Стиг Трентер - Скандинавский детектив
— Значит, по вашему мнению, Жак — человек состоятельный?
— Разумеется, он не идет ни в какое сравнение с Вероникой — ведь она владела миллионами, но он, конечно же, богат. У него всегда много денег, он добрый, щедрый, часто брал меня с собой в «Рихе», «Странд» или «Оперный бар» и угощал за свой счет.
— У вас не создалось впечатления, что у Жака слишком много денег?
— О нет. Что вы имеете в виду? Разве денег может быть слишком много?
— Часто вам доводилось общаться с фру Турен и Жаком? В каких отношениях они были?
— Отношениях? Что комиссар имеет в виду? Они были лучшими друзьями, Вероника считала, что Жак веселый, заводной, остроумный — и так оно и было на самом деле. Так что нет ничего удивительного, что ей нравилось с ним общаться.
Нет, Хенрик Турен не всегда составлял им компанию, но ведь он такой нудный, такой серьезный и совсем не вписывается в то шумное веселое общество, которое всегда окружало Жака. Он такой сдержанный и старомодный — в точности как мама Уффе, она считает, что роскошь и вечеринки с выпивкой — прямая дорога в ад. И потом, она зла на Веронику за то, что отец Уффе когда-то давно, сто лет назад, был должником отца Вероники. Но ведь все мамы такие, ничего тут не поделаешь.
Кристер убедился, что эта наивность, к сожалению, не наигранная, подумал о разительном контрасте между матерью и сыном и постарался как можно скорее отослать свидетеля. У него попросту не было времени объяснять элементарные житейские истины глупым молодым парням.
Он отправился в полицейское управление, суховато сообщив Марии Меландер, что официант в ресторане «Ла Ронд» подтвердил их с Туреном алиби от четверти девятого до часу ночи в тот вечер, когда произошло убийство.
— Фрекен Меландер не остается жить в ателье?
— Нет, я поживу пока в гостинице. Хенрик заказал мне номер в отеле «Континенталь».
— Хорошо. Тогда я снимаю человека, который тут дежурит. У нас, как всегда, не хватает людей. Всего доброго.
Тогда Мария никак не придала значения его словам о снятом дежурном и вспомнила о них только в девять вечера. Она долго разговаривала с Хенриком по телефону и заверила его, что сама упакует свои вещи и доедет в такси до гостиницы. Но когда она вдруг вспомнила, что все ее чемоданы на чердаке, ей разом стало остро не хватать и его, и надежного полицейского. Пустой дом пугал ее. Она содрогалась при одной мысли о том, что придется одной подняться на темный чердак.
Чтобы приободрить себя и разрушить мрачную тишину на затхлой лестнице, она начала громко разговаривать сама с собой:
— Что такое, Мария? У тебя совершенно расстроены нервы. Так не годится. Давай-давай, поднимайся по лестнице и марш на чердак. Освещение здесь действительно неважное, но это не имеет никакого значения. Думай лучше о Хенрике. Хенрик! Но я не знаю… как мне вести себя, чтобы узнать… Вот чемоданы, отлично, теперь скорее обратно.
Уже выйдя с чердака и сделав несколько шагов вниз по крутой винтовой лестнице, она вдруг услышала слабый звук.
Это был щелчок английского замка, открывшегося прямо перед ней.
Она обернулась и, не веря своим глазам, затаив дыхание, уставилась на дверь квартиры над ателье, где уже много месяцев никто не жил. Она увидела щель осторожно приоткрываемой двери, которая тут же поспешно закрылась. Снова щелкнул замок.
Вот и все.
Но из всех событий последних суток именно это, нелогичное и необъяснимое, напугало Марию сильнее всего.
4Почему она ничего не сказала Кристеру Вику, когда встретилась с ним в пятницу? Думала, что тот не поверит, скажет, что ей все это привиделось? Или у нее были другие причины промолчать? И можно ли было предотвратить новое несчастье, если бы полиция вовремя занялась заброшенной квартирой?
Рутинная проверка всех квартир, проведенная инспектором Дэвидсеном при помощи хозяина предназначенного на снос дома, не давала повода думать, что квартира над ателье заслуживает особого внимания. В ней почти двадцать лет прожила пожилая дама с холостым сыном, тихим служащим почтового ведомства. Они отвергали все бесчисленные предложения обмена, но, в конце концов, вынуждены были согласиться на меньшую и более дорогую на Хантверкаргатан, куда и выехали седьмого декабря. После них осталось образцово убранное помещение, а также полный набор ключей. Ключи пока хранились в сейфе у хозяина.
— Даже если дом будут ломать, я не хочу, чтобы ключи от квартир валялись неизвестно где.
