Фредерик Дар - Хлеб могильщиков
– Ваша версия яда, перешедшего от мертвого, не тянет...
– Что?
– Я проконсультируюсь у экспертов и займусь эксгумацией Кремана.
Более сердечным он не стал. Все тот же легавый. Он меня отправил в камеру, где я провел несколько дней.
Время тянулось бесконечно. Мне не удалось добиться своего. Никогда больше я не обрету ни свободы, ни любви женщины. Меня будут судить. Может быть, отрубят голову... Но я не верил в это, потому что у нас, во Франции, присяжные заседатели чувствительны к любви.
Мне потребовалось время, чтобы понять, что в какой-то ничтожный миг я перешел из счастливого мира к самой черной безнадежности и отчаянию. Но мне потребовалось еще больше времени, чтобы смириться с этим.
* * *Когда, наконец, я появился в кабинете Шарвье, там была Жермена и инспекторы. Я был поражен темным цветом ее лица и потерянным взглядом. Я улыбнулся ей.
– Здравствуй, Жермена...
Она слабо кивнула в ответ.
– Садитесь, – сказал главный инспектор.
Перед Шарвье лежала стопка бумаг.
– Деланж, мы произвели эксгумацию Кремана. Говорю вам сразу же: придуманная вами версия не пройдет: он умер естественной смертью. Ни малейших следов яда... Так утверждают эксперты. За столь короткое время мышьяк не мог попасть в желудок Кастэна!
Инспектор не блефовал. Это подтверждало подробное, подписанное и заверенное заключение.
Я посмотрел на Жермену. Ее лицо так много выражало... Это она его отравила... Я вспомнил о жалобах могильщика на боль в желудке, о его позывах к рвоте, желтый цвет его лица, его слабость... Неделями она отравляла его. Это был ее ответ на его мелочность и побои.
Шарвье смотрел на нас.
– Я собрал вас обоих с намерением установить истину. Истину! Слышите меня? Кто из вас двоих скормил эту гадость Кастэну? Давайте-ка, детки, время настало!
Я поднялся. Сидеть больше было невмоготу.
– А, ладно, что уж... Да, это я, инспектор! Я один. Таким образом я хотел его уничтожить. А потом, когда я узнал, что он едет в Париж лечиться, я испугался, что врачи доберутся до истины. Тогда я ускорил события и воспользовался представившейся возможностью.
Я не смотрел ни на кого. В таких условиях врать нелегко.
Раздался подозрительный голос Шарвье:
– А зачем тогда вы выдумали эту историю с мышьяком в склепе?
– Я надеялся, что мне поверят... Потому что отравление, которое я совершил, предполагает умысел, не так ли? И мне казалось, что на присяжных это произведет плохое впечатление.
– Мадам Кастэн была вашей сообщницей?
Я пожал плечами:
– Вы думаете, что для того, чтобы бросить щепотку порошка в стакан, нужно несколько человек?
– Она была в курсе ваших действий?
– Абсолютно нет.
– Мадам Кастэн, вы были в курсе этого отравления?
– Нет.
– А того, что было дальше?
– Тоже нет.
Я взглянул на Жермену:
– Если бы она узнала об этом, она ни на минуту не осталась бы со мной. Не так ли, дорогая?
Ее глаза были такими нежными, какими я никогда их не видел. Я понимал, что она принимает мою жертву. И не из эгоизма, но как почесть, которую я воздавал нашей любви. Она чувствовала, что, спасая ее, спасаю в себе что-то более ценное, чем жизнь и свобода.
– Нет, – прошептала она, – я бы не осталась с тобой, Блэз...
Еще одним взглядом я поблагодарил ее за то, что она приняла мой дар. После этого я сел, уставший, как человек, проделавший тяжелую работу.
Когда я повернулся, чтобы взглянуть на Жермену еще раз, ее уже не было...
Ее увели, совсем одну, в жизнь!
![Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]](/uploads/posts/books/148319/148319.jpg)
