Оксана Обухова - Курс выживания
– Давай. Адрес пишешь?
– Говори, я запомню.
Квартира, в которой меня встретил помятый и бледный Мельников, была типичной холостяцкой норой со всеми вытекающими. С толстыми коврами, натыканными повсюду, разбросанными шелковыми подушками и пустыми бокалами, валяющимися среди всего этого мягкого великолепия. На изящном стеклянном столике в гостиной подсыхали салаты и закуски в простецких бумажных картонках «навынос», пустая коробка из-под пиццы валялась посреди комнаты, и вонь стояла соответствующая обстоятельствам. Вчера в этой норке славно погуляли.
– Пойдем на кухню, – поморщилась я.
На кухне было немного чище, Мельников дрожащей рукой сбросил в мусорное ведро остатки трапезы вместе с ножами и вилками и, словно извиняясь, выговорил:
– Домработница должна прийти… я тут…
– Ты сядь, – оборвала его я. – Слушать в состоянии?
– Да, – сказал Максим, сел на табурет, сгорбился и сжал ладони коленями.
От его помятого, густо похмельного лица во мне чуть жалость не шевельнулась. (Все же я простая русская баба, и чувство сострадания к неопохмеленным мужикам живет в моей крови, как резус-фактор.)
– Ты вчера пил?
– Пил, – понуро кивнул Мельников.
– А удержаться ума не хватило?! А если тебя на экспертизу поволокут?!
– Так я нарочно! При свидетелях! Уже позже! – вскинулся тот.
– Дурак, – не стала миндальничать я. – При твоих свидетелях можно было уже не пить. – Потом махнула рукой, нашла чистую чашку, а в холодильнике сок и, налив чуть-чуть, встала, опираясь задом на кухонную тумбу. – Девушка потеряла ребенка. Она была на восьмом месяце. – Макс закусил губу и шумно набрал воздуха в грудь. Объяснять, что теперь перед законом он стал убийцей, мне не потребовалось.
– И что ей там понадобилось?! – горестно воскликнул он. – Ночью. На дороге!
– Она собаку искала. Живет в деревне у шоссе, у них собака вечером сбежала, она ее и звала.
– Так, может быть, она потому и шум двигателя не услышала?!
– Может быть. Но разница от этого не большая. Ты был пьян и превысил скорость. А потом вовсе с места ДТП скрылся.
– Боже! – вскочил Макс и забегал по кухне. – И что теперь делать?! – Он ерошил волосы, дергал себя за бороденку и вообще истерил.
И пожалуй, на его месте так себя вел бы каждый. Мало кто способен сохранить хладнокровие после известия, что из-за него не родится ребенок.
– Отец меня убьет!!
– Не убьет, выживешь, – спокойно сказала я. – Сядь и слушай.
– Может быть, ей денег дать?! Много и сразу!
– Сядь, я сказала! Сядь и слушай! Ты к этой девчонке даже на километр приближаться не должен! Если только станет известно, что в ДТП виноват сын губернатора, скандал будет уже не замять! Пресса из твоего отца котлету сделает!
Максим наконец прекратил беготню, рухнул на трехногий табурет и поднял на меня запорошенные страхом глаза:
– Что же делать?!
– Тебе – сидеть тихо. Даже тени твоей не должно мелькнуть рядом с потерпевшей. Даже призрака! Все вопросы буду решать только я или через меня. Понял?
– Угу. А как?
– Никого не посылай в больницу. Ты, кстати, уже кому-нибудь из друзей об аварии рассказал? – Максим судорожно помотал головой. – Молодец. Обиженный друг хуже злого врага. Получит информацию – будет всю жизнь деньги тянуть. Так что молчи. Дешевле обойдется.
– А в какую больницу ее отвезли? – не удержался все же Макс.
– Забудь! – выкрикнула я. – Забудь! Даже имени твоего не должно возникать рядом с больницей! Сунешься, моментом вычислят, и пойдешь на зону!
– А кто… А что…
– А вот это и есть главная неприятность, – многозначительно подняв брови, проговорила я. – Муж у нашей потерпевшей – мент.
– Ух, черт! – выругался Мельников и выпучил глаза.
– Вот именно. Я вчера в больнице с ним столкнулась. И вот он хочет твоей крови. Клянется, что разыщет мерзавца и посадит.
– Слушай… а на тебя он не грешит?
– Нет, – поморщилась я. – Когда он приехал в больницу, на мне уже был спортивный костюм и ни грамма косметики. Он поверил, что я случайно нашла его жену, а сама девушка мало что помнит.
– Значит… машину она не запомнила?
– Можно сказать, что нет. Она плохо в моделях и марках разбирается, сказала только – огромный темный джип. В гараже нашего поместья такой машины нет, в гости в это время никто не ездит, так что я вне подозрений.
– Слушай… а эти твои работяги из автосервиса не сдадут?
– Нет. Они братья моей хорошей знакомой, я им деньги на развитие давала. – Тут я говорила чистейшую правду. Братьев я ни во что не посвящала, а сдавать им и в принципе нечего. – Человека, приехавшего от меня, они не выдадут.
– А этот… Тот, кто за тобой с костюмом приехал? Не проболтается?
– Будь уверен. Полгода назад я его племянника от тюрьмы отмазала, хорошего адвоката оплатила. – И это было чистейшей правдой. (Меньше врешь, решила я, меньше путаешься.) Зимой у одного из охранников брат в серьезной драке с поножовщиной участвовал. Я этого лоботряса взяла под крыло и позже на работу устроила. – Так что с этой стороны нам тоже опасаться нечего.
– Нам? – поднял брови Макс. – Сонь… а зачем ты вообще все это делаешь?
– Да потому, что сама дура! Ведь видела же – ты пьяный! Нельзя тебя за руль пускать! Но села. Идиотка!
– Но ты же не хотела, – тихо напомнил Макс.
– Не хотела. Но села. Так что теперь мы с тобой в одной лодке. И тонуть и плавать вместе будем. Как будто мне других неприятностей не хватает…
– Неприятностей? – пробормотал Мельников и опустил глаза.
– Да! Вечно какая-то гадость приключится! А тут… ты еще…
Макс виновато покрутил шеей, я спокойно, с надеждой подождала – а вдруг признается? Вдруг покается?!
Но зря. Мельников посчитал лучшим не дергать удачу за хвост. Ведь, как ни крути, я стала его единственной защитой от кошмара, и злить меня он посчитал опасной затеей.
И остатки совести все еще бродили по закоулкам его пропащей души. Максим скорчил лицо и выдавил из себя мужицкое полупризнание:
– Я так виноват перед тобой… Прости.
Я еще немного подождала продолжения, прикурила молча и получила извинения другого рода:
– Я могу тебе чем-нибудь помочь?
– Можешь. Но не мне, а себе.
– Чем? Как?
– На месяц ты должен исчезнуть из города.
– А папа? – вскинулся губернаторский сын.
– Вот прежде всего для папы ты и должен исчезнуть.
– Куда? За границу?!
– Зачем же так радикально? Для папы ты должен встать на путь исправления. Поедешь в деревню. В коммуну при монастыре. Вот адрес, – я протянула кусок картонки, – отец настоятель будет тебя ждать.
– Подожди, подожди… Какая коммуна?!
– Для бывших наркоманов, – невозмутимо объяснила я. – Ты должен поехать в деревню, в монастырь.
– Ты это серьезно?
– Абсолютно. У твоего отца должно появиться желание тебя отмазать в случае чего. А для этого ты обязан стать сыном, за которого стоит бороться. Иначе он тебя сдаст. Прости, но это так. Наркомана, пьяницу и дебошира защищать бесполезно. Ты снова сорвешься.
– Сонь… Я в деревне?!
– Да! Ты что, ради спасения собственной шкуры и карьеры отца не можешь месяц на жаре морковку пополоть?! Я же не в концлагерь – на хлеб и воду – тебя отправляю! Ты можешь проявить усилия ради дела?! Или… привык – папа отмажет, папа поможет!
– Да нет… Если надо… я поеду.
– Надо, – жестко кивнула я.
– Сегодня?
– Желательно. Попрощайся с папой, собери пожитки и в деревню, в глушь. Исправляться.
– Круто, – фыркнул мой «картежник».
– А ты как думал. За все надо платить. И прополка морковки на жаре не великая цена.
– Кстати, о цене, – вскинулся вдруг Макс. – Я хочу дать денег этой женщине.
– Обязательно, – согласилась я. – Но анонимно.
– Ты передашь?
– Передам.
Максим прошел в комнату и вернулся уже с кредиткой в руке:
– Вот. Бери. Тут денег много. Дай женщине, сколько считаешь нужным… И это… работягам твоим, если потребуется, или куда еще… Не экономь. Я балбес богатый, – усмехнулся он. – Отец для меня трастовый фонд открыл. Папахен у меня товарищ предусмотрительный, с губернаторами, сама знаешь, всякие неприятности случаются.
Кредитку я взяла. Так как посчитала справедливым, если моим московским помощникам будет заплачено из кармана пока что не исправившегося прохвоста.
Вечером со всей возможной изобретательностью я устроила для Туполева интимный ужин. Шампанское, свечи, я в духах и пеньюаре, на тарелочках икра, моллюски и макароны по-флотски – любимое с детства кушанье Назара Савельевича.
Жизнь налаживалась. Ирина Яковлевна была сегодня сама любезность, муж отбросил хмурость и сыпал шутками и комплиментами. Я, вдыхая полной грудью аромат свечей и собственного парфюма, щурилась сытым котенком.
