Евгения Михайлова - Город сожженных кораблей
– Ты представляешь, Виталик, без тебя у меня как-то все сломалось. Микроволновка, соковыжималка. Лампочки в разных местах перегорели. И некогда было что-то везти в ремонт, исправлять. Лампочек дома не оказалось вдруг. Я съездила только на рынок, купила курицу и гранаты. Сварила бульон, хороший, крепкий, как ты любишь. А потом порылась в своих кладовках и нашла ручную сокодавилку. Практически антиквариат. Вроде бы даже медная. Бабушкина, наверное. Я ее почистила, помыла, стала давить сок из гранатов… Все получилось, конечно, но хорошо, что ты не смотришь на мои руки: ногти как будто грязные… Тебе тяжело смотреть? Слабость? Глаза болят?
У него вздрогнули губы, но он ничего не сказал. Галя впадала в панику. Она читала ночью в Интернете, что бывает при большой кровопотере. Почечная недостаточность, проблемы с печенью, потеря зрения, уход в кому… Они ей не сказали ничего конкретного, кроме того, что поддержали сердце. Может, он ослеп, может, уходит в кому? Она склонилась к его лицу, прикоснулась губами к его холодному рту, прошептала: «Виталя, ты не сделаешь это. Ты не уйдешь. Раз не получилось, значит, надо жить. И я без тебя не могу». Он открыл глаза, и она все поняла. Он боялся, что прольются слезы. И они полились по его лицу, шее, она ловила их губами, как дождь. Пусть. Значит, страдание не сожгло его душу. Она плачет. Она жива…
– Я знаю, – сказала Галя. – Ты думаешь, Элизы нет. Ты был потрясен гибелью Валерии. Ты себя обвинил. Мне нечем тебя утешить. Я ничего не узнала. Просто я мать. Мне не кажется, что с Элизой все хорошо. Наоборот: я почти уверена, что с ней что-то случилось. Но! Она есть! Девочка жива, как ты не понимаешь, что я бы почувствовала обрыв связи?! Вы оба с ней такие полноценные, независимые, со своими тайнами и проблемами, а я – ваша тень. Я приросла к вам. Я – и есть ты и Элиза. Не стесняйся. Плачь. Ты так возвращаешься. Я тоже плакала дома, к утру нашла в Интернете стихотворение ребенка. Сейчас возьму планшет, прочитаю.
Галина быстро открыла сумку, достала планшет и прочитала:
Взрослые плачут слезами.
Взрослые плачут глазами.
Маленькие плачут сердцем,
Маленькие плачут жизнью.
Но если взрослый плачет, как маленький,
Значит, он и правда плачет.
– Какой Марик… гениальный, – тихо проговорил Виталий. – Галя, извини, я так слаб, как будто только что родился. И мне так же неуютно пока на земле. Наверное, улетал действительно. Ты хорошо говорила… чтобы меня успокоить. Но мне нужно тебе поверить. Да, раз не получилось… Стыдно это…
– О чем ты!
– Стыдно, не по-мужски. Но теперь надо искать дочь.
– Теперь нужно поправляться. Ты рукой шевельнуть не можешь. А тем временем Элиза появится сама. Как обычно.
Виталий сделал несколько глотков бульона, немного выпил сока. Галя остальное отдала санитарке, очень чистенькой, аккуратной женщине непонятного возраста с голубыми глазами, как будто омытыми росой. Та взяла пакет, сказала, что будет давать понемножку, бульон у себя в подсобке разогреет.
– Что тут происходит! – раздался резкий, неприятный голос рядом с ними. – Лена, ты куда собралась это тащить? Я сколько раз говорила: ничего не надо брать у родственников. Здесь реанимация.
– Но у нас нет ни куриного бульона, ни гранатового сока, – мягко сказала санитарка.
– Может, это не твое дело?
Перед ними стояла коренастая медсестра с таким лицом… Галина подумала, что с таким лицом можно быть надсмотрщицей в концлагере, но не медсестрой. И ей впервые в жизни захотелось сказать это. Но… Виталий. Галя молча взяла из рук Лены пакет, улыбнулась мужу и вышла из палаты. Она знала, чем сейчас займется. Как это кстати. Ее эмоциям нужен выход. Она найдет зав. отделением, она найдет главврача, министра, в конце концов. Но она уволит эту гадину за то, что та пользуется беспомощностью своих пациентов. Это платное отделение! И вдруг такая откровенная садистка. Она наверняка испугала Виталия именно в тот момент, когда ему показалось, что он только что появился на свет. И так оно и есть. Он вернулся из мрака. И он попросил помощи! Рядом с ним должны быть добрые люди, а не надсмотрщики. У лифта Галю сзади взял кто-то легко за локоть. Это была Лена.
– Давайте вашу сумку. Я все сделаю. Вы, наверное, уже собрались жаловаться на Татьяну?
– Не жаловаться, а уволить. То есть потребовать уволить. Что за вид, что за тон, что за правила в ущерб больному!
– Вот так получилось. Хороших сократили, эту оставили. Она, конечно, никому не нравится. Нет, она свою работу нормально делает, но злая. Но вы не беспокойтесь. Я все сделаю, муж ваш будет это пить и поправляться, а потом и переведут от нас.
– Но она же сказала…
– Мало ли что она сказала! Сейчас процедуры сделает, выпьет и перестанет приставать.
– Что-что сделает? Выпьет?
– Ага. Хлопнет спирта. Но до процедур – никогда!
– Какое благородство, – рассмеялась Галина. – Спасибо, Лена. Давайте телефонами обменяемся.
По дороге домой Галина поменяла свои планы. Раз до процедур эта мегера не пьет спирт, лучше на нее время не тратить. Звонить надо, но по другому поводу. И как можно быстрее забирать домой. Найти хорошую сестру – не проблема. Все дома сделает, и хлопнуть ей ничего не потребуется. А эта… Да, собственно, Гале нужно просто один раз показать и рассказать, она сама справится. Завтра Галина просто проверит, нет ли от нее неприятностей и вреда. Если нет, пусть продолжает ненавидеть весь свет за то, что такой уродилась. Если вред будет, – ответит. Виталик может говорить, есть, он видит, не жалуется на боль… Он будет жить. Элиза, где ты? Неужели ты ничего не чувствуешь? Что творится из-за тебя?!
Глава 25
Настя слушала Сергея очень внимательно. Он сидел на диване, нервничал, курил, потому что не смог, как собирался, изложить дело так, чтобы она отказалась сама и сразу. Это было бы просто. Он уже придумал, как в нескольких штрихах описать неполноценного парня, который не влюбился, а просто тупо возжелал девушку, а она его практически не замечала. Как он, пользуясь любым поводом, разжигал в себе ненависть и ревность. Пил, нюхал кокаин, потом встретил эту девушку в своем сквере, диким способом убил, увидел, что ошибся – он убил ее сестру в ее одежде, – и теперь работает в жанре амнезии: вроде бы ничего не помнит. Но девушку, которую он любил, надо искать и среди живых, и среди мертвых. Он мог убить обеих, у него было время избавиться от одного трупа… В общем, Сергей мог изложить так, чтобы Настя отказалась: защищать маньяка – задача ей не по плечу и не по душе. Мог, но не изложил так. Что помешало… Наверное, чертов профессионализм. И ее честные, бархатные, карие глаза. Не получилось, короче. Он изложил скупо, но как есть. Может, маньяк, может, попал в страшный переплет. Слишком много прямых улик, что характерно для подставы.
Сергей посмотрел на жену. Настя сидела на стуле напротив него, сложив, как школьница, руки на коленях. Будто слетела с полотна старинного большого мастера. Прекрасное, ясное лицо, идеальные руки с тонкими пальцами, а ведь она не ходит к косметологам, и домработницы у них нет. Этими руками она моет пол, посуду, стирает, готовит. Не живет в шоколаде его королевна. И он ее, по сути, втаскивает в риск и грязь криминала. Да этот симпатяга Артем может оказаться не один и не в одном преступлении. Сейчас не плюнешь, чтобы не попасть в ОПГ. Нет, Насте это дело не нужно. Когда Сергей предлагал, все выглядело иначе. Сейчас много плохих обстоятельств. И если это правда – насчет звонка с мелодией «К Элизе», то кто-то очень опасный находится рядом с этим Артемом. Его могут подставлять соучастник или соучастники, к примеру.
– Короче, я хочу тебя попросить. Исправь мою глупость. Позвони матери Артема и откажись. Скажи, что у тебя другое дело. Или – что еще лучше, – что ты неопытная и не справишься. И это правда. Ты согласна?
– Дела у меня сейчас никакого нет, врать я не буду. С тем, что я неопытная, согласна, конечно. И могу не справиться.
Настя замолчала и посмотрела Сергею в глаза. На самом деле они так продолжали разговор. И когда Сергею показалось, что она вытащила из него уже все самые эгоистические и противные мысли, он спросил:
– И почему ты смотришь на меня такими карими глазами?
– Тебе покажется несерьезным. Но я подумала о том, что наш Олежек станет взрослым, ему понадобится чья-то помощь, а все люди подумают, что им удобнее ее не оказывать. Я позвоню матери этого парня, встречусь с ней, она увидит и поймет, что я недостаточно опытная. Пусть откажется сама.
– Пусть, – с сомнением произнес Сергей. Он бы никогда не отказался от такого адвоката. Не только потому, что он мужчина, не потому, что до сих пор влюблен, а потому что Настя – настоящая, в ней есть чутье, сострадание, интуиция… Но она не сильная. За неудачей последуют тоска и депрессия. С таким несчастливым клиентом она может попасть по полной программе. Но дело сделано. Он обещал, он ей рассказал, решение за ней. И есть еще один простой выход. Она вернется и скажет: «Этот парень – убийца». У нее очень тонкая кожа, она чувствует людей, как никто…