Вот что узнала бы Мария, если бы обратилась к Палле и Кристеру, хотя, конечно, эта информация вряд ли бы ее успокоила.
Утром в пятницу, когда Кристер снова появился в ателье, она была, как обычно, собрана и вся в работе. Как раз в этот момент она с невероятной ловкостью одновременно проводила две примерки. В салоне находилась преподавательница из Альстремской школы, а в примерочной, куда Мария тут же провела комиссара, стояла Камилла, облаченная лишь в тончайшие чулки, пояс и лифчик.
— Чудесно, как раз в моем вкусе. Не стоит тратить тысячи крон на одежду, если ты так прекрасно смотришься без нее.
— А что сказали бы в этом случае коллеги из полиции нравов? — спросила Аста Арман.
— Боюсь, что много всякого-разного.
На Камиллу напялили узкий белый чехол в черный горошек величиной с монету в одну крону, черную ленту, присборивающую вырез декоративными складками, завязали кокетливым бантом на шее, и казалось, что все это до того просто, что даже не искушенный в шитье комиссар мог бы создать этот прямой, исключительно женственный силуэт. Но три дамы лучше знали, что почем.
— Фрекен Меландер, — воскликнула Камилла, — вы просто гений! Посмотрите, как оно великолепно сидит на спине. Аста, что бы ты делала без нее?
— Если Мария уйдет от нас, — ответила Аста Арман, — мы окажемся на грани краха. Таких закройщиц, как она, нигде не найдешь.
— Может быть, слегка расширить? — деловито спросила Мария. — На сантиметр или даже на полсантиметра… вот здесь.
Однако видно было, как она зарделась от похвал. Думала ли она, как Кристер в эту минуту, о миллионах Хенрика Турена и их влиянии на ее судьбу и будущее шикарного ателье?
Стоя на коленях возле Камиллы и подкалывая подол, она негромко спросила:
— А вечернее платье из бархата я могу начинать кроить? Пурпурно-красное? И второе… белое… — Она запнулась от нахлынувших неприятных ассоциаций. — Как быть с ним?
В чуть раскосых золотисто-карих глазах Камиллы промелькнуло отвращения.
— Да уж, на подвенечное платье я теперь вряд ли выберу белый файдешин. И потом, я вовсе не собираюсь замуж… — Она увидела в зеркале вытянувшееся лицо Кристера и лукаво ему подмигнула, — …в длинном платье. Не могли бы вы по такому случаю придумать что-нибудь короткое и элегантное? Что-нибудь уместное для венчания в Скуге и свадебного ужина в «Семи домишках» в Копенгагене?
— О! — воскликнула Аста. — Тогда у меня есть для тебя ткань. Я купила в Париже один-единственный отрез, такой дорогой и роскошный, что я даже не надеялась, что когда-нибудь удастся пустить его в дело. Сейчас, подожди… вот он.
Она развернула отрез шелка, легкого, как крыло бабочки, который был не белого, не желтого, не золотого цвета, а всех трех цветов одновременно.
— Как музыка! — восхищенно воскликнула Камилла. — Пожалуй, Штраус. Терцет из «Кавалера роз».
— Я хочу раскроить его прямо сейчас! — заявила Мария. — Фру Арман, вы разрешите? А учительница и все прочие могут немного подождать…
Когда Кристер покинул их, они были невероятно счастливы. На несколько минут все остальное отошло на второй план, убийство, полицейские допросы, страх, усталость — все отступило, и остался только отрез неправдоподобно красивого шелка и образ будущего платья. Сам того не замечая, он стал насвистывать мелодию из «Лоэнгрина» и бродил по ателье, размышляя над несколькими проблемами сразу.
Почему Вероника Турен отправилась сюда наверх в такой спешке, что даже забыла в машине свою сумочку?
С кем она должна была встретиться? Кто открыл ей дверь и впустил сюда?
Откуда Жак берет деньги? Кто их ему дает — Вероника, Хенрик? Может быть, речь идет о шантаже? Хотя Вероника, пожалуй, не тот человек, который позволил бы кому-нибудь вымогать у нее деньги — скорее наоборот.
Он вспомнил, какую характеристику дала умершей Гунборг Юнг, и его снова насторожило то странное обстоятельство, что столь многие из участников этой драмы были в прошлом как-то связаны с Вероникой. Он хотел бы узнать как можно больше о том, что происходило раньше — в ее первом браке, до ее замужества.
В комнате портних Гунборг Юнг самозабвенно шила юбку со смелым узором в розовую и зеленую клетку и множеством глубоких складок. Она сдвинула очки на кончик носа и сообщила под гудение швейных машинок, что ей абсолютно нечего добавить к тому, что она уже сказала о Веронике Турен.
