Шарль Эксбрайя - Мы еще увидимся, крошка
— Джек…
— Да?
— Отпустите меня!
— Куда бы это?
— В Шотландию.
— Дорогая моя, по-моему, вы рехнулись! Разве вы забыли, что я вас люблю?
— Зачем эта ложь? Вы никого не любите, а что до меня… то я вас ненавижу!
— Лгать действительно очень нехорошо, моя дорогая! С вашего позволения, я уточню, что я не ненавижу, когда меня ненавидят… Это придает некую пикантность нашим отношениям, вы не находите? Вот, например, Девит… Он меня ненавидит. А меня это забавляет. Он только и мечтает меня убить, и он знает, что мне это известно… Таким образом, мое с ним сотрудничество лишено однообразия.
— В один прекрасный день вы потеряете бдительность…
— И не рассчитывайте на это, дорогая, я прошел суровую школу… А если снова вернуться к вашему шотландцу, то ему крупно повезло, что он мне еще нужен, а то бы…
— А то бы?..
— А то бы он уже мог прочувствовать разницу между прохладой воды в Темзе и прохладой холмов в своем краю.
— Но вы же не посмеете все-таки убить этого несчастного только за то, что он честен и наивен?
— Разумеется, нет. Но то, что он положил на вас глаз, я ему не прощу. У меня есть такая слабость — я держусь за то, что мне принадлежит. Плохо, что его обожание не оставило вас равнодушной, а то бы я ограничился тем, что влепил бы ему как следует, дабы поучить хорошим манерам. Так что, видите, какие странности преподносит нам жизнь, а поэтому, если с ним что-нибудь стрясется, то он будет этим обязан вам…
— Я не позволю вам этого!
— Что мне нравится в вас, Патриция, так это детская непосредственность, которой не дано считаться с обстоятельствами… Когда я учился в Оксфорде, о да, моя дорогая, я был студентом в Оксфорде, правда, не очень выдающимся по сравнению с остальными, в колледже Магдалины точнее, ну, пока меня оттуда не выгнали из-за ерунды… Нас там учили всегда охватывать весь комплекс проблем по какому-либо вопросу перед тем, как принять то или иное решение. Жаль, что вы не прошли такой школы, как Оксфорд!
— На вашем примере видно, что мне не о чем жалеть!
— Мне нравится, как вы умеете парировать, Патриция, но если бы вам не нужно было петь сегодня вечером, я бы вам продемонстрировал, что за любую наглость нужно расплачиваться… Однако публика будет в шоке, если увидит, что вы плохо выглядите.
И снова ей стало страшно, а ироническое хладнокровие Дункэна приводило ее в ужас гораздо больше, чем грубость или жестокость. И все-таки, любя Малькольма, она продолжала настаивать:
— Какую услугу вы требуете от шотландца?
— Вы так сильно за него волнуетесь?.. Слишком сильно… но я не хочу, чтобы вы напридумали немыслимые вещи… Он просто пойдет и возьмет сверток, за которым мне идти нельзя.
— А что будет в этом свертке?
— Любопытство — скверный порок.
— Наркотики?
Манера и тон Дункэна внезапно изменились.
— Довольно!.. Не суйте свой нос, куда не положено, Патриция! Извольте следовать этому совету, если вам дорога ваша физиономия или ваша жизнь!
— Как Джеффри Поллард и Дженет Банхилл?
Наступило короткое молчание. Патриция поняла, с каким усилием сдерживает себя Дункэн, чтобы не ударить ее. Наконец глухим голосом он произнес:
— Вот теперь, моя дорогая, можете быть абсолютно уверены, что не уйдете от меня никогда.
— Исключая тот случай, когда вас потащат на виселицу!
— Если это время наступит, то я уверен в одном: вас больше не будет на этом свете, чтобы этому порадоваться… А теперь, когда нам обоим стало все ясно, отдыхайте, чтобы вы сегодня вечером блистал… До свидания, дорогая…
Уже уходя, он оглянулся и, улыбнувшись ей, сказал:
— Право же, прискорбно, что звуки волынки вас волнуют до такой степени…
С того момента, как Сэм Блюм узнал о провале западни, которую подстроили шотландцу (а это его клиент), он впал в глубокую депрессию, которую пытался тщетно побороть с помощью виски. Блюм верил во всяких ясновидиц, гадалок на картах и прочих прорицательниц. Миссис Осбрейт — одна из самых уважаемых ясновидиц в квартале Сохо — предрекла ему, что его звезда вошла в самый беспокойный отрезок астрального пути и самое мудрое сейчас — набраться философского умонастроения, чтобы выдержать удары, уготованные ему судьбой. Сэм поднабрался знаний из всех религий, в том числе из иудейской: Бог может покарать, и его законы лучше не' преступать. Хотя он и исповедовал атеизм, откуда-то из тайников души издевательски лезли всякие древние легенды о проклятии. С тех пор, как Джеффри Поллард и Дженет Банхилл погибли, ему казалось, что гнев Божий приближается к нему, и он содрогался от страха. Но тем не менее даже в этом страхе он не мог найти источник мужества, чтобы изменить свою жизнь. Когда же получился промах с шотландцем, а навел на него он, Сэм, ему показалось это началом целой серии катастроф, угрожающих ему. Этот промах был, наверное, только прологом. Поэтому когда Сэм увидел, что входят инспектора Блисс и Мартин, то решил, что настала пора самых худших передряг.
