Петр Акимов - Плата за страх
Вокруг них гомонили и суетились почти два десятка женщин. В большой комнате с тремя окнами и шестью письменными столами кто-то кому-то на что-то жаловался, кто-то уговаривал клиента, кто-то распекал сослуживицу. Другие в это время, не поднимая головы, заполняли бланки ордеров или считали деньги. Агенты не имели своих персональных письменных столов, каждая при необходимости занимала то место, которое было свободно. Когда случался наплыв, как сегодня, некоторым приходилось делить стол на двоих или даже на троих. При этом нередко бумаги перепутывались. Это добавляло суеты, но зато обеспечивало и взаимоконтроль.
— Марья Филипповна, — спросила Кузнецова, когда старушка промокала уголком платка слезящиеся глаза, — а вы вот такую штуку у Зины не видали?
Иванова усадила очки на мясистый нос, из которого кое-где торчали седые волоски, и всмотрелась в показанный Надеждой прибор:
— А что это?
— Пейджер.
— А зачем он?
— Это как телефон. Только не слова передает, а текст.
— Ага! Помню, видела такой по телевизору. Только не поняла. Толком ничего не объясняют. Одна мельтешня. А откуда ты узнаешь, что тебе передают?
— Он тогда сигналит: трещит или пищит. Так, Марья Филипповна, вы не замечали: пользовалась таким Зина?
Иванова пожевала губами, огляделась и сказала вполголоса:
— Было. Сидела Мицуписька с такой штукой. На позапрошлой неделе и сидела. В тот же день тебя еще один роскошный клиент искал. А бабенка вон там сидела, за тем столом, где ныне девки чай пьют. Но она эту штуку не так, как ты, держала. А вот так — под столешницу смотрела. Я еще думаю: а чего она там подглядывает? Книжку, что ль, опять на службе читает? Потом смотрю: не книжка, а не поймешь что. На приемник вроде непохоже. Да и не играет. Я б слышала, я на ухо чуткая.
Слух у Марии Филипповны действительно был куда там многим молодым, оглушенным хард-роком. И, напомнив об этом, бабуся сделала Кузнецовой подсказку, которой той давно не хватало.
Отойдя от Ивановой, Надежда из другого кабинета позвонила в пейджинговую компанию. Она не без труда добилась, чтобы ее соединили с тамошним начальством, и уговорила его сделать так, как ей было нужно.
Потом Кузнецова вернулась в «общую», как называли на их участке кабинет агентов-консультантов. Похлопав в ладоши, она добилась относительной тишины и объявила:
— Девочки, тише! Есть шанс поймать воровку.
Тишина после этого воцарилась абсолютная.
А именно тишина и была нужна Кузнецовой больше всего, чтобы осуществить задуманное.
Если ее подозрения на Зинин счет были верны, то, чтобы успешнее перехватывать чужих клиентов, кузнецовский пейджер нужен был Мицуписе здесь, в офисе. А потом, когда, по просьбе Нади, ее сообщения переключили на новый пейджер, ненужный уже аппаратик безалаберная девчонка вполне могла оставить тут же, в «общей».
Конечно, дабы не привлекать лишнего при воровстве информации внимания, Зина наверняка отключила звуковой сигнал. У пейджера, которым пользовалась Кузнецова, было два варианта сигнала: пищалка и беззвучная вибрация — на тот случай, если хозяин не хотел тревожить окружающих. Вот вибрацией-то, вероятно, злоумышленница и пользовалась. Но звука нет, когда приборчик трясется в кармане. А когда он лежит где-то в столе, среди бумаг, звук хоть несильный, но должен быть. На этом Кузнецова и построила свой замысел.
Просто выбрать момент и обыскать «общую», пользуясь тем, что столы тут не запирались, ей было мало. Пойди докажи потом, как было на самом деле. Публичность поиска обеспечила ей «понятых», свидетельство которых могло прибавить веса ее не слишком-то веским обвинениям.
Кузнецова объяснила коллегам, чего добивается, и продемонстрировала, как шуршит, приняв сообщение, положенный ею в стол новый пейджер. А потом выключила его и попросила всех прислушаться: по ее просьбе пейджинговая компания в обусловленное время начала передавать сообщение на ее первый, украденный у нее аппарат.
Несколько секунд женщины вслушивались в тугую, как надутый ветром парус, тишину. Одна из них пошевелилась, и скрип стула прозвучал, как вопль сексуально озабоченного кота. А потом тихая и незаметная, как мышка, Федоровская, сидевшая за ближайшим к окну столом, пискнула:
— Ой! Тут что-то шебуршит!
