде. Это как снежный ком, который все растет…
– Обычный результат, Марни. Но объясни, зачем отправлять родителей в Австралию, если их уже нет в живых? Какой тут прок?
Впервые он назвал меня моим настоящим именем.
– Дело не в пользе. Просто я хотела придумать жизнь, ничем не похожую на мою собственную.
– Бывают патологические лжецы. Ты из таких?
– Не знаю. Но ты можешь проверить все, что я тебе сегодня рассказала, и убедиться сам.
Марк как-то странно смотрел на меня, взглядом отчасти врача психиатра, отчасти влюбленного.
– Я не могу проверить все. Не могу проверить самое важное из того, что ты мне сегодня сказала.
– Что именно?
– Ты сказала, что хотела сбежать от меня, боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать.
– Но это правда!
– Хотел бы верить.
– Марк, это правда! Неужели ты думаешь, что я вообще не способна ни на какие чувства!
– Уверен, что способна, но не знаю, на какие.
Какая мука была смотреть все время на него, и знать при этом, что попадаешь в новую ловушку. Но выхода не было.
– Поражаюсь, как при твоей сообразительности, не пришло в голову действовать иначе, – заметил Марк.
– Как именно?
– Просто не знаю, радоваться или обижаться, что ты этим не воспользовалась.
– Не понимаю, о чем ты…
Слава Богу, он вдруг резко отодвинулся от стола. Галстук его сбился, он тяжело дышал.
– В следующий раз, если подвернется зеркало, посмотри на себя. Неужели ты никогда не замечала, как смотрят на тебя мужчины?
– Да, но я…
– Неужели тебе никогда не приходило в голову, что я два года как потерял жену и в некотором смысле вполне подходящая кандидатура для близких отношений?
– На работе только об этом и говорили.
– Вот как? Ладно, пока не станем разбирать, почему ты не сочла меня достойным кандидатом, но неужели не сообразила, что, подцепив меня, можно было взять гораздо больше, чем тысяча двести фунтов?
– Все зависит от того, что ты называешь словом «подцепить».
– Выйти за меня замуж.
Часы в зале пробили полночь. Били они долго, и хотя совсем не походили на часы в маминой кухне, тоже отбивали удары по голым нервам.
– Это невозможно! – меня залила волна панического страха.
– Почему нет?
– Мы совершенно разные люди.
– У тебя довольно старомодные представления о сословиях.
– Может быть. Может, я просто дура. Но мне кажется менее стыдным добывать деньги, как это сделала я, чем продавать ради них себя.
– Я тебе не нравлюсь?
– Дело не в том!
– А в чем же? Ты сказала, что хотела сбежать от меня, поскольку боялась, что слишком привяжешься и будешь страдать. Значит, ты была ко мне не совсем равнодушна. Тогда почему же замужество кажется тебе продажей себя ради денег?
Меня загнали в угол!
Ситуация для меня совершенно невероятная, ведь я никогда не терялась, если нужно было найти объяснение, или предлог, или выход из положения. Второй раз за вечер Марк оказывался явно умнее меня, и мне это не нравилось.
Чтобы выиграть время, я прикрыла лицо руками. Нужно подумать как следует, чтобы найти выход. Через минуту Марк подошел и положил руку мне на плечо; впервые за весь вечер он коснулся меня.
– Ответь, Марни.
– Как я могу ответить, если сама не знаю? – с отчаянием воскликнула я. – Я думала, это невозможно. И теперь уже поздно об этом.
– Но разве можно заранее знать, что возможно, а что невозможно?
Я чувствовала, что нужно взглянуть на него. Средство спасения было не лучшее, но делать нечего. Если я отвергну Марка, остается одно – полиция.
Момент был просто ужасный. Рука его сжала мое плечо. Я подняла глаза, надеясь, что они не выдадут моих истинных мыслей.
– Марк, ведь я воровка. Не обманывай себя. От этого никуда не деться. Прости меня, если можешь, и отпусти.
– Ты хочешь так?
– Я думаю, так будет лучше.
– Для кого? Для тебя? Или для меня?
– Я уверена, для тебя.
– А я считаю иначе. Или ты не понимаешь, что я люблю тебя? Думаю, ты догадывалась, правда?
– Нет.
– Нет? Тогда знай: я люблю тебя, Марни.
– Марк, ты… ты сошел с ума.
– Может быть.
В отчаянии я сказала:
– Послушай, будь благоразумен… Ведь я вас обокрала, лгала тебе. Их этого ничего хорошего не выйдет. Ты мне веришь?
