Эдгар Уоллес - У трех дубов
На следующее утро, как обычно, он направился к «Фальдфрицену». Однако ничего ободряющего там не получил.
— За всю мою жизнь я не встречал такого полного разрушения, как это, — гласил приговор лондонского специалиста. — Все деревянные части дотла сгорели.
— А как обстоит дело с остатками письменного стола?
— Я их тщательно просеял. Кстати, мистер Смит, не вы ли здесь бродили вчера ночью.
— Я? Почему вы так решили?
— Один из моих людей видел кого-то прогуливавшегося с карманным фонарем по пепелищу.
— В котором часу это было?
— Вскоре после десяти. Вот этот человек — он проживает там, в домике по ту сторону долины, — возвращался обратно из паба, который закрывается в половине двенадцатого. Он думал, что это вы и не обратил внимания на этого человека.
Сократ опустил голову. Что нужно было этому незнакомцу на развалинах, что он искал?
— Поручите с сегодняшнего дня кому-нибудь ночью дежурить здесь. И еще: рабочие ни в коем случае не должны пользоваться павильоном. Вчера я наблюдал, как двое из них расположились там на завтрак.
— Я уже предупредил их, — ответил чиновник.
Они медленно поднялись по дороге, ведущей к павильону.
— Это очень ценный мрамор, — объяснил Сократ, открывая дверь в павильон. — Проклятье!..
Разбитая на два куска, на полу лежала мраморная плита стола; мраморное кресло, или трон, как его называла Молли, также было опрокинуто.
— Мои люди не могли это сделать, — запротестовал чиновник, указывая на обломки мрамора. — Сэр, что вы об этом скажете?
Цоколь кресла, который Смит считал массивным, в действительности был пустотелым, на дне его стоял плоский ящик. Оловянный ящик со взломанным замком был пуст, за исключением одного листа бумаги, вероятно, в спешке позабытого или не замеченного грабителем. Это был титульный лист, на котором энергичным почерком Менделя, хорошо знакомым Сократу, было написано:
«Сообщение Джона Менделя, бывшего инспектора уголовного отделения Скотленд-Ярда, о событиях в „Луже на болоте“ от 27 февраля 1902 года».
Кроме этого листа Сократу Смиту, несмотря на самые тщательные поиски, ничего найти не удалось. Ночной незнакомец с карманным фонарем забрал себе все остальное.
Итак, записки Джона Менделя еще существуют… Но у кого они сейчас в руках?
Были вызваны двое рабочих, которые поставили снова на цоколь оставшееся целым сиденье.
— Вор избавил себя от труда сбросить эту тяжесть. Посмотрите-ка, мистер Смит, задняя часть кресла имеет шарниры, и тяжесть так отлично сбалансирована, что до статочно небольшого усилия руки, и кресло открывает отверстие в цоколе.
Когда Сократ снова вернулся в «Принценгоф», то узнал что Боб Штейн уехал на свою ферму, расположенную в десяти милях отсюда. Своего брата после долгих поисков нашел в тенистом местечке, где он был занят требующим особого внимания делом: держал моток шерсти для Молли.
— Мне очень жаль, Лекс, что я помешал вам, — начал Сократ, когда затащил влюбленного молодого человека в свою комнату, — но ты сейчас сам убедишься в важности моего дела: я нашел тайник, где находился дневник Джона Менделя.
— Вместе с рукописью?
— Нет, только эту страницу.
Лексингтон торопливо пробежал глазами немногие строчки.
— Да, это, очевидно, заглавный лист. Ты думаешь, что и остальное находилось там?
— Кто-то имел настолько веские причины уничтожить рукопись, что для своей цели не остановился даже перед поджогом. Видимо, какие-то угрызения совести мучили Джона Менделя сильнее, чем то обстоятельство, которое привело к двоемужеству мать Молли. Более того, он ожидал, что человек, которого так боялся, предпримет попытку овладеть его исповедью — ведь таковой она и является. Вот почему он хранил ее в павильоне.
Лексингтон размышлял некоторое время, потом пробормотал:
— Не мог ли это быть Джефри? Если ему так необходимо было уничтожение этой рукописи, то не могли он и убить Джона Менделя?
— Кто может это знать? — прозвучал неопределенный ответ Сократа, хотя он не разделял подозрения Лексингтона. Затем резко уклонился от этой темы.
— Послушай, Лекс, я нанял нового камердинера.
— Что? Ты что, собираешься уволить старого Септимуса?
— Нет, совсем нет, но я не могу перевести его сюда. Чужой дом и чужие люди не доставят старику удовольствия, Ты ведь знаешь, как он горд тем, что за свою жизнь не удалялся больше чем на две мили от Риджент-парк. Вместо него здесь будет Франк.