Блисс и Мартин не намеревались, подобно суперинтенданту Бойлэнду, списать смерть своего товарища Полларда на счет заслуг и неудач Ярда. Насколько им позволяли их служебные обязанности, они все-таки все время возвращались в квартал Сохо, как самые заядлые охотники. Они понимали, что убийца их коллеги прячется где-то между «Шик-модерном» и «Гавайскими пальмами». Им хотелось хоть немного подержать в своих руках этого мерзавца, прежде чем отдать его на суд королевы. Они терпеливо шли по следу, по всем возможным направлениям, шли упорно, не падая духом. Они убедились, что главой наркомафии были не Дункэн и не Девит, но на этом их осведомленность застопоривалась. Их агентура подкрепила этот вывод, но не смогла дать более полных сведений.
В этот день Блисс и Мартин нашли нужным всерьез побеседовать с Сэмом Блюмом, ибо, в какую бы сторону они ни поворачивали, всюду натыкались на него. Именно в «Шик-модерн» приходила мисс Банхилл за наркотиком. Наконец, именно здесь жил теперь этот шотландец, относительно которого специалисты из Ярда никак не могли составить ясного представления. Был ли это просто лопух, которого Патриция Поттер водила за нос, или проходимец, играющий под дурачка, чтобы было легче всех околпачить?
Блисс и Мартин подошли к довольно высокой конторке, за которой громоздился хозяин отеля.
— Привет, Блюм…
— Здравствуйте, джентльмены… Каким добрым ветром?
— Добрым? Мы что-то не очень в этом уверены, так, Мартин?
— Не очень уверены, ты прав, Блисс…
У Сэма пересохло во рту. Блисс наклонился к нему и доверительно сообщил:
— Видите ли, Сэм, Поллард был нашим другом…
Блюм изобразил удивление:
— Поллард?
— Не прикидывайтесь идиотом, Блюм, а то хуже будет, глазом моргнуть не успеете! Вам прекрасно известно, что инспектор Джеффри Поллард останавливался у вас под именем Гарри Карвила.
— Уверяю вас, джентльмены…
От короткого и быстрого удара под ложечку у Блюма перехватило дыхание. А Мартин бесстрастно продолжал:
— Разве вы не читаете газет, Сэм? В противном случае вы должны были бы узнать своего клиента по фотографии, той самой, на которой труп Полларда…
— Но только теперь, после того, как вы мне сказали…
— Ладно, валяй дальше!
— Но я был далек от мысли, что этот жалкий тип мог быть одним из ваших коллег…
— В этом мы уверены, Блюм, иначе вы бы ему не предложили снабдить его наркотиками.
— Я?
— Да, вы. Поллард успел нам это передать.
— Это клевета!
На этот раз кулак Блисса угодил хозяину в нос, и Сэм от боли издал вопль:
— Вы, вы не имеете права!
Блисс повернулся к своему коллеге:
— Вы слыхали, Мартин? Мы не имеем права. Что вы об этом думаете?
— Право в отношении чего, Блисс?
— Я не знаю. Какое право, мистер Блюм?
— Меня бить!
— Вы ударили этого джентльмена, Мартин?
— Я? Я бы себе этого не позволил, Блисс!
— Я тоже!
Произнося это, Блисс опять саданул Сэма, который скатился на пол. Перегнувшись через конторку, Мартин схватил его и поставил на ноги.
— А вот это невежливо, так покидать нас!
Почти спятив от ужаса, хозяин «Шик-модерна» проблеял:
— Но… что… что вы от меня хотите?
— Имя того, кто тебя снабжает наркотиками!
Сэм быстренько стал рассчитывать: полицейские, конечно, могут причинить ему боль, но они его не убьют, а вот если он скажет про Дункэна, тот его убьет. Надо молчать, решил он, и смириться с тем, что его будут бить.
— Я что-то не понимаю.
— Ну, чтобы на этом не заклиниваться, мы сейчас вам объясним поподробнее!
Блисс уже занес руку для удара, как вдруг почувствовал, что его буквально подняли в воздух, и грохнулся со всего маху о стену, что называется, замертво. Остолбеневший Мартин не успел даже шевельнуть рукой, чтобы защититься. Кулак Макнамары врезался ему в скулу и сразил на месте. Вылупив глаза, Сэм Блюм глядел на эту молниеносную схватку и вместо того, чтобы обрадоваться, лихорадочно подсчитывал, во что это ему обойдется. Он только и сказал запыхавшемуся шотландцу, который, улыбаясь, ждал от него благодарности:
