Ли Чайлд - Джек Ричер, или Дело
Я вспомнил своего приятеля Стэна Лоури и его желание найти работу по рекламному объявлению. Число людей, уходящих со службы, намного превышало число тех, кому удалось найти работу. Им надо было начинать заботиться о домах, автомобилях, одежде. На них обрушивались сотни странных и неизвестных мелочей, воспринимаемых ими, как обычаи диких племен; эти мелочи они раньше лишь подмечали, но никогда не вникали в суть.
— Ну, я готова слушать, — сказала Деверо.
— У нее было перерезано горло, так? — начал я. — В этом у нас нет сомнений?
— Все верно. Именно так.
— И это была ее единственная рана?
— Так сказал врач.
— Это значит, что где-то есть место, все залитое кровью. И на этом месте все реально и произошло. В помещении, а возможно, и где-либо в лесу. Невозможно вычистить все как следует. В буквальном смысле невозможно. Значит, где-то находится улика, которая дожидается вас.
— Я не могу производить поиски на базе. Они мне этого не позволят. Это уже вопрос юрисдикции.
— Но вы же не уверены в том, что это произошло именно на базе.
— Изнасиловали-то ее на базе.
— Вполне вероятно. Однако это ведь не единственное место, где могло произойти изнасилование.
— Но и обшарить пятьсот квадратных миль в штате Миссисипи я тоже не могу.
— Тогда сконцентрируйте внимание на правонарушителях и преступниках. Сузьте область поиска.
— Каким образом?
— Ни одна женщина не может истечь кровью дважды, — сказал я. — Ее горло было перерезано в каком-то неизвестном нам месте, кровь там разлилась повсюду, Чапман умерла, вот и всё. После чего ее бросили на этой аллее. Но чью кровь они там разлили? Это не ее кровь, потому что из ее тела вся кровь вытекла в каком-то неизвестном нам месте.
— О господи, — взмолилась Деверо. — Только не говорите мне, что этот парень собрал ее кровь и принес туда вместе с телом.
— Такое возможно, — ответил я, — но маловероятно. Надо быть фокусником для того, чтобы перерезать кому-то горло и при этом выплясывать с ведром в руках, пытаясь собрать в него все фонтаны крови.
— Возможно, они действовали вдвоем.
— Возможно, — согласился я. — Но все-таки тоже маловероятно. Это же все равно что подставлять ведро под пожарный шланг, разбрызгивающий жидкость в разные стороны. Если бы второму парню удалось собрать хотя бы пинту, он мог бы считать, что ему повезло.
— Так что вы скажете? Чья кровь была в аллее?
— Возможно, кровь животного. Может быть, убитого незадолго перед этим оленя. Но между этими событиями прошло некоторое время. Та кровь уже успела загустеть. Галлон свежей крови растекся бы по гораздо большей площади, чем та, что засыпана сверху песком. Малое время сильно меняет количество, если дело касается крови.
— Может быть, какой-нибудь охотник?
— Я тоже так предполагаю.
— Ну, а что может это подтвердить? Вы же не видели кровь и не делали ее анализа. Может, это декоративная кровь из магазина шуточных вещей. Или все-таки это могла быть ее кровь. Может, кто-то придумал способ, как собрать ее. Ведь если вы не видите, как это можно сделать, это еще не значит, что такого способа не существует. А может, из нее сначала выпустили кровь, и только потом перерезали горло.
— Значит, это сделал охотник, — сказал я.
— Почему?
— Я так думаю, вот и всё, — упорствовал я. — Кстати, ситуация-то продолжает ухудшаться.
Глава 18
В этот момент старая дама, которую я прежде видел в кафе, просунула голову в дверь. Это была совладелица отеля. Она спросила, не подать ли нам что-нибудь. Элизабет Деверо отрицательно мотнула головой, а я попросил кофе. Старая дама извинилась и сказала, что кофе у нее нет, но добавила, что может сходить за ним в кафе, если я действительно не могу обойтись без кофе. Я подумал, что же конкретно она может предложить постояльцам, имея в виду «что-нибудь», но не стал ее спрашивать. Как только старая дама ушла, Деверо сразу спросила:
— Почему вы зациклились на охотниках?
— Пеллегрино сказал мне, что женщина намеревалась провести ночь вне дома, одетая с иголочки, но оказалась в той аллее, лежащей на спине в луже крови. Это почти дословно то, что он сказал. Чем не точное резюме?
Деверо согласно кивнула.
— Это именно то, что я сама видела. Пеллегрино хоть и идиот, но на него можно положиться.
— Есть еще более убедительное подтверждение того, что она не была убита там, где ее нашли. Она должна была упасть лицом вперед, а не на спину.