— Кто он и что собой представляет этот Франк?
— Редкий тип среди слуг. Он даже учился в Оксфорде, был в свое время секретарем у помощника директора полиции, а выглядит так, словно сам в один прекрасный день станет директором полиции.
— Итак, другими словами, он сотрудник уголовной полиции?
— Совершенно верно. И мне он очень нужен.
— А как к этому отнесется Штейн?
— Он не должен ничего знать. Согласись, что это не совсем корректно: введение в частный дом тайком полицейского. Все же я получил инструкцию, — он лукаво усмехнулся при мысли об известной бумаге, — которой должен следовать. Между прочим, я тоже считаю, что Боб Штейн не является в достаточной степени защитником Молли. И ты тоже таковым не являешься, — отметая все протесты брата, сказал он. — Ты слишком влюблен, а это в какой-то мере расслабляет тебя. Франк, напротив, будет отлично справляться с этим.
— Ого! А я сам не могу защитить Молли?
— Нет. Тем более, что тебя здесь не будет. Я как раз решил нанести визит этой «Луже на болоте», и ты будешь меня сопровождать. Думаю, что это старая ферма возместит нам все затраченные усилия на поездку в Девоншир…
— Ах, вот почему ты пригласил Франка!
— Конечно. И к тому же Франк, насколько я знаю, обручен с очень хорошенькой молодой девушкой, дочерью профессора патологии Стейна, так что тебе не угрожает никакая опасность.
Франк появился в полдень. Это был молодой человек приятной наружности, который тотчас же принялся за чистку платья Сократа Смита, уборку и выразил пожелание поселиться в комнате для прислуги.
— Вам неприятно, Боб, что я навязал еще одного человека? — спросил Сократ Штейна, когда тот возвратился из своей поездки.
— Ни в малейшей степени. Но что случилось с вашим старым слугой, который так заботился о вас в Риджент-парк?
— Септимус ненавидит всякие путешествия и, кроме того, он начал быстро уставать, — невозмутимо солгал Сократ. — Я его успокоил тем, что он теперь будет обслуживать Лексингтона… А теперь я хочу сообщить вам нечто очень важное.
В уютном кабинете Штейна он рассказал ему о своем открытии в павильоне.
— Да, — произнес Штейн. — Хранить свою маленькую тайну под мраморным сиденьем? Что могло быть в этой рукописи?
— По всей вероятности, какая-то неблаговидная история. Я хочу проследить все поступки и поведение Менделя 27 февраля 1902 года.
— В таком случае я могу вас избавить от лишнего труда, — проговорил Штейн, подходя к запертому шкафу, — В 1902 году мы много работали вместе, и у меня была привычка делать заметки о нашей совместной деятельности. Вот здесь у меня соответствующая тетрадь 1902 года… 27 февраля… Ага, Мендель и я обыскивали пароход «Антрим», предназначенный для отправки в Бильбао. Никаких следов Деверу. В воскресенье возвратились в Лондон.
— В таком случае Мендель не мог быть в этот день в «Луже на болоте», а узнал о происшедшем там позднее от кого-то, — заключил Сократ.
— Кажется так. Где, между прочим, находится эта «Лужа на болоте»? Название указывает на Девоншир…
— Совершенно верно. Эта ферма находится по дороге в Акбуртон; заброшенная усадьба, которая, по-видимому, принадлежит одному французу.
— Почему бы вам не посмотреть на нее?
— Я и намереваюсь съездить туда завтра с Лексингтоном. Упоминал ли когда-нибудь при вас Мендель эту усадьбу?
— Нет. Знаете, Сок, я все более и более убеждаюсь в том, что Мендель был сумасшедшим.
— Сумасшедшим?
— У него были разные странные галлюцинации. Я уверен, что его жизни никто никогда серьезно не угрожал, и то, что он нашпиговал все свое имение этими автоматическими приспособлениями сигнализации тревоги, нужно воспринимать как симптом мании преследования.
— Но его кончина, собственно говоря, доказывает, что у него действительно были все основания для страха за свою жизнь, — сухо возразил Сократ.
— Это потому, что он был убит? А если есть некто, который его застрелил, и это было совсем другое, чем то… я бы сказал, воображаемое, чего он ожидал? Мендель всегда был чрезвычайно подозрительным парнем. В каждом мрачном необитаемом доме он чуял тайну; в каждой разрушенной постройке представлял себе различные таинственные преступления. Не забывайте, что он ежегодно совершал на автомобиле продолжительные путешествия по Девонширу во время своих отпусков. Возможно, что в одну из своих поездок он проезжал мимо «Лужи на болоте», и его фантазия мгновенно связала это необычное, необъяснимое название с каким-нибудь романтическим привидением.
