Эстел Томпсон - Фальшивый грош
Карл расхохотался, но тут же посерьезнел.
— Джеки, ты не понимаешь. Не представляешь себе, каково это, когда ловишь косые взгляды украдкой. Когда тебя подозревают даже те, кто не хочет сомневаться в тебе — но они не дураки и невольно анализируют и сопоставляют, а факты таковы, что волей-неволей приходится сомневаться. Вот сейчас ты сидишь тут на солнышке, твоя рука в моей, тебе спокойно, безопасно — ведь я только что вытащил тебя из моря. Но, предположим, мы поженимся. Ты уже знаешь — я вспыльчив. А если так — то, может, и правда, отомстил жене, легкомысленно вступившей в связь с другим? Как, по-твоему, тебе не придет на ум такое? А в тех случаях, когда ты будешь лежать без сна в темноте, гадая, кто в действительности убил Элинор?
Я попыталась перебить Карла, но он поднял руку.
— Слушай, Джеки! Ты должна меня выслушать. Как насчет тех случаев, когда ты задержишься вечером? Всегда будешь уверена, входя в темный дом, что я доверяю тебе? Всегда будешь чувствовать себя в безопасности со мной рядом?
— Прекрати! — вскочила я. — Карл! Не смей говорить так!
Он смотрел на меня.
— Ты всегда будешь так уверена? Позволь усомниться. Потому что это — противно природе человека. От фактов, Джеки, не уйти. Выпадут моменты, когда тебя уколет сомнение, вопреки тебе самой. Я не могу вынуждать тебя жить с такими сомнениями.
Руки у него сжались.
— Но даже если сможешь ты — не смогу я!
Мы оба замолчали. Потом Карл поднялся, захватил мою одежду и пустую фляжку.
— Пойдем! — позвал он другим тоном, почти весело. — Тебе пора домой. Сумеешь сама дойти до машины?
— Конечно. Но, Карл…
Легко дотронувшись пальцем до моих губ, он улыбнулся, покачав головой:
— Хватит! На сегодня с тебя довольно синяков.
— Ты спас мне жизнь! — я оглянулась на море. — Есть ли в мире слова, чтобы выразить мою благодарность?
— Не падай снова в воду! А то опять нарушатся мои планы дописать картину.
Мы молча направились к машине — не оттого, что нам было нечего сказать друг другу, наоборот — слишком много. Измучилась я невероятно и с облегчением нырнула в машину. Никогда еще обивка не казалась мне такой чудодейственно мягкой. Я откинулась на спинку, пока Карл снимал холст. Казалось, прошла тысяча лет с тех пор, как он укреплял его на мольберте.
Усевшись за руль, Карл пристально взглянул на меня.
— Уверена, в больницу не надо?
— Абсолютно. Вряд ли смогу завтра вести обычный прием, но в норму приду. Хотя сейчас и самой с трудом верится.
Он не спросил меня, как я объясню, что со мной произошло, и мне не пришло в голову уверять его, что не стану распространяться об открытии, что на самом деле пловец он первоклассный. Мы оба приняли все, как должное.
Я надеялась, что сумею проскользнуть к себе незаметно; мне хотелось принять ванну, переодеться и разобраться в запутанных мыслях, а уж потом представать перед любопытным миром. Но когда я поднималась на крыльцо, вышла миссис Барнард.
— О, доктор Фримен… Ох, что это с вами?
— Так глупо, миссис Барнард, — я быстро импровизировала на ходу. — Гуляла по камням у моря, забыв про прилив, меня и смыло волной. Повозило по камням, прежде чем удалось выбраться. К счастью, у Карла Шредера нашелся комбинезон с курткой в машине, и я переоделась: моя одежда, разумеется, вымокла насквозь.
Лицо у миссис Барнард стало совсем испуганным.
— Моя дорогая девочка! Вы ведь утонуть могли! И Карл Шредер! Надо ж, именно он оказался с вами в такой момент!
— А что такого? Почему нельзя быть с Карлом в такой или любой другой момент? — резко потребовала я, не успев подумать.
— Да он же совсем не умеет плавать! — удивленно посмотрела на меня миссис Барнард. — Не мог спасти вас!
— А-а, — по-дурацки промямлила я, — и правда! Но к счастью, я быстро выбралась сама, так что неважно…
Как можно было с уверенностью предсказать — следующие несколько дней жизнь для меня была далеко не комфортна, но скоро и синяки и усталость прошли. В среду вечером после обеда я отправилась навестить Карла: меня донимали разные вопросы.
Миссис Уилкис, его пожилая домоправительница, открыла мне дверь и слегка удивленно взглянула на меня.
— Вы к мистеру Шредеру, доктор?
— Если он дома, — я слышала, в гостиной работает телевизор.
— Он у себя в кабинете, — и нехотя добавила, — можете в гостиную пройти, подождать, я скажу ему.
— Нет, — покачала я головой, — не хочу мешать смотреть вам передачу. Проведите меня, пожалуйста, прямо в кабинет. Мне он по делу нужен.
