Элиз Тайтл - Ромео
Он не был надписан. И не заклеен. «Наверное, опять предупреждают о повышении арендной платы, черт бы их побрал», — подумала она, извлекая из конверта сложенный втрое лист бумаги.
Но это было не уведомление о повышении арендной платы. В руках у Сары было письмо, напечатанное на обычном листе почтовой бумаги — судя по всему, лазерным принтером.
Моя дорогая Сара,
Знай: ты не одинока. Только я могу разделить с тобой твою печаль. Только я могу понять тебя…
Концовки, как и подписи, не было.
«Боже, — подумала Сара, — вот и посыпались эти фальшивые соболезнования. Очередной фанат Ромео? Может, тот самый, что пытался получить автограф?»
Поморщившись от нахлынувшего отвращения, она скомкала записку, даже не дочитав ее. Не обращай внимания на этих психов, как сказал детектив. Дельный совет.
— Кофе с молоком? — Раздавшийся из кухни голос Аллегро вывел ее из оцепенения.
— Нет! — крикнула она в ответ, с удивлением обнаружив, что собственный голос кажется ей чужим. Анонимное послание явно ее взволновало. Своей дерзостью. И сентиментальной проникновенностью одновременно.
— Сахар?
— Нет, просто черный. — Она швырнула скомканную записку на столик в прихожей в тот самый момент, когда в комнату вошел детектив с двумя чашками дымящегося кофе.
Они уселись на кушетку и в напряженном молчании принялись потягивать кофе. Заметив, что детектив уже почти осушил свою чашку, Сара опять разволновалась. Сейчас он уйдет. Оставит ее одну.
Она вздрогнула, услышав, как ударилась о столик пустая чашка Аллегро.
— Мне пора, — прозвучал его голос.
— Еще чашечку?
— Нет, спасибо. — Он посмотрел на нее и обратил внимание на усилившуюся бледность. — У вас кто-нибудь есть? Кого можно было бы позвать посидеть с вами?
Она молча кивнула головой. Можно позвонить Берни. Только, если он придет, обязательно начнет уговаривать ее «дать волю чувствам». Но она знала, что, стоит ей расслабиться, потом уже будет невозможно взять себя в руки. Вот такая дрянная натура.
Она увидела, что Аллегро встает. Направляется к двери.
— Я тут кое о чем подумала…
Он резко остановился.
— Да? Что такое?
— Мелани. Я вчера с ней разговаривала.
Он ждал, что она скажет дальше.
— Боже, неужели это было вчера? — Она вымученно улыбнулась ему. — Я так нагрубила ей. Она позвонила рано. Разбудила меня.
— Я по утрам тоже не подарок.
— Я всегда резка с Мелани. Вернее, была резка. Вечно ругалась с ней. Она этого не заслуживала.
— Ну, это, как говорится: что имеем — не храним… Только не надо убиваться из-за этого.
— Да, вы правы. Что толку горевать о непоправимом. — Она рассмеялась — невесело, едко. — Но вчера я взбрыкнула из-за того, что Мелани опять пристала со своими нравоучениями.
— А поточнее?
— Уже не помню. Зато хорошо помню, что она упомянула о предстоящем в тот вечер свидании.
Последовала напряженная пауза.
— С кем? — спросил Аллегро.
— Я не знаю. Она не сказала.
— А имя Перри вам ни о чем не говорит? Роберт Перри? Безработный инженер-программист. Лет двадцати семи, блондин, хорош собой.
— Нет. Первый раз слышу. — Она поколебалась. — Но что-то уж очень молоденький. Мелани ведь было тридцать шесть. Не думаю, чтобы она переключилась на таких сопляков. Впрочем, я не слишком хорошо знаю ее вкусы в отношении мужского пола. Могу судить только по Биллу.
— Вы имеете в виду доктора Билла Деннисона? Бывшего мужа вашей сестры.
— Да. Ему уже далеко за сорок. Они были женаты три года.
— Роберт Перри — пациент вашей сестры.
Сара изумленно уставилась на него.
— О!
Он помялся в нерешительности.
— Мисс Розен, как вы думаете, ваша сестра могла переступить границу дозволенного? Я имею в виду, как практикующий врач?
— Вы хотите спросить меня, спала ли она со своими пациентами?
— Такое ведь случается, не правда ли? Об этом много пишут. Грешат священники, адвокаты, домашние врачи, психиатры. — Он пожал плечами. — Иммунитета против искушения нет ни у кого.
Сара ответила не сразу.
— Полицейские в этом смысле тоже не исключение? Что скажете, детектив Аллегро?
— В вас сейчас говорит обида.
Она хмуро посмотрела на него.
— Да, это уж точно.
— Перри утверждает, что они были любовниками.