Переждав взрыв голосов и чувствуя усталость от покидавшего ее напряжения, Надя подошла к Федоровской. Демонстративно показав прозрачный полиэтиленовый пакет и надев на руку перчатку, она выдвинула нижний ящик. Среди ручек с пустыми стержнями, испорченных бланков и мятой копирки тихо дрожал от озноба черный толстенький прямоугольник с закругленными краями. Кузнецова взяла его двумя пальцами, показала, высоко подняв, аккуратно выцарапанную надпись «Н.К.» и опустила улику в пакет. Потом она сложила его, приклеила на сгиб отрезанную от чистого листа бумаги полоску и попросила расписаться нескольких присутствующих.
Тут же, как водится, объявились скептики:
— Чепуха все это! Может, Надька сама его тут забыла?
— Да если его и вправду стырили, при чем тут Мицупися? Мало ли кто мог им пользоваться?!
Но по закону компенсации подали голос и позитивисты:
— Не будет же Кузнецова просто так…
— Отпечатки пальцев! — догадливо пискнула Федоровская.
— Правильно!
— Вот здорово!
Слова «отпечатки пальцев» звучали совсем как в кино. Солидность термина, о котором все знают, но которым мало кому удавалось попользоваться для практических нужд, сразу прибавила значительности событию. И тут же несколько желающих выстроились в очередь, чтобы тоже расписаться на пакете.
Когда все желающие поставили автографы, Надежда спрятала пакет с уликой в сейф начальника участка и отправилась покурить в «дамскую» комнату. Теперь предстояло придумать, как воспользоваться находкой, чтобы прижать к стенке Рыкалову и выяснить, от кого в ее руки попал пейджер Кузнецовой. Она не сомневалась, что Зина и тот, кто за ней стоит, теперь у нее на крючке. Затевать сейчас новые пакости против Кузнецовой они вряд ли решатся.
Значит, есть время расслабиться и подумать.
Почти неделю, дожидаясь известий от подруги, Панкратова ломала голову, вспоминая тех, кто мог бы затаить на нее зло. И не просто гадала, а действовала как привыкла, по системе. Естественно, составила подробный список тех, с кем пересекались ее пути за последний год. Выбрала из него тех, с кем случались конфликты. Из этих, в свою очередь, выбрала тех, с кем конфликты зависли в неопределенности или даже обострились до неприязни.
Но ничего заслуживающего внимания, чтобы объяснить ее напасти, не нашлось. Бывало, безусловно, что на нее обижались и злились. Если, например, она пообещала, а Глебский что-то напутал или испортил. Но она имела привычку предупреждать, что последнее слово — не ее. Посему любому было ясно, что она могла обеспечить только минимальное содействие. Никого, кто смог бы озлобиться на нее до такой оголтелой мести, она не смогла обнаружить в своих списках.
Воспоминания невольно заводили ее довольно далеко, и постепенно в ней начала теплиться догадка, о которой ей было жутко даже думать. Тем более — рассказать о ней подруге.
А Кузнецова звонила почти каждый день. По-военному кратко сообщала:
— …Глебского не могу найти. В «Снабсбыте» пусто. Все в принудительных отпусках без содержания. Дома у него телефон не отвечает.
— …Завотделом в журнале расколола. Точно: ему звонила женщина. Представилась как жена мужика, пострадавшего от твоего коварства. Странно, да? Этого Пишуева предупредили, но он все-таки полез. Черт-те чем эти мужики думают!
— …Слушай, а не может так быть, это кто-то из забытых тобой родственников? Вдруг тебе оставили наследство и тебя гоняют, как зайца, чтобы ты стала сговорчивее? Ничего не бред! При расследовании нельзя упускать ни одной версии.
— …Пока ничего нового. Но ты думай, думай. Кстати! Ты вспоминай не только людей, но и дела. Сделки, цифры, отчеты. Может, ты нечаянно какую-то шибко секретную или опасную для кого-то информацию узнала? Я не знаю, как это может быть связано. Но все бывает.
И Панкратова засела за новые списки и таблицы. Кое-какой компромат на своих бывших начальников она помнила. Налоги, отчисления в пенсионный фонд, зарплата на подставных лиц, липовые авансовые отчеты. Если это изложить в виде кляуз и проявить недюжинное упорство, то, наверное, можно было бы несколько осложнить жизнь тем, кто от нее столь бесцеремонно избавился. Но вряд ли эта зыбкая вероятность могла послужить причиной для той травли, которой подвергли Панкратову. Какой смысл ее доставать, если ее даже не предупредили, о чем именно ей следует молчать?
Отсидевшись за мощными дверями в уюте обновленной квартиры, Тамара уже почти скептически относилась к недавно напугавшим ее открытиям подруги. Она все больше склонялась к тому, что все случившееся с ней — не более чем несколько совпадений. Очень неприятных, но тем не менее случайных.