Одобрительно улыбнувшись, миссис Уилкис провела меня холлом в комнату, рядом с которой, скорее всего, находилась большая спальня.
— Мистер Шредер, к вам доктор Фримен. По делу, — доложила она, когда Карл открыл дверь.
Он улыбнулся мне и, поставив к столу второе кресло, сел и сам. Стол был завален рукописями.
— Помешала тебе, извини, — сказала я. — Мне как-то и в голову не пришло, что ты работаешь.
— Ничего. Все равно дело не клеилось. Может, и к лучшему, что помешала. Ну как ты?
— Гораздо лучше, спасибо.
Беседовали мы точно два вежливых незнакомца. Я оглядела кабинет: всюду полки с книгами, стереофонический проигрыватель, на полу необычный — темно-коричневый с золотом — ковер, удобные кресла, просторный письменный стол, открытый камин, в углу дремлет черно-белый кот. Я опять перевела взгляд на Карла. Тот, откинувшись в кресле, наблюдал за мной — мы улыбнулись друг другу: напряженность разом исчезла.
— Ты подходишь к этой комнате! — объявила я.
— Наверное, потому что обставил ее по своему вкусу.
— Карл! — настойчиво сказала я. — Мне необходимо было увидеть тебя. Не хочется, чтобы ты вспоминал страшное… но ты и так вряд ли его забывал. Есть вопросы… мне непременно надо получить на них ответ.
— Давай спрашивай!
— Пожалуйста, расскажи мне, как можно подробнее, все, что случилось в тот день. Я хочу знать, отчего ты решил, что у Элинор связь с другим? Почему заключил, что она боялась? И кого, как по-твоему? Тебя? Другого? Просто боялась?
Он оперся о подлокотники кресла, переплетя пальцы, пристально глядя на меня.
— Уверяю тебя, тут не праздное любопытство! Расскажешь?
— Да, пожалуйста, — буднично, деловито начал он. — Я собирался отвезти машину в Виллоубанк в гараж, на смазку, масло поменять. Но ключей от машины на их обычном месте — на журнальном столике — не оказалось, и я крикнул Элинор, может, она знает. Однако она не отозвалась, и я решил — вышла куда-то. Помню, еще подумал — к Уиллисам, наверное, побежала за чем-то, хотя дождь шел сильный. Где я только не искал ключи! Обшарил все. Но — нигде не находилось. Тогда мне пришло в голову, а может, у нее в сумочке? Обычно, — пояснил он, почти извиняясь, — я ее сумку никогда не трогаю. Сумочка женщины — это ее личная собственность, и я уважал право Элинор хранить там личные вещи; может, и глупо, но такое у меня мнение. В общем, на этот раз заглянул туда. А роясь внутри, наткнулся на пачку банкнот — новехоньких, хрустящих: десятидолларовки, аккуратно завернутые в прозрачный пластик. Считать я их не считал, но на вид похоже было не меньше двух, а то и трех сотен.
Карл вынул трубку и, тщательно набив, закурил.
— Но даже тогда я бы не обратил особого внимания, отметил только — как глупо, таскать с собой такие большие деньги. А почему, все-таки, обратил — оттого, что как раз накануне, когда я уезжал в Аврору по делам, Элинор написала чек на 30 долларов и просила меня по нему получить: у нее нет наличных, а ее всегда ужас берет, если у нее нет при себе денег. В тот же вечер — накануне того дня, когда ее убили — Элинор ездила в гости к Баннигсам — своим друзьям, так что возможности взять в банке эти деньги у нее не было. Да и ни к чему ей.
Он затянулся.
— Откуда же у нее в сумочке очутились деньги? Вопрос ошеломил меня, я был просто физически поражен. Не особо горжусь тем, как поступил, даже и тогда ненавидел себя.
За два месяца до своей гибели Элинор уезжала в Брисбейн на несколько дней. Она регулярно ездила туда, посмотреть интересный спектакль, купить что-то. Да и друзей у нее там было много. Со мной, когда я пишу — компания плохая, так что я всегда понимал ее желание съездить проветриться, да и дольше, чем на три дня, она никогда не уезжала. В тот последний раз она вернулась с прекрасной меховой шубкой, которую, как сказала, купила сама. Объяснила, вроде бы норка, но мне было как-то все равно. Я в мехах не разбираюсь. Однако, шубка была очень красивая и стоила несомненно несколько сотен долларов.
— Ее деньги, — поспешно прибавил Карл, — были, конечно, сугубо ее личным делом, и тратила она их на что хотела, но вообще-то транжирой не была никогда.
И теперь я взял и просмотрел ее чековую книжку, наткнувшись на нее в сумочке. Элинор очень аккуратно сохраняла корешки, и я обнаружил, что расхода на шубку тут не значится. Я старался уговорить себя, что ошибся. Еще раз пролистал корешки, но нет — шубки Элинор не покупала. Объяснение находилось одно.