— Да, этого я тоже не заметила. Только не тыкайте меня снова носом.
— Во что она была одета?
— В синее обтягивающее платье с низким белым воротом. Нижнее белье и колготки. Синие туфли на шпильках.
— Одежда была в беспорядке?
— Нет, все выглядело чистым и опрятным. Так, как описал вам Пеллегрино.
— Значит, одежда не была надета на нее после смерти. Это всегда заметно. Труп нельзя одеть правильно. В особенности это касается колготок. Так что она была одета, когда ее убивали.
— Согласна.
— А на белом воротнике была кровь? А спереди на платье?
Деверо зажмурила глаза; похоже она вызывала в памяти место, где был обнаружен труп.
— Нет, все было чистое, — произнесла она после паузы.
— А где-нибудь спереди у нее были следы крови?
— Нет.
— Понятно, — подытожил я. — Это значит, что ее горло было перерезано в каком-то неизвестном нам месте, а она в это время была в той самой одежде. Но на ней не появилась кровь до тех пор, пока ее не перетащили в лужу, кровь для которой доставили отдельно. Скажите мне, ну как подозревать в этом кого-то, кроме охотника?
— Нет уж, вы скажите мне это. Если получится. Можете помогать армии сколько угодно, но вас никто не принуждает верить в ту чушь, которую вы сами и придумали.
— Да не помогаю я армии. Солдаты ведь тоже могут быть охотниками. Многие из них этим и занимаются.
— Да при чем здесь вообще охотник?
— Скажите мне, как вы перережете горло женщине и не прольете ни капли крови на перед ее платья?
— Я не знаю, как.
— Вы уложите ее на оленьи ко́злы[16] и привяжете. Да, вот так. Привяжете за лодыжки, повернув лицом вниз. Свяжете ей руки за спиной. Вы будете тащить вверх ее руки до тех пор, пока спина не изогнется и горло не окажется самой нижней точкой тела.
Около минуты мы сидели в тягостном молчании, не говоря друг другу ни слова. Я предполагал, что Деверо представляла себе эту картину. Я был уверен, что именно это она и делала. Какая-то поляна в лесу, вдали и в уединении, с наспех сооруженными козлами, о которых я только что говорил; а может быть, в хижине или временной охотничьей хибаре с крышей, опирающейся на балки. Дженис Мэй Чапман подвешена вверх ногами, руки, связанные за спиной, тянут ее вверх, к ногам, плечи напрягаются, спина выгибается, причиняя ей боль. Во рту у нее, возможно, кляп, который держится с помощью третьей веревки, привязанной к верхним планкам столешницы ко́зел. Эта третья веревка, наверное, была сильно затянута; она поднимала и отводила назад ее голову, открывая горло и делая его полностью доступным для ножа.
— А какая у нее была прическа? — спросил я.
— Короткая, — ответила Деверо. — Должно быть, с этим у них не было хлопот.
Я ничего не сказал.
— Вы действительно думаете, что все произошло именно так? — спросила шериф.
Я утвердительно кивнул.
— При любом другом способе она не смогла бы полностью истечь кровью. Не была бы белой, как бумага. Если бы она умерла и ее сердце перестало качать кровь, то что-то все равно осталось бы в ее теле. Может быть, две или три пинты. А она висела вверх ногами, и это довершило дело. Сила тяжести, просто и ясно.
— От веревок ведь должны были остаться следы, верно?
— Что сказали судмедэксперты? У вас есть их отчет?
— У нас нет судмедэксперта. Есть просто местный врач. В одном шаге от обнаруженного нами тела уже стоял наготове владелец местного похоронного бюро, и шаг этот был не очень большим.
— Это уж точно не проявление демократии, — сказал я. — Вам необходимо пойти и осмотреть тело самой.
— А вы пойдете со мной? — спросила она.
Мы снова пошли к кафе, чтобы взять машину Деверо, стоявшую у тротуара. Затем, развернувшись, поехали вниз по Мейн-стрит, мимо отеля, аптеки и магазина строительных принадлежностей, по направлению к тому месту, где улица превращается в петляющую сельскую дорогу. Дом доктора находился в полумиле к югу от городской черты. Обычный обшитый досками дом, выкрашенный в белый цвет и стоящий в середине большого неустроенного двора; над почтовым ящиком, установленным в конце проезда, виднелась дощечка с надписью. Имя на дощечке гласило «Мерриэм» и было написано черными буквами, выведенными твердой рукой поверх прямоугольника белого цвета, который был более ярким и свежим, чем окружающая его поверхность. Вновь прибывший, недавно в городе, новичок в этом территориальном сообществе.