— И вы думаете, что именно с ним у нее было свидание накануне вечером?
— Вполне возможно.
— Так, значит, он и есть Ромео?
— У нас нет никаких улик против него. Пока. — Он сделал многозначительную паузу и, помявшись, смущенно добавил: — Я сожалею о кончине вашей сестры.
Она кивнула головой.
— Я не знаю, что следует говорить в подобных случаях, — пробормотал он.
— Я тоже, — безучастно произнесла она.
Он подошел к двери и вдруг заметил скомканную записку на столике.
— Что это?
Его наблюдательность позабавила ее, и она чуть не расхохоталась.
— О… ничего. — Отлично. Чем проще она будет относиться к такой чепухе, как эти соболезнования, тем лучше.
Он задержал на ней взгляд. Потом протянул ей свою визитную карточку.
— Здесь указан и номер моего пейджера. Если вам нужно будет связаться со мной — пожалуйста, в любое время к вашим услугам.
— Детектив?
— Да?
— Почему он… забирает их сердца?
Аллегро стоял у двери, спиной к Саре, опустив голову. Наконец он обернулся. Их взгляды встретились.
— Я не знаю, мисс Розен. Может, потому, что у этого негодяя нет своего сердца.
Она изумленно посмотрела на него.
— Да. Бессердечный. Должно быть, так и есть.
Репортеры вновь атаковали Аллегро, стоило ему выйти на улицу. Затрещали видеокамеры. Вспышки фотоаппаратов слепили глаза. Со всех сторон на него сыпались вопросы, выкрикиваемые пронзительными, надрывными голосами. Детектив без устали повторял «без комментариев». Убедившись в том, что поблизости нет того наглеца, что рвался за автографом Сары, он, упорно работая локтями, начал пробиваться к своей машине.
Выехав со стоянки, он направился в сторону Дворца правосудия на Брайант-стрит. Правда, на подъезде к нему даже не притормозил, а свернул на Восьмидесятое шоссе, следуя в хорошо знакомый квартал. Он остановился у обочины в желтой зоне паркинга напротив «Бэй Уинд Грилл» — убогой пивнушки на Поулк-стрит. Заведеньице было из тех, куда туристам наведываться не рекомендуют.
Зеке, бармен, столь же мрачный и неухоженный, как и его жалкий кабачок, едва завидев Аллегро, тут же выставил на прилавок порцию «Джим Бим» и пива.
Аллегро начал с виски, расправившись с ним одним долгим глотком, и тут же запил его холодным пивом.
— Повторить? — услужливо предложил Зеке.
Аллегро предпочел бы, чтобы тот оставил всю бутылку, но час был ранний, и нужно было возвращаться на работу. Правда, от повторной дозы отказываться не стал, решив, что на обратном пути заедет домой и приведет себя в порядок. Второй стакан он осушил быстрее, чем первый.
— Похоже, денек сегодня не из легких, — заметил Зеке.
— Да уж, — сказал Аллегро, вытирая рот рукавом. — Денек что надо.
После того как Аллегро ушел, Сара еще какое-то время сидела в кресле. Потом со вздохом поднялась и подобрала скомканное письмо.
…Ты не должна меня бояться, Сара. Я никогда не причиню тебе вреда. Мы с тобой родственные души. Ты такая сильная, Сара. Мне нужна твоя сила. Открой мне свое сердце.
Само по себе абсурдное, послание заканчивалось скупым постскриптумом, добавлявшим гротеска: «В следующий раз подробнее, любовь моя».
Сара изо всех сил влепила кулаком по листу бумаги, потом разорвала его на мелкие кусочки.
— Нет уж, кретин, черт бы тебя побрал. Со мной этот номер не пройдет. Тебе не удастся заморочить мне голову!
Она резко распахнула дверь и выскочила в коридор. Словно в погоне за мерзавцем, подсунувшим ей под дверь этот мусор. Как будто пыталась прогнать его прочь, навсегда. Тени всю жизнь преследовали ее. Довольно, хватит.
В коридоре было пусто и тихо. Тишину нарушало лишь биение ее сердца.
…Еще ребенком, Ромео был жертвой садомазохистских наклонностей. В качестве объектов для эмоциональной разрядки он выбирал животных, приятелей-сверстников… Ничего дурного в своих жестоких выходках не замечая… Извращенная ментальность вседозволенности.
Доктор Мелани Розен «Опасная грань»5
Ромео тихонько мурлычет прелюдию к «Голубой рапсодии», поджаривая себе ужин. Обычно он питается на скорую руку, но сегодня вечером зажег свечи на столе, выставил две тарелки, два бокала под вино. Один — для себя. Другой — для Сары Розен. Сегодня она будет незримо присутствовать за его столом, явившись с густо исписанных страниц заветной тетради.